Свое ежегодное послание Федеральному cобранию российский президент Владимир Путин начал с очень важной, даже ключевой мысли, что особенности культуры народов нашей страны определяет острое тяготение к справедливости:

Kremlin.ru

«Принципы справедливости, уважения и доверия универсальны. Мы твердо отстаиваем их — и, как видим, не без результата — на международной арене. Но в такой же степени обязаны гарантировать их реализацию внутри страны, в отношении каждого человека и всего общества. Любая несправедливость и неправда воспринимаются очень остро. Это вообще особенность нашей культуры. Общество решительно отторгает спесь, хамство, высокомерие и эгоизм, от кого бы все это ни исходило, и все больше ценит такие качества, как ответственность, высокая нравственность, забота об общественных интересах, готовность слышать других и уважать их мнение».

Мысль эта по сию пору является чуждой для весьма немалого числа людей, облеченных властью. То, что верховная власть России напоминает по вертикали и горизонтали, что смысл деятельности заключается в постоянном утверждении принципа справедливости, позволяет надеяться, что эти слова будут расслышаны, поняты и приняты как руководство к единственно правильным решениям, особенно, когда решение дается трудно. Хотя нет ничего трудного в том, чтобы поступать честно, даже если за это тебя начнут недолюбливать те, кто с честностью не в ладах. Как бы ни были сильны бесчестные и несправедливые, они обречены остаться в народном забвении, никому не нужными, ни Богу, ни человеческой истории, ни современникам.

И верно заметил президент, что человеческая отзывчивость на инициативы власти сполна проявляется именно тогда, когда она этими принципами руководствуется. Это слишком очевидно, да и мы на страницах ИА REGNUM об этом неоднократно писали (например, «Главная и единственная задача власти — производство справедливости»). Бесчестность руководителей не меньше, чем властную жестокость, люди прямо понимают, как вражду со своим народом, как нанесение ущерба своей стране, развитие которой тормозится именно по той причине, что зачастую руководители разных звеньев относятся к народу как дойной корове, а свое властное место понимают, как государев надел, распоряжаясь этим «наделом» с полной безответственностью, удовлетворяя в нем только себя и свой избранный круг приближенных.

«Особенность нашей культуры», о которой говорил президент, имеет во многом традиционные религиозные, по большей части — христианские, православные корни. Стремление к справедливости, как особенность культуры, впрочем, следует понимать не только как однозначный результат навязанного культурного или «духовного» воспитания, сколько сохранение (традицию) в народе универсальных принципов человеческого общежития. Что и было подчеркнуто в Послании — и этому сохранению способствовали очень многие факторы.

Религия же, со своей стороны, может либо обострить эти чувства, либо приглушить, либо использовать их под свои нужды. И в истории христианства случалось всякое. К сожалению христианское чиновничество нередко тоже злоупотребляло властью «данной от Бога», чтобы это чувство в людях приглушить, и взывать к нему только в периоды опасности. Подобное использование людей в крайних нуждах, тоже не остается народом незамеченным, и люди все реже примеряют свое чувство справедливости к лозунгам, призывам «встать, всем вместе», и все больше к реальным делам. Встанут, если нужно, но прежде должны понимать, что их в очередной раз не используют для совсем других целей.

Повторим еще раз мысль о том, что справедливость, добро, уважение являются универсальными принципами мироздания, будучи в то же время мыслью христианской, не исключительно конфессиональной, а той, что лежит в самой основе Благой Вести, и претворение этой мысли в дела следует принимать, как христианское доброделание, утверждение, исполнение всякой правды на земле (Матфей, 3:15).

Христианство столь легко и быстро распространилось в Римской Империи, и соответственно, по всей ойкумене вовсе не оттого, что святые отцы очень хорошо и правильно растолковали, как надо верить. Как раз те, кого позже записали в святцы, назвав святителями, на раннем этапе представляли из себя довольно элитный кружок умников, которым почему-то не хватало простого и понятного содержания Благой Вести, что передавалась из уст в уста и провозглашала свободу каждому, кто готов утверждать своей жизнью добро и справедливость, тем самым соответствуя Божьему замыслу о человеке и обо всем мире, а эта свобода означала жизнь вечную, заключенную в Боге, Который узнает Своих не по количеству исполняемых ими правил, а по доброму расположению сердца. Христианские интеллектуалы античности больше умничали о том, что вряд ли могли осилить их крепкие головы, заразив тем самым христианство многими довольно посторонними для созидания Божьего Царства задачами.

Евангелие принялось и распространилось в народах потому, что в нем легко читался естественный и очевидный порядок вещей: добро соответственно Богу и, следовательно, тот, кто исполняет добро, кто поступает по правде, того живым принимает Вечность, зло свойственно противнику, дьяволу, и кто противится добру, тот его и выбирает, и ему служит, но зло не вечно, поэтому вместе с такой службой, происходит утрата чувства самой жизни (Деяния, 13:10−11). Само собою, выбирающий жизнь, выбирает ее не только для себя, поэтому доброе расположение к ближним истекает из доброго расположения сердца, и, напротив — добро к другим, даже без имения такого расположения в себе, возвращает человеку эту «сердечность», пробуждает в нем «сокровенного человека», хранимого живым в вечности.

И это очевидно и понятно. Даже люди неверующие, но поступающие по справедливости, руководствуются теми же самыми универсальными принципами, положенными в основу мироздания. И естественное объединение народа происходит только на пути следования этим озвученным принципам.