Китай

Все встало с ног на голову в 2017 году. Черный стал белым, США ударились в протекционизм, а главным защитником торговли без границ, кто бы мог подумать, стал коммунистический Китай.

Интересно вспомнить, как руководство Китая отнеслось к распаду своего бывшего конкурента — идеологического партнера СССР. Оно пережило его смерть, стиснув зубы и внимательно наблюдая за последствиями. Самое странное, что по Китаю в 2012—2013 годах прокатилась краткая волна статей, описывающая вновь назначенного генерального секретаря КПК Си Цзиньпина как нового Михаила Горбачева, причем некоторые из авторов, казалось, думали, что это комплимент. В Китае Горбачев считается не просто недальновидным реформатором, но человеком-катастрофой, который привел свою страну и партию к национальному бедствию. Китай не имел ни малейшего желания так же потерять четверть своей территории, наблюдать падение ВВП на 40% и снижение продолжительности жизни мужчин лет на семь, как это произошло в России в 1990-е годы.

Перед неудачным гамбитом советского лидера многие китайцы и вправду засматривались на Горбачева. Советский Союз и Китай нерешительно сближались после конфликтов в 1960-х годах — оба хотели учиться на опыте друг друга. Москва все больше убеждалась в том, что «Политика реформ и открытости» Китая конца 1970-х годов стала реанимацией для умирающей экономики, а представители китайской интеллигенции внутри и вне партии, затаив дыхание, наблюдали за появляющимися возможностями, которые принесла с собой гласность и перестройка.

Распад Советского Союза побудил к жесткой саморефлексии, хотя это и было выдержано в рамках строгой политической корректности. Даже в мгновения так называемых «либеральных передышек» (период рьяных интеллектуальных дискуссий конца 1980-х в Китае) менять фундаментальные подходы к национальной идентичности, к вопросам о руководстве партии и правильности социализма было рискованным шагом для тех, кто находился внутри. И соответствуют ли такие шаги «современным вызовам» и каковы эти вызовы? И обязательно ли неизбежен тот же самый путь для Китая, если он не изменит своего вектора?

Вопросы были справедливы. Ведь практически каждый аспект на ранних этапах формирования Китайской Народной Республики (от организации железных дорог до организации партийной структуры и политики по отношению к этническим меньшинствам) был практически под кальку скопирован с Советского Союза. Китай перепрыгнул из крестьянского феодализма через индустриальный капитализм прямо к «социализму» пережив массовый голод, культурную революцию (советский термин) и кровавые партийные чистки.

Во-первых, китайцы использовали советский пример, чтобы стимулировать дальнейшие реформы внутри самой партии. Критический анализ показал всю неповоротливость и некомпетентность застойной советской номенклатуры и побудил Пекин превратить КПК в более современную и гибкую организацию. Это не предполагало радикальных демократических реформ, но означало, что партия становится более чувствительной к общественному мнению и задумалась об управлении с помощью более тонких средств; и это были мысли в правильном направлении.

Страх изменений после событий в Восточной Европе сыграл весомую роль в решении зверски подавить сопротивление в протестующем Пекине и в других местах в 1989 году. А после распада Советского Союза осознание той роли, которую сыграл растущий национализм (например в Украине и в Азербайджане) в распаде Советского Союза, изменило политику Китая по отношению к автономным районам и этническим меньшинствам, которым были резко затянуты гайки, а тон разговора сменен. Минзу, китайский термин для групп не принадлежащих к этносу Хань, перестал быть «национальностью» в официальных переводах и стал «этническим меньшинством». Между тем, опасения по поводу советского экономического застоя придали силы для окончательного большого толчка, который осуществил китайский лидер Дэн Сяопинь — экономические реформы 1992 года.

Параллельно с этим, всегда подавался «нарратив» о том, что бедствия приходят снаружи, а не изнутри. Именно «горе-реформаторы» стали якобы причиной упадка сверхдержавы. Этот аргумент «зашел» после признаний «преступлений» Советского Союза, который допустил внешнее влияние и отказался от жесткой линии марксизма. Эта идея теперь получила официальное одобрение с самого верха руководства в Пекине и обрела новое звучание — новую волну паранойи об иностранном влиянии, а с ней и необходимость «переутвердить» партийную власть и враждебность по отношению к гражданскому обществу.

