В первых числах мая 1920 года в гостинце «Россия» в Ялте, построенной еще в 1875 году по проекту архитектора А. К. Винберга и считавшейся по тем временам самой комфортабельной в городе, состоялась встреча Врангеля с Владимиром Оболенским, председателем Земской управы Таврической губернии при правительстве Деникина. Таких встреч с разными общественными и политическими деятелями, которые сотрудничали с Деникиным, в Крыму было множество, но Оболенский, пожалуй, оказался единственным, кто оставил свои мемуарные записи. Он пишет, что Врангель проводил консультации по вопросам управления и своей внешней политики. Ранее Оболенский письменно изложил барону свои предложения: «Во что бы то ни стало кончить ненавистную населению гражданскую войну и при посредстве союзников заключить мир с большевиками, создав южнорусскую федерацию из казачьих областей, Крыма и хотя бы части Украины». По его словам, Крым «должен стать как бы катушкой, на которую впоследствии намотается вся остальная Россия».

Иосиф Сталин

Кто теперь не знает Врангеля по его многочисленным фотографиям? «Но тогда я знал его только по лубочным портретам, и его высокая, стройная и гибкая фигура «джигита» в черной черкеске, его странное, удлиненное лицо с живыми, несколько волчьими глазами произвели на меня большое впечатление, — пишет Оболенский. — Во всем — в манере говорить, в нервных, повелительных жестах, во взгляде, в голосе — чувствовался сильный и волевой, решительный человек, созданный быть вождем. Неприятно поражала несуразно длинная шея, без всякого утолщения переходящая в затылок и как будто кончающаяся только на макушке. Эта шея с плоским затылком совершенно не гармонировала с умными, проницательными глазами, придавая его облику какой-то отпечаток легкомыслия». Правда, Врангель ничего не спрашивал и только слушал, «подавал реплики, иногда возражал, но почти ничего не спрашивал, игнорировал идеи, прислушивался только к фактам». В результате после двухчасового разговора у Оболенского сложилось мнение, что Врангель, оценивавший «свои шансы на боевой успех как один на сто», скептически относился к посредническим усилиям англичан примирить белый Крым с красной Москвой. Это первое.

Второе. Барон вполне соглашался с мнением, что было бы нецелесообразно учреждать центральные министерства с большими штатами чиновников, говорилось о необходимости максимально сократить дипломатические представительства в Европе, что предусматривало разворот во внешней политике Крыма. Но в какую сторону? Альтернативы, кроме опоры на помощь союзных государств, не было, но из этого ансамбля выпадала Англия, а ввод иностранных войск в Крым исключался. 20 июля 1920 года первый лорд Адмиралтейства Лонг сообщил в палате общин депутату Кенворси, что британская морская миссия при Врангеле отозвана. Отъезд из Крыма генерала Перси и оставление при ставке Врангеля лишь в целях осведомления английского консульства во главе с капитаном Боллом означало конец английского влияния на южнорусские белогвардейские силы. В такой ситуации возобновление переговоров о признании крымского правительства имело свои нюансы. Одно дело признать Крым в качестве абсолютно нового самостоятельного государственного образования, на что претендовали почти все новые государства на постимперском российском пространстве, другое — оказаться правопреемником бывшей Российской империи, что ставило под большой вопрос возможные переговоры с большевиками, поскольку они не пользовались международным признанием.

В этом дипломатическом лабиринте крутился глава внешнеполитического ведомства Южнорусского правительства Петр Струве. И вопрос был не только в стремлении Франции вернуть российские займы: Париж понимал, что Крым — это далеко не вся Россия, хотя Струве знал о заинтересованности французов в разработке и добыче угля в Донецком районе, поставках продовольствия из районов Северного Кавказа и юга Малороссии. Париж подталкивал Врангеля к активным наступательным операциям и содействию полякам, хотя нам представляется, что стратегические планы военной элиты Франции были шире. Идя на признание Врангеля, Париж таким образом подключал «русское правительство» к решениям Верховного союзного совета по уплате Германией контрибуции, исходя из последнего абзаца ст. 116 и последнего абзаца ст. 169 Версальского трактата. 24 июня 1920 года в палате депутатов глава правительства Франции Мильеран заявил, что Франция не признает правительством России Совет народных комиссаров, а 10 августа того же года он заявил о признании правительства Юга России, в связи с чем оно в формате решения «русского вопроса» принимало под свою юрисдикцию Кавказ и Закавказье.

