Во время правления Врангеля Крым оказался единственной территорией в европейской России, где была установлена относительно устойчивая власть, альтернативная большевикам. О том, что собой представлял полуостров в это время, написано и много, и мало. В эмигрантской литературе, конечно, больше позитивных оценок проводимой правительством барона политики, отмечается небывалый наплыв в Крым элитарной публики из оказавшихся под властью большевиков столичных центров и других городов России. Как пишет крымский историк А. В. Мальгин, «общая картина жизни и деятельности русской интеллигенции в Крыму при Врангеле пока еще не нарисована», но не вызывают сомнений два момента: революция до неузнаваемости изменила и интенсифицировала культурную жизнь полуострова, буквально всех сторон этой жизни, и то, что Врангель жестко наводил порядок на полуострове методами военной диктатуры.

Белое и красное

Как писал В. И. Вернадский, «…жизнь в Крыму была много легче, чем в Средней России. Юг уменьшал муки холода, запас хлеба и вообще продовольствия был значителен. Голод стал чувствоваться… только в 1921 году». При поддержке видного экономиста А. В. Кривошеина, главы правительства Юга России, Врангель проводил реформы. Историки утверждают, что, в отличие от Деникина, барон позиционировал себя чуть не в качестве единственного антибольшевистского центра в России, шел на немыслимые ранее компромиссы как в национальном вопросе, так и в будущем административно-территориальном устройстве страны до момента проведения Учредительного собрания. Другое дело, что в буре самостийности, бушевавшей тогда на территории бывшей Российской империи, успехов он не добился. Но в действиях Врангеля наблюдались определенные «странности». Он сразу же после своего вступления в должность стал готовить секретный план эвакуации из Крыма. В портах постоянно держались необходимые для того суда, поддерживался неприкосновенный запас угля, машинного масла и провианта. В своей автобиографической книге «Белый Крым, 1920» генерал Слащев приводит такой эпизод из беседы с бароном: «Врангель подтвердил… что даже в случае неустойки на фронте он обеспечит спасение и устройство в будущем чинов своей армии. Должен сказать откровенно, что тогда я об этом не задумывался и лишь инстинктивно отмежевывался лично от всяких гражданских дел, в которых чувствовал себя нетвердо».

Слащев в секретном докладе Врангелю 21 августа 1920 года отмечал: «Современная стратегическая обстановка в общих чертах: две трети большевистских сил на польском театре военных действий, из остающихся — большая часть против Крымского и Кавказского фронтов. Между Польшей и Советской Россией идут мирные переговоры в Минске. Не предрешая вопрос об их результате — необходимо считаться с вопросом о возможной переброске большевистских масс на Крымский фронт. Таким образом, два месяца — максимальный срок для борьбы с противостоящими теперь перед нами красными силами». Вслед за этим он намечал предполагаемый план действий, в одном из пунктов которого рекомендовалось использовать выгодное географическое положение, имея в виду соприкосновение с западной границей (Румыния, Галиция и Польша), а на территории Украины совместно с военным командованием провести действия по объединению и организации народного и повстанческого движения с помощью образованного на территории Крыма украинского десантного отряда.

«На это главком через два дня, пригласивши меня к себе, заявил, что, ничего не имея принципиально против представленного проекта, — пишет Слащев, — он, в силу известных политических соображений, окончательно ответа в данную минуту дать не может». Врангель при поддержке французов согласовал с поляками формирование на территории Польши 3-й Русской армии, которая действовала бы на правом фланге польских войск и могла бы соединиться с крымчанами. Но поляки подписали перемирие с советским руководством, о чем барон узнал только тогда, когда его войска уже втянулись в бои за Днепром. Врангель понимал, что история «острова Крым» близилась к завершению.

Как говорил Кривошеин, «мы были одни против 28 губерний». У него не было иллюзий и относительно того, что Лондону или Парижу удастся установить границы между Советской Россией и территорией, занимаемой Врангелем, чтобы последний мог спокойно организовать экономическую и общественную жизнь на юге России, не подвергаясь угрозам со стороны большевиков. 13 июля 1920 года Сталин посылает телеграмму: «Москва — Кремль, Ленину: «О Врангеле нужно, во-первых, подчеркнуть, что посредничество Керзона между Врангелем и советским правительством, раз уже имевшее место, не оправдало себя, во-вторых, указать, что Крым еще не отторгнут от России, а Врангель — русский генерал, с которым Россия сама может устанавливать тот или иной модус так же, как устраивает она вообще свои внутренние дела самостоятельно, что все внутренние вопросы, в том числе и Крымский вопрос, Россия будет разрешать самостоятельно. Решение Политбюро сообщите». К сожалению, соответствующего решения Политбюро мы не обнаружили, но сам тон послания Сталина, характеризующего Врангеля, очень примечателен. Так вырисовывается интригующая сюжетная линия.

