РПЦ и США признали новое правительство России. «Беглого царя — ловить!»
Санкт-Петербург, 22 марта, 2017, 12:00 — ИА Регнум. Утром 9 марта Николай Романов приехал в Царское Село, чтобы поступить под арест, назначенный ему Временным правительством. Анна Вырубова, ближайшая подруга бывшей императрицы, оставила воспоминания об этом дне, из которых можно судить, насколько Николай был адекватен историческому моменту:
«Наше беспокойство о Государе окончилось утром 9 марта. Я лежала еще больная в постели, доктор Боткин только что посетил меня, как дверь быстро отворилась, и в комнату влетела г-жа Дэн, вся раскрасневшаяся от волнения. «Он вернулся!» — воскликнула она и, запыхавшись, начала мне описывать приезд Государя, без обычной охраны, но в сопровождении вооруженных солдат… Когда мотор подъехал к дворцу, она [бывшая императрица] … выбежала навстречу Царю… В эту первую минуту радостного свидания, казалось, было позабыто все пережитое и неизвестное будущее… Но потом, как я впоследствии узнала, когда Их Величества остались одни, Государь, всеми оставленный и со всех сторон окруженный изменой, не мог не дать воли своему горю и своему волнению — и как ребенок рыдал перед своей женой.
Только в 4 часа дня пришла Государыня <…> «Он теперь успокоился, — сказала она, — и гуляет в саду; посмотри в окно!» Она подвела меня к окну. <…> Мы были готовы сгореть от стыда за нашу бедную Родину. В саду, около самого дворца, стоял Царь всея Руси, и с ним преданный друг его, князь Долгорукий. Их окружало 6 солдат, вернее, 6 вооруженных хулиганов, которые все время толкали Государя, то кулаками, то прикладами, как будто бы он был какой-то преступник, прикрикивая: «Туда нельзя ходить, г-н полковник, вернитесь, когда вам говорят!» Государь совершенно спокойно на них посмотрел и вернулся во дворец. <…>
Они оба пришли после обеда, вместе с г-жой Дэн. Государыня и г-жа Дэн сели к столу с рукоделием, а Государь сел около меня и начал мне рассказывать. Государь Николай II был доступен, конечно, как человек, всем человеческим слабостям и горестям, но в эту тяжелую минуту глубокой обиды и унижения я все же не могла убедить себя в том, что восторжествуют его враги; мне не верилось, что Государь, самый великодушный и честный из всей Семьи Романовых, будет осужден стать невинной жертвой своих родственников и подданных. Но Царь, с совершенно спокойным выражением глаз, подтвердил все это, добавив еще, что «если бы вся Россия на коленях просила его вернуться на престол, он бы никогда не вернулся». Слезы звучали в его голосе, когда он говорил о своих друзьях и родных, которым он больше всех доверял и которые оказались соучастниками в низвержении его с престола. Он показал мне телеграммы Брусилова, Алексеева и других генералов, от членов его Семьи, в том числе и Николая Николаевича: все просили Его Величество на коленях, для спасения России, отречься от престола. Но отречься в пользу кого? В пользу слабой и равнодушной Думы! Нет, в собственную их пользу, дабы, пользуясь именем и Царственным престижем Алексея Николаевича, правило бы и обогащалось выбранное ими регентство!.. Но, по крайней мере, этого Государь не допустил! «Я не дам им моего сына, — сказал он с волнением. — Пусть они выбирают кого-нибудь другого, например, Михаила, если он почтет себя достаточно сильным!» <…>
Когда Государь с Государыней Марией Феодоровной уезжал из Могилева, взорам его представилась поразительная картина: народ стоял на коленях на всем протяжении от дворца до вокзала. Группа институток прорвала кордон и окружила Царя, прося его дать им последнюю памятку — платок, автограф, пуговицу с мундира и т. д. Голос его задрожал, когда он об этом говорил. «Зачем вы не обратились с воззванием к народу, к солдатам?» — спросила я. Государь ответил спокойно: «Народ сознавал свое бессилие, а ведь тем временем могли бы умертвить мою семью. Жена и дети — это все, что у меня осталось!.. Их злость направлена против Государыни, но ее никто не тронет, разве только перешагнув через мой труп… — На минуту дав волю своему горю, Государь тихо проговорил: «Нет правосудия среди людей. — И потом прибавил. — Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника».