Как заявил сам Си в речи 2013 года: «Их идеалы и убеждения были поколеблены. В конце концов, флаг правителя над городской башней сменился за одну ночь. Это исчерпывающий урок для нас! Перевернуть страницу Советского Союза и Коммунистической партии, освободиться от Ленина и Сталина и забыть все остальное — значит участвовать в историческом нигилизме. И это сбивает с толку наши мысли и подрывает организацию партии на всех уровнях».

«Исторический нигилизм» стал излюбленным клише для тех, кто хочет продемонстрировать лояльность к Си, равно как и для тех, кто истерически защищает каждое слово из пропаганды прошлого. Это уже не служит вдохновением для совершенно безразличной китайской современной молодежи.

Новая линия проста: винить Запад и обвинять бывших советских лидеров — таких как Горбачев — который позволил Западу это сделать. Это одна из причин, почему Китай провел новые суровые законы, призванные вытеснить иностранные неправительственные организации, почему национальная пресса становится все резче в своей враждебности по отношению к Соединенным Штатам и почему растет цензура. И нет никаких признаков политических реформ, которые некоторые западные наблюдатели так уверенно предсказывали.

Что стоит за этим сдвигом или скорее за его отсутствием? Отчасти, как представляется, это личное убеждение Си в истинности дела партии ‑ и в своем праве на власть как отпрыска «революции». Этого самого по себе вполне достаточно, чтобы сдвинуть ход дискуссии в стране, где привычка жадно впитывать сигналы вождя — вторая натура для тех, кто хочет подняться по карьерной лестнице.

«Вместе мы сможем сделать Америку и Китай снова великими», — до тайванского звонка Дональду Трампу, встречи с китайскими группами избирателей в Вашингтоне в 2016 году завершались именно так. Но Си так не думает. Его собственные убеждения подтвердились событиями последнего десятилетия. Самый большой китайский страх — страх «смены режима», подобный тем, которые прокатились по всей территории бывшего советского пространства, и тем, которые инициировали арабскую весну.

«Цветная революция», — полезная фраза, потому что окрашивает революцию в другой цвет — отличный от цвета истиной, «законной» народной революции — вроде той, которая привела к созданию Китайской Народной Республики. Китайцам понятно, что новая (цветная) организована США и это «результат заговора, цель которого дестабилизация потенциальных противников».

Продвижение демократии и прав человека в Китае рассматривается только как инструмент для обеспечения господства США, которому, следовательно, необходимо постоянно сопротивляться. «Зверополис» — недавно вышедший анимационный детский фильм от компании Дисней — «результат американского заговора с целью ослабить моральный дух Китая», — объяснила своим читателям «Народная газета освободительной армии».

Враждебность по отношению к цветным революциям и к хаосу, который они развязали все же отбрасывают Китай назад. Распад СССР, который произошел по крайней мере частично в результате недостатков самой коммунистической партии, был переосмыслен как преднамеренный сценарий США и моральной неспособности руководства партии противостоять им — неспособность держать оборону против западного влияния. Тогда это стало мощным стимулом для внутренних реформ. Но теперь, если не произойдет серьезных изменений в руководстве, вероятный курс китайской политики в течение ближайших лет будет и дальше ксенофобским, с укреплением вертикали власти… и больше партия не захочет говорить о трудных уроках истории.

Примечательно, что в стране огромными темпами растет христианство. По прогнозам Китай может стать крупнейшей христианской страной мира уже в 2021 году. Много христиан среди профессоров, оно сильнее всего в университетах, где обучаются многие будущие члены коммунистической партии страны.

Но самое интересное заключается в том, что теперь для когда-то закрытого Китая торговля и «открытость рынков» — уже часть традиции и нормальной жизни, без которых социалисты себя просто не мыслят. Китай неудержимо жаждет торговать — это тот фундамент, на котором зиждется современная власть. Будет международная торговля — будет и пища и способность накормить и держать под контролем пятую часть населения Земли. И созданный не китайцами глобальный рынок теперь нужен им как воздух; ведь перенасыщение уже происходит, экономика уже стагнирует, а волна режимов протекционистов-индивидуалистов постепенно доходит и до ЕС.

На саммите в Давосе, который закончился 20 января 2017 года в день инаугурации Трампа, Си сделал энергичную попытку защитить свободную торговлю, утверждая, что «протекционизм — это как блокировать себя в темной комнате» в надежде избежать опасности, но, при этом, отрезав себе «свет и воздух». «Никто не выйдет победителем в торговой войне», — повторял Си.