Таким образом Врангель получал достаточно широкую возможность для геополитического маневра, что означало и то, что задачи, поставленные бароном непосредственно перед дипломатами, были реализованы. 22 августа 1920 года в газете New York Times появилась огромная статья, посвященная Врангелю. «Правительство в Вашингтоне начало собственное разбирательство с целью установления того, что намерен сделать Врангель и какие идеи о правлении он представляет, и в то же время дало понять — посредством записки государственного секретаря послу Италии — что Америка не согласна признавать Советы правительством России, — писала газета. — Сегодня генерал Врангель контролирует ту часть России, которую занимает Таврическая губерния. С левого фланга он защищен широким Днепром, который после Екатеринослава берет на юго-запад и, миновав Херсон, впадает в Черное море. На востоке пределы контролируемой им территории достигают Азовского моря в районе Мариуполя, далее же простираются обширные земли донских казаков, заклятых врагов большевистского режима и всего, за что он выступает. К югу от донских казаков расположены территории кубанских казаков, которые сражались вместе с Деникиным против армий красных, но позже начали тысячами покидать своего военачальника, почувствовав, что он приносит в жертву столь дорогие им права. Базой Врангелю служит Севастополь, большой русский форт. Он контролирует весь Крым с его полудюжиной отличных гаваней и железные дороги, соединяющие их и идущие на север к сердцу России. Его порты стоят на «теплой воде» и всегда открыты для торговли. Севастополь отделяет от Константинополя всего 299 миль. У союзников на Ближнем Востоке есть большие военные склады. Советы, делая Великобритании разнообразные предложения о восстановлении отношений, настаивают на капитуляции сил Врангеля, тем самым доказывая правоту британского премьер-министра, который охарактеризовал движение Врангеля как «грозное».

Так для Врангеля обозначается еще один горизонт — Константинополь. Первая мировая война для Российской и Османской империй закончилась почти одинаково: Петербург и Стамбул быстро потеряли контроль над своими окраинными территориями, что вылилось потом в обеих странах в гражданские войны. Но если в России расстреляли бывшего императора Николая II, то в Османской империи союзные державы решили сохранить султана. Вступившему на престол после смерти Мехмеда V его брату Мехмеду VI позволили номинально сохранить в Стамбуле правительство, которое и должно было подписывать международные акты по передаче контроля над частями страны союзным державам. Греции передали Восточную Фракию и прибрежные районы Малой Азии со смешанным турецко-греческим населением. В юго-западной Анатолии высадились итальянцы, а Киликию заняли французы. Так Антанта готовилась осуществить согласованный еще накануне войны план по разделу Османской империи, но только уже без участия России. Этот сценарий был настолько очевидным, что вызвал протесты со стороны турок-патриотов. Под самый занавес войны им удалось перебросить с Палестинского фронта наиболее боеспособные турецкие дивизии в Закавказье — главным образом в Азербайджан и северные районы Турции (Западная Армения). Они и должны были стать главной военной опорой в предстоящей национально-освободительной борьбе.

В январе 1919 года Ереван направил на мирную конференцию в Париже сразу две делегации. Одну возглавлял Погос Нубар-паша, который выполнял официальное поручение католикоса, другую — Аветис Агаронян в качестве уполномоченного представителя Армянской республики. Но они не получили права принять участие в работе конференции, поскольку Армения не была признана воюющей стороной. К тому же она еще не была признана в качестве независимого государства со стороны других держав. Тем не менее 14 мая 1919 года Совет четырех одобрил резолюцию, согласно которой президенту США Вильсону передавался от имени Соединенных Штатов мандат на Армению, Константинополь и проливы. Поэтому в Ереване в одностороннем порядке провозгласили создание нового государства с включением в его состав Западной Армении и Киликии. В июле 1919 года решением Совета Антанты верховным комиссаром Антанты в Армении был назначен полковник армии США Гаскель. Вскоре туда была направлена специальная американская миссия во главе с генералом Харбордом.

В начале февраля 1920 года находившийся в Константинополе генерал Мустафа Кемаль обратился к войсковым командирам с посланием, в котором анализировал ситуацию. В нем указывалось, что западные союзники «пытаются взять нас в окружение», и чтобы противостоять этому, «мы должны либо договориться с правительством Стамбула, либо вступить в контакт с большевиками с целью координации военных операций и получения новых ресурсов». Это публично. Непублично он предпринял другой шаг, о котором пишет турецкий историк Халит Дюндар Акарджа со ссылкой на опубликованный в 1963 году Ричардом Пайпсом документ. Речь идет о запросе Кемаля к Врангелю с перечнем вопросов и условий, на которых могли основываться будущие переговоры: 1) Будут ли совместные действия секретными или открытыми в случае соглашения? 2) Будет ли политическая деятельность националистов поддержана: а) непосредственно правительством Врангеля? б) одновременно и правительством Врангеля, и европейским правительством, которое поддерживает националистов (Италия)? в) правительством Врангеля и любой другой нейтральной страной? г) или правительством Врангеля и европейскими державами, враждебными к националистам? 3) Если националисты не будут сотрудничать с другой страной, каковы будут компенсации, предлагаемые правительством Врангеля? Ответ барона историкам неизвестен, но логика развития событий предполагает, что он существовал и позиция Врангеля учитывалась Кемалем при выстраивании в дальнейшем своих действий.