Я поняла, что для России теперь все кончено. Армия разложилась, народ нравственно совсем упал, и моему взору уже преподносились те ужасы, которые нас всех ожидали. И все же не хотелось терять надежды на лучшее, и я спросила Государя, не думает ли он, что все эти беспорядки непродолжительны. «Едва ли раньше двух лет все успокоится», — был его ответ. Но что ожидает его, Государыню и детей? Этого он не знал. Единственно, что он желал и о чем был готов просить своих врагов, не теряя своего достоинства, — это не быть изгнанным из России. «Дайте мне здесь жить с моей семьей самым простым крестьянином, зарабатывающим свой хлеб, — говорил он, — пошлите нас в самый укромный уголок нашей Родины, но оставьте нас в России». Это был единственный раз, когда я видела Русского Царя подавленным случившимся; все последующие дни он был спокоен».
9 марта Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов получил сведения, что некоторые члены Временного правительства выступают за то, чтобы отправить арестованного Николая II в Великобританию, причем в Англии у него есть счета в банках с большими суммами денег, которые он может использовать для ведения борьбы с новым российским режимом.
К правительству была направлена специальная делегация от Совета. Одновременно в Царское Село были направлены воинские части во главе с Мстиславским для обеспечения надежности ареста Николая II.
По итогам переговоров между делегацией и правительством было принято решение, что царская семья будет продолжать находиться в Царском Селе, в надзоре за ней будет участвовать комиссар от Совета. А все дальнейшие решения по ее судьбе будут приниматься с согласия и правительства, и Совета.
Также Временным правительством на все пограничные пункты и железнодорожные станции были разосланы телеграммы с инструкциями на случай, если Николай II устроит побег из заключения.
Вопрос о судьбе Николая II был не единственной проблемой во взаимоотношениях Временного правительства и Совета. 9 марта военный и морской министр Временного правительства Гучков в секретном письме начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Алексееву сообщал:
«Временное правительство не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, кои допускает Совет рабочих и солдатских депутатов, который располагает важнейшими элементами реальной власти, так как войска, железные дороги, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Временное правительство существует лишь, пока это допускается Советом р. и с. д. В частности, по военному ведомству ныне представляется возможным давать лишь те распоряжения, которые не идут коренным образом вразрез с постановлениями вышеназванного Совета. <…>
Начавшееся разложение запасных частей внутренних округов прогрессирует, и потому находящиеся в них укомплектования долгое время (полагаю, не менее 3—4 месяцев) не могут быть использованы для пополнения армии. Для этой цели запасные части не обладают необходимой моральной и боевой подготовкой. Поэтому о высылке в армию в ближайшее время сколько-нибудь значительного количества людских пополнений не может быть и речи».
В ответ на это генерал Алексеев в докладе Гучкову писал:
«События последних дней резко изменили картину и стратегическую обстановку. Балтийский флот является в данное время небоеспособным, и трудно рассчитывать на восстановление его к началу плавания. Из Петрограда в армию распускаются по всем направлениям агитаторы, призывающие к неповиновению начальству, взывающие к солдатам об установлении выборного начала на офицерских и командных должностях, производятся аресты офицеров и начальствующих лиц, чем подрывается их авторитет. Разложение тыла армии идет быстрым темпом, и в некоторых местах волна разложения уже докатывается до окопов». Генерал угрожал гибелью России, «германским ярмом», «…если только мы будем потакать Совету рабочих депутатов и идти дальше по пути разложения армии, вместо энергичного водворения дисциплины не только в войсках, но и в народных массах».
Одновременно (тоже 9 марта) генерал Алексеев сообщил председателю Совета министров Львову:
«На фронте начинается недоедание. При таких условиях возможность активного выступления становится сомнительной, а пассивная оборона затрудняется».
9 марта США признали новую власть в России. Американский посол Фрэнсис официально сообщил министру-председателю Временного правительства Львову о признании Соединенными Штатами Временного правительства России. По этому случаю в Петрограде состоялся торжественный прием американского посла Временным правительством.
В связи в признанием США министр иностранных дел Временного правительства Милюков в интервью представителям печати заявил, что в области внешней политики Временное правительство признает и сохраняет в силе договоры и соглашения, заключенные царской властью. Он заверил, что дружественные отношения России с союзными и нейтральными странами приведут к победоносному окончанию войны.