Барон правил Крымом всего шесть месяцев, но его некоторые достижения не могут не вызывать удивления. Прежде всего, ему необходимо было установить ясное определение целей и перспективы Белого движения. Публично он заявлял, что «только продолжение вооруженной борьбы с советской властью является единственно возможным», и в то же время считал, что «не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию». Барон проводит реорганизацию армии, восстанавливая преемственность от регулярной армии России до 1917 года. Как пишет историк Николай Кирмель, изучающий спецслужбы Белого движения в 1918—1922 годах, Врангель проводит и формирование своих спецслужб по образцу дореволюционных структур, организационно подчинив их военному министерству и Ставке, резко активизирует ведение заграничной военно-политической разведки вне зоны ведущихся боевых действий и на территории Советской России. Начальниками разведывательных органов Белого Юга в большинстве своем стали назначаться офицеры Генерального штаба.

В этой связи Кирмель задается вопросом: почему именно эта категория военнослужащих считалась наиболее пригодной для руководства спецслужбой? И отвечает: «Каких-либо документов, обосновывающих данное кадровое решение, кроме временных штатов, автору в государственных архивах обнаружить не удалось». Но вот удивительное совпадение. Историк Андрей Ганин, изучающий деятельность советской разведки в Грузии в 1920—1921 годах, именно в это время, еще до советизации Грузии, выясняет, что в Тифлис в ранге военного атташе направляется из Москвы бывший член Генштаба генерал-майор Павел Павлович Сытин. С конца 1918 года Сытин фактически был устранен от активной работы, занимая второстепенный пост и. о. начальника военно-административного отдела управления делами Революционного военного совета республики (РВСР). Однако в 1920 году о нем вдруг вспомнили и командировали на ответственную военно-дипломатическую службу на одном из наиболее значимых направлений. Кстати, тогда же советский военный представитель, выпускник Николаевской военной академии, направляется и в Армению.

Согласно выявленным Ганиным документам, доклады военных представителей в Грузии и в Армении лично адресовались начальнику Полевого штаба РВСР П. П. Лебедеву, народному комиссару иностранных дел Г. В. Чичерину, начальнику Регистрационного управления Полевого штаба РВСР Я. Д. Ленцману и в РВСР, копии направлялись советским полномочным представителям в Грузии С. М. Кирову и (с сентября 1920 года) А. Л. Шейману, советнику полпредства Л. Н. Старку и первому секретарю Одоевскому. Таких докладов несколько сотен, и большинство из них до сих пор засекречены. Ключевыми направлениями советских военных резидентов являлось освещение вопросов, в первую очередь — Русской армии Врангеля, устройства вооруженных сил Закавказья, ситуации в Персии и в Турции, выработка оценок и прогнозов относительно дальнейших путей развития Закавказья и Ближнего Востока. 14 июля 1920 года Сытин, отчитываясь о проделанной работе, следующим образом определяет ее приоритетную последовательность: «1. Сбор сведений о Крыме, Малой Азии (Мустафа Кемаль-паша), Армении и Персии; 2. Сбор сведений о работе контрреволюционных сил, стремящихся поднять восстание в пределах Северного Кавказа и Закавказья; 3. С присоединением к Грузинской Демократической Республике Батума работа моя может значительно расшириться и стать много продуктивнее, так как можно будет непосредственно войти в связь с Крымом и Константинополем».

Но с территории Закавказья можно вести эффективную разведку в направлении Турции и Персии, но никак не Крыма, если, конечно, на что открыто намекает Сытин, у него нет прямых оперативных связей и контактов. Другое дело — выход на непосредственную связь. Так замыкается «кольцо» военной разведки, советской и белой. При этом Сытин просит прислать ему в Тифлис «еще одного сотрудника Генштаба, но только молодого, энергичного, надежного, которому я бы мог давать командировки и который бы мог справляться с данными ему задачами». Он уточняет ситуацию: «Не имея постоянного осведомителя в Крыму, я не имел возможности предупредить Вас о готовящемся десанте в районе Кубани заблаговременно, и хотя все же удалось мне сообщить об этом Вам за неделю до высадки противника, тем не менее я чувствовал, что это можно было бы сообщить много раньше, если бы в Крыму был свой человек». Вопрос: замыкается ли «кольцо» военной разведки, советской и белой, или Сытин опасается утечки сведений о своих оперативных контактах.

Дело в том, что многие его суждения о положении в Закавказье вызывали неприятие в определенных большевистских кругах в Москве. Так, в своем отчете о положении в Крыму, в котором Сытин сообщал о монархическом заговоре в Крыму и о том, что генерал И. Г. Эрдели — представитель Деникина в Закавказье — отдан под суд за злоупотребления, об арестах в Крыму офицеров во главе с герцогом С. Г. Лейхтенбергским, он не указывает источники информации. Тем не менее он достоверно передавал то, что разведкой Врангеля в Крыму руководили генерал К. И. Глобачев и статский советник В. Г. Орлов. Удалось вскрыть и данные о белой контрразведке в Константинополе, которой руководил Р. Д. Мергин. Далее Сытин о Врангеле: «Он — инженер, кончил академию Генерального штаба, на войну пошел ротмистром, за лихую конную атаку получил Георгия 4-й ст. Большой честолюбец с сильной волей и настойчивым характером. Ни перед чем не останавливается для достижения своих целей (чтобы попасть в Лейб-Гвардейский Конный полк обманул при всех государя). Едва ли исправен в своих лозунгах, коими пытается привлечь к себе доверие масс. Умнее Деникина, а потому и опаснее».