Сам факт того, что после убийства 5 апреля 1920 года в бильярдной комнате бывшего русского посольства в Константинополе бывшего заместителя главнокомандующего Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенанта Иван Романовского покушавшийся на него офицер Мстислав Харузин бежал к Мустафе Кемалю, свидетельствовал о многом. В то же время Врангель, как свидетельствуют его «Записки», посылал запросы иностранным миссиям через своих представителей (Б. А. Бахметева, М. Н. Гирса, С. А. Поклевского, В. А. Маклакова, П. Б. Струве и других) об оценке сложившейся в Турции ситуации. Ему отвечают, правда, только со ссылкой на мнение США: никто не признается, кроме Армении. Врангелю сообщают: «Американское правительство опубликовало ноту, излагающую взгляд С.-А. Штатов на русский и польский вопросы. Польша должна быть политически территориально неприкосновенна. Сочувствуя переговорам держав о перемирии между Польшей и Советами, Америка противится созыву общей конференции, вероятно, результатом которой было бы признание большевиков и расчленение России. Высказываясь за сохранение единства последней, Штаты желают, чтобы решение всех вопросов, связанных с суверенитетом над территориями бывшей Российской империи, было отложено. Поэтому Америка уже отказала в признании независимости всех окраин, кроме Армении. Она указывает, что окончательное установление границ Армении должно состояться с согласия и при участии России. То же участие необходимо для решения вопросов Ближнего Востока. С.-А. Штаты никогда не признают советского правительства, отрицающего существующий международный уклад, демократические принципы всех государств и стремящегося вызвать всемирную революцию с помощью Третьего интернационала».

Чтобы полноценно оценить сложившуюся тогда ситуацию, сделаем небольшой исторический экскурс. В декабре 1918 года лидеры партии «Единение и Прогресс» и ведущие деятели османского правительства Талаат, Энвер, Назим, Джемал, Бехаэтдин Шакир и другие были заочно приговорены к смертной казни. Энвера и Талаата — бывших министра обороны и министра внутренних дел — немецким офицерам удалось вывезти на подводной лодке в Одессу, по другим данным — в Крым. Оттуда Талаат решил добираться до Москвы, где рассчитывал восстановить связи с верхушкой московских большевиков, наработанные еще в довоенный период с помощью своего бывшего советника Парвуса. Что касается Энвера, то он, по сведениям турецкого историка Алана Мурхеда, некоторое время проживал в Феодосии, в гостинице «Астория», откуда ему удалось связаться с разведкой генерала Деникина. Генерал Иван Эрдели, который был командирован генералом Деникиным в Закавказье для поддержания связи с представителями английского командования, не выдал им Энвера, а переправил его в Азербайджан, где он нашел убежище в карабахском имении министра внутренних дел Азербайджана Бебута Джеваншира.

В этом был свой резон. Вскоре после провозглашения 28 мая 1918 года Азербайджанской Демократической Республики 4 июня 1918 года был заключен договор о дружбе и сотрудничестве между Азербайджанской Республикой и Османской империей. По этому договору Османская империя обязывалась «оказывать помощь вооруженной силой правительству Азербайджанской Республики. В республику прибыли 5-я Кавказская и 15-я Чанахгалинская турецкие дивизии, которые потом вошли в состав вновь сформированной Кавказской исламской армии. Ею командовал родной брат Энвера Нури-паша. Даже тогда, когда 1 ноября 1918 года постановлением правительства Азербайджана было учреждено военное министерство, во главе которого стал генерал русской службы Мехмандаров, поддерживавший также контакты с разведкой Деникина, Нури-паша сделал все, чтобы костяком азербайджанской армии стали подконтрольные ему турецкие военные формирования. Более того, для укрепления позиций в военное ведомство Азербайджана была введена еще одна примечательная фигура — Халил-паша, родной дядя Энвера.