Зинаида Гиппиус пишет в дневнике о взаимодействии двух властей и о царе:
«Можно бояться, можно предвидеть, понимать, можно знать, — все равно: этих дней наших предвесенних, морозных, белоперистых дней нашей революции, у нас уже никто не отнимет. Радость. И такая… сама по себе радость, огненная, красная и белая. В веках незабвенная. Вот когда можно было себя чувствовать со всеми, вот когда… (а не в войне).
У нас «двоевластие». И нелепости Совета с его неумными прокламациями. И «засилие» большевиков. И угрожающий фронт. И… общее легкомыслие. Не от легкомыслия ли не хочу я ужасаться всем этим до темноты?
Но ведь я все вижу. Время старое — я не забываю. Время страшное, я не забываю. И все-таки надо же хоть немного верить в Россию. Неужели она никогда не нащупает меры, не узнает своих времен?
Бог спасет Россию.
Николай был дан ей мудро, чтобы она проснулась. Какая роковая у него судьба. Был ли он? Он молчаливо, как всегда, проехал тенью в Царскосельский Дворец, где его и заперли.
Вернется ли к нам цезаризм, самодержавие, державие? Не знаю; все конвульсии и петли возможны в истории. Но это всегда лишь конвульсии, лишь петли, которыми заворачивается единый исторический путь.
Россия освобождена — но не очищена. Она уже не в муках родов — но она еще очень, очень больна. Опасно больна, не будем обманываться…»
9 марта было опубликовано послание Священного Синода к российской пастве («К верным чадам Православной Российской Церкви») о принятии нового правительства:
«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути.
Возлюбленные чада Святой Православной Церкви!
Временное Правительство вступило в управление страной в тяжкую историческую минуту. Враг еще стоит на нашей земле, и славной нашей армии предстоят в ближайшем будущем великие усилия. В такое время все верные сыны Родины должны проникнуться общим воодушевлением.
Ради многих жертв, принесенных для завоевания гражданской свободы, ради спасения ваших собственных семейств, ради счастья Родины оставьте в это великое историческое время всякие распри и несогласия, объединитесь в братской любви на благо России, доверьтесь Временному Правительству, все вместе и каждый в отдельности приложите все усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы.
Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства, да даст ему силу, крепость и мудрость, а подчиненных ему сынов Великой Российской Державы да управит на путь братской любви, славной защиты Родины от врага и безмятежного мирного ее устроения».
Михаил Бабкин приводит текст братского слова к петроградскому духовенству члена Государственной думы протоиерея Феодора Филоненко:
«Темные силы цезарепапизма, державшие церковь Христову в тяжелых тисках гнета и насилия, — рухнули. Совесть русского православного духовенства и всех православных чад церкви отныне свободна.
Приветствую вас, дорогие братья, с этой зарей свободы, несущей благо и счастье родной стране и Церкви. Возблагодарим Господа Бога за Его милость к нашей родине и Церкви Христовой и помянем добрым словом всех борцов и подвижников за свободу. Но не будем скрывать от себя, что Церковь наша и духовенство находятся в тяжелом положении. Вековой гнет прежнего режима, подорвав и плодотворную работу Церкви, сковал ее силы, разрознил их, придушил. Белоснежная риза Церкви загрязнена кощунственными его руками. На Церковь нашу и ее служителей весьма многие смотрят подозрительно, враждебно, недоверчиво.
Дорогие братья! По праву скромного борца за свободу Церкви обращаюсь к вам с братским призывом. Отбросим далеко прочь, искренно и раз навсегда все наслоения и остатки ветхого человека, облачимся в новые ризы правды, любви Христовой и начнем строить новую, свободную жизнь в свободной русской стране для блага Церкви»
К этому моменту почти во всех провинциальных городах организованы советы рабочих и солдатских депутатов по примеру Петрограда. Во многих из них возникли также отделения «левых» партий: эсеров, меньшевиков и большевиков.
Владимир Ленин пишет второе из «Писем из далека»:
«Революцию совершил пролетариат, он проявил героизм, он проливал кровь, он увлек за собой самые широкие массы трудящегося и беднейшего населения, он требует хлеба, мира и свободы, он требует республики, он сочувствует социализму. А горстка помещиков и капиталистов, с Гучковыми и Милюковыми во главе, хочет обмануть волю или стремление громадного большинства, заключить сделку с падающей монархией, поддержать, спасти ее: назначьте Львова и Гучкова, ваше величество, и мы будем с монархией против народа. Вот весь смысл, вся суть политики нового правительства!