Правая рука Врангеля — генерал П. Н. Шатилов — получил следующую характеристику: «Честолюбив сверх меры, огромного самомнения, избалован жизнью и людьми. На Кавказе все его баловали как сына помощника Наместника, заискивая перед отцом. Уверен в своей счастливой звезде. Не брезгует никакими средствами. Нечист на руку в отношении казенного добра. По слухам, в Добрармии в смысле грабежей не отставал от знаменитого Шкуро. 50 сундуков с награбленным добром утонуло в Черном море. Эгоист. Умный человек, умеет привлекать к себе людей уместными и своевременными подачками и протежированием. Быстро отходит от человека, раз он ему больше не нужен. В рекламировании его больше всех ему помогает жена, Софья Федоровна, которая умеет быть исключительно обаятельна с нужными людьми. Боится конкуренции сильных и умных людей, а потому таких в армию старается не пускать…»

Вообще и на этом направлении хватает загадок. Сытин почему-то легко перехватывает переписку белых, вскрывает 10 агентов грузинской разведки, среди которых были полковник Кусов (начальник врангелевской разведки в Грузии), Орбельяни, генерал Г. И. Кереселидзе, сообщает о «кроте» в московских эшелонах власти, имеющем кличку Хромой, называет организатора антибольшевистского повстанческого движения на Северном Кавказе врангелевского полковника Шамаева, раскрывает представителя Врангеля полковника Кусева, «с коим работают полковники грузинской службы Гедеванов и Артемилидзе» и т.д. Но во что главное: в Москву было передано сообщение о том, что в августе 1920 года в Тифлисе проходило инициированное Врангелем зондирование почвы для мирных переговоров с большевиками. Организацией советской военно-морской разведки в Грузии занимался военмор, бывший старший лейтенант К. А. Бенкендорф, пользовавшийся связями с флотскими офицерами, служившими у белых в Крыму.

Сытин получил высокую оценку члена РВС Кавказского фронта Г. К. Орджоникидзе и начальника Особого отдела 11-й армии Панкратова, подготовивших специальную справку: «Настоящая справка выдана военному атташе при полномочном представительстве Р.С.Ф.С.Р. тов. П. П. Сытину в том, что по его материалам зафронтовой разведки Особым отделом 11-й армии производилась работа на территории армии, и при пользовании ими являлась возможность легче обнаружить участников контрреволюционных организаций: А) Горской — по освобождению горских народов от большевиков, Б) Спасения Азербейджана, а также и их действий». Объективности ради отметим, что и разведка Врангеля не оставалась в долгу. С. С. Миронов, автор книги «Гражданская война в России», пишет о проникновении врангелевской агентуры в Полевой штаб Реввоенсовета и в окружение Л. Д. Троцкого: «Белые разведчики получали сведения от некоторых сотрудников аппарата Народного комиссариата по военно-морским делам (Наркомвоенмора), среди которых были помощник управляющего делами Реввоенсовета, бывший генерал Бабиков и служащий Реввоенсовета Галунский». Кирмель отмечает, что этот документ примечателен другим — оценкой личности И. В. Сталина, являвшегося членом РВСР. Лишь против одной фамилии — Джугашвили — сделана пометка: «Старый партийный работник, образован, фанатик, необыкновенно энергичен, крайне опасный человек». Кто дал такую характеристику будущему главе Советского государства, исторической науке пока неизвестно.

«Ленин является, безусловно, исключительно крупной личностью, — говорится в сводке особого отделения отдела генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего в ноябре 1920 года. — Основные его свойства, которыми он подавляет окружающих, — огромная воля, соединенная с фанатической верой в свое дело. По натуре это властолюбивый деспот, не признающий чужого мнения…» Не обходилось, конечно, без курьезов. Врангелю докладывали, что между главой советского правительства и председателем Реввоенсовета Республики Троцким натянутые отношения. Поскольку Троцкий «пользуется популярностью в народе, то Ленину его нелегко удалить. Ленин не пользуется германскими ссудами, Троцкий же является верным другом Германии. Троцким в Сибири посажены большевики, имеющие своим центром Омск, откуда они вербуют приверженцев, портят сообщения и наносят различного рода вред. Красноармейцы предполагают весной атаковать Пермь, для чего формируют армию в 2 млн человек». В то же время эксперты признают, что разведка снабжала Врангеля вполне достоверной информацией о внешней и внутренней политике Советской России, других стран, включая, конечно, приграничную Турцию. Однако в конце 1920 года разведка Врангеля не предрекала близкий конец большевизма в России. Она начала готовиться к передислокации на территорию иностранных государств, включая Турцию. Историк спецслужб А. А. Зданович пишет, что, по данным ВЧК на 1921 год, главный орган врангелевской разведки, руководимый полковником А. И. Гаевским, находился в Константинополе…

Продолжение следует…