Таким образом, была создана уникальная комбинация: Талаат в Москве, Энвер, Нури и Халил в Азербайджане. Они предлагают большевикам заключить стратегический союз, чтобы из Азербайджана начать «освободительный поход» в Турцию. В ход событий вмешался глава Наркомнаца РСФСР Иосиф Сталин, который начал по канала разведки зондировать почву и с Врангелем. 26 апреля 1920 года на Большом национальном собрании Турции в Анкаре было принято предложение советскому правительству: «Первое. Мы принимаем на себя обязательство соединить всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных из-под их власти. Второе. Если советские силы предполагают военные операции против Грузии или дипломатическим путем, посредством своего влияния заставят Грузию войти в союз и предпринять изгнание англичан с территории Кавказа, Турецкое правительство берет на себя военные операции против империалистской Армении и обязывается заставить Азербайджанскую Республику войти в круг советских государств». Москва не спешила с ответом. 23 апреля 1920 года Наркоминдел РСФСР Георгий Чичерин сообщил члену Кавказского бюро ЦК РКП (б) и РВС Кавказского фронта Г. Орджоникидзе: «Руководитель национального движения в Турции Мустафа Кемаль-паша требует от Азербайджана пропуска советских войск к границам Турции для обороны их от английских нападений. При этом не исключена возможность бескровного нашего вхождения в Баку и объявления его советским». Этой же датой помечена и радиограмма-инструкция заместителя Наркоминдела Л. Карахана тому же Г. Орджоникидзе: «Я лично считаю, что наши войска должны получить полную возможность контакта с Турцией, эта задача должна быть выполнена, но необходимо избрать путь наименьшей затраты военных сил».

В ночь с 27 на 28 апреля 1920 года Баку практически без боя был занят XI Красной армией. В годовом отчете Наркоминдела РСФСР к VIII съезду Советов отмечалось: «Кемалисты вступили с нами в сношения через Азербайджан, где группа их приверженцев содействовала перевороту и приглашению российских красных войск революционным азербайджанским правительством». Из телеграммы из Тифлиса от 30 апреля 1920 года представителя Великобритании в Грузии капитана 3-го ранга Люка лорду Керзону: «Российские Советы готовятся послать войска через территорию Азербайджана, чтобы соединиться с позициями турок в Зангезурском районе. Совместное турко-большевистское нападение на Армению кажется вероятным, если дашнаки не смогут добиться соглашения с большевиками, что до сих пор выглядит сомнительным делом». В Москве взвешивали «за» и «против». Замнаркома иностранных дел Л. Карахан инструктировал Г. Орджоникидзе со ссылкой на мнение Ленина: «Ильич поручил передать Вам, что торопиться с распространением нашим не следует, во-первых, чтобы закрепить Азербайджан, а, с другой стороны, расширение, не вызываемое немедленной необходимостью, лучше отложить ввиду серьезных задач на Западном фронте и необходимостью соблюдать осторожность, считаясь с нашим международным положением. В самом деле, Армения не представляет для нас интереса ближайшего, между тем беспокойства она принесет много (понятно почему — С.Т.). Следует не переходить границ, установленных с ней старым Азербайджаном, спорные же территории не занимать в порядке ультиматума, а разрешать спорные вопросы мирным путем, например, смешанная комиссия обоих государств под нашим председательством. Вы ближе знаете сложность отношений, опасности новой взаимной резни плюс турецкие взаимоотношения. Если бы результатом нашего продвижения были бы новые взаимные избиения, это серьезно повредило бы нам в Англии и Америке, поэтому мы предлагаем ограничиться Азербайджаном. Завяжите отношения с Турцией и добейтесь у них ответственных и полномочных представителей для переговоров с нами».

Беспокойство выражал глава военного ведомства Англии Черчилль. «До сих пор, — писал он, — мне еще не приходилось встречать ни одного британского чиновника, который не держался бы того мнения, что наши восточные и ближневосточные затруднения чрезвычайно облегчались бы, если бы мы заключили мир с Турцией. Возможности возобновления войны вызывают во мне величайшие опасения. Грекам, может быть, удастся разбить турецких националистов на фронте и проникнуть на некоторое расстояние вглубь Турции, но чем большую территорию они захватят и чем дольше они останутся в ней, тем дороже это им обойдется. Результаты подобного положения вещей отзовутся главным образом на нас и в меньшей степени на французах. Возможные последствия крайне неблагоприятны для нас. Турки и окажутся в объятиях большевиков, в Месопотамии вспыхнут волнения как раз в тот критический период, когда наша армия в этих краях сокращается. По всей вероятности, нам не удастся удержать Мосул и Багдад без помощи большой и дорогостоящей армии». Это был откровенный намек на использование потенциала армии Врангеля, но только в случае установления перемирия или мира Врангеля с большевиками. Однако иной взгляд на ситуацию имела Франция…

Продолжение следует…