А как оправдать обман народа, одурачение его, нарушение воли гигантского большинства населения?
Крики против анархии прикрывают лишь корыстные интересы капиталистов, желающих наживаться на войне и на военных займах, желающих восстановить монархию против народа. Хлеб для народа и мир — это мятежничество, а министерские места для Гучкова и Милюкова — это «порядок». Старые, знакомые речи!..
Гвоздевцы, «оборонцы»,
Революция подтвердила, следовательно, то, на чем мы особенно настаивали, призывая рабочих к отчетливому уяснению классовой разницы между главными партиями и главными течениями в рабочем движении и в мелкой буржуазии…
Воззвание Совета рабочих депутатов, если текст его не искажен французскими империалистами, является замечательнейшим документом, показывающим, что петербургский пролетариат, по крайней мере в момент выпуска этого воззвания, находился под преобладающим влиянием мелкобуржуазных политиков. Напомню, что к политикам этого рода я отношу, как отмечено уже выше, людей типа Керенского и Чхеидзе.
Я тоже готов согласиться, что в известном смысле всякое правительство должно быть теперь, после завершения первого этапа революции, «умеренным». Но абсолютно недопустимо скрывать от себя и от народа, что это правительство хочет продолжения империалистской войны, что оно — агент английского капитала, что оно хочет восстановления монархии и укрепления господства помещиков и капиталистов.
Воззвание заявляет, что все демократы должны «поддержать» новое правительство и что Совет рабочих депутатов просит и уполномочивает Керенского принять участие во Временном правительстве. Условия — проведение обещанных реформ еще во время войны, гарантия «свободы культурного» (только??) развития национальностей (чисто кадетская, либерально-убогая программа) и образование особого Комитета для надзора за действиями Временного правительства, Комитета, состоящего из членов Совета рабочих депутатов и из «военных».
Если этот «Комитет надзора» останется учреждением чисто парламентского, только политического типа,
Тем временем в России поднималась волна крестьянских волнений. 9 марта помещик Новгородской губернии В. Карпович телеграфировал Львову:
«Считаю долгом довести до вашего сведения, что в Новгородской губернии, Крестецком уезде, Заручевской волости начались грабежи и поджоги имений, необходимы экстренные меры, чтобы спасти оставшееся».
Это уже была не первая подобная телеграмма. Наибольшее число разгромов помещичьих имений произошло в Казанской губернии. Здесь крестьяне разгромили семь помещичьих имений и один хутор кулака.
9 марта на заседании Временного правительства было заслушано предложение военного и морского министра Гучкова о мерах к подавлению возникших в Казанской губернии аграрных беспорядков. Министры Временного правительства справедливо предполагали, что если солдаты получат приказ открыть огонь по крестьянам, то скорее перестреляют офицеров, отдавших такой приказ. С другой стороны, было ясно, что если все же огонь будет открыт и прольется кровь, то это вызовет такое взрыв недовольства, что под вопрос будет поставлено само существование Временного правительства. Поэтому по докладу военного и морского министра 9 марта Временное правительство постановило:
«1. Признать употребление оружия при подавлении аграрных беспорядков в настоящее время недопустимым.
2. Обратиться к местным общественным организациям и лицам, пользующимся доверием населения, с просьбою оказать содействие для вразумления и успокоения крестьян.
3. Поручить министру внутренних дел озаботиться скорейшею организацией на местах полиции.
4. Поручить министру юстиции подтвердить прокурорскому надзору о необходимости привлечения погромщиков к уголовной ответственности».
Таким образом, применение оружия против крестьян было не отменено, а лишь отсрочено.
Справка ИА REGNUM:
Гвоздевцы — члены Рабочей Группы при Центральном Военно-Промышленном комитете Петрограда, возглавляемой Кузьмой Гвоздевым. Стояли на оборонческих позициях.
Военно-промышленные комитеты — объединения предпринимателей, создаваемые дял мобилизации промышленности под военные нужды.
Кузьма Гвоздев — революционер, меньшивик, член Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. С января 1917 до Февральской революции сидел в Крестах.