Форум стал бенефисом Си — в его речи было много поэзии. Он сказал, что изначально глобализация была сокровищницей Али-Бабы, но для многих стала ящиком Пандоры. Он добавил, что экономическая либерализация прошедшего века не является коренной причиной многих проблем в мире и что финансовый крах 2008 года стал в первую очередь результатом чрезмерной погони за прибылью.

Главный экономист компании IHS Markit, д-р Нариман Бехравеш сказал: «Важно, чтобы он [Си] при этом принял на себя обязательства и убедил нас, что политика валютного курса Китая не будет дестабилизировать мировую экономику».

Си в свою очередь сравнил мировую экономику с большим океаном, от которого невозможно сбежать. «Любая попытка перекрыть поток капитала, товаров и людей между экономиками — это как направить воду из океана обратно в изолированные озера и ручьи — это просто невозможно», — генсек Китая снова использовал метафоры.

«Шаги Китая в направлении открытых рынков были прерывистыми, с большим количеством водоворотов и торможением на пути», — добавил Си. «Но мы научились выживать, мы должны иметь мужество и быть на плаву на мировом рынке». Си пытался опровергнуть опасения в том, что США и Китай находятся на пути валютной или торговой войны. Пекин убедил, что будет держать свои двери открытыми и не будет стремиться снизить стоимость своей валюты, юаня. Но в то время как американские компании, безусловно, не хотят, чтобы Трамп начал торговую войну с Китаем, они все больше недовольны тем, как к ним относится Пекин. Они утверждают, что правительство Си само скорее обращается к протекционизму, что препятствует экономическому сотрудничеству.

«Китай по-прежнему стойко поддерживает активное и конструктивное участие в глобальной экономической системе», — говорит председатель группы и советник по вопросам коммерции в Китае Уильям Зарит в своем заявлении. «Тем не менее становится очевидным, что выгоды от глобализации принимаются им как нечто само собой разумеющееся и многие в Китае даже не понимают, как нелегко управлять становящейся все более сложной современной экономикой».

Эти проблемы касаются и других западных стран. Германский посол Майкл Клаусс озвучил 16 января резкое заявление с жалобами на растущие опасения среди европейских компаний, что китайское руководство «пытается наклонить игровое поле в пользу своих отечественных компаний».

В реальности экономические изменения зашли к Китае в тупик, а рост экономики замедляется. Большинство опрошенных иностранных компаний сказали, что их доходы по-прежнему растут, но многие склонны считать, что инвестиционный климат ухудшается, а не улучшается. И «нечеткие законы» часто интерпретируются в пользу местных компаний в убыток иностранным. Вторая озабоченность — рост стоимости рабочей силы.

Китай пытается превратить свою экономику в более потребительскую: с рынком услуг, уйти от зависимости от тяжелой промышленности и экспорта. Но «ручной тормоз регулирования по-прежнему твердо стоит на тех секторах, которые должны были бы стимулировать такой рост: от финансов и страхования до здравоохранения», — жалуется Уильям Зарит. А иностранные компании туда и подавно не пускают.

«Конечно, глобализация означает не только экспорт и скупку зарубежных активов. Нужно убедиться, что китайские рабочие, частные компании, фермеры и потребители выигрывают от динамичных, открытых рынков для товаров и услуг», — говорит Зарит.

Трамп называет вещи «своими именами». Китай, по его словам, «рвёт» или даже «насилует» Соединенные Штаты. Многие бизнес-лидеры США обеспокоены тем, что следующий президент начнет торговую войну с Китаем, что нанесет серьезный ущерб их интересам. Угрозу поднять налоги американским компаниям, которые производят товар за границей, он недавно повторил и в интервью Washington Post. Это будет представлять собой еще более прямой риск для интересов многих фирм. Ведь бизнес-лидеры США, наоборот, хотят давления на Китай, чтобы тот еще шире открыл двери в свою страну для американских инвестиций.

Но даже если Трампу удастся убедить американские компании переместить заводы обратно «на свой берег» положение это особо не спасет — отчасти потому, что потеря рабочих мест связана в XXI веке с дешевой роботизацией-автоматизацией производства, которая универсальна.

По материалам Foreign Policy, The Guardian, Business Report