Крымская война в Закавказье

В 1854 году единственным участком возможных активных военных действий для русских войск оставалось Закавказье, где они должны были учитывать и угрозу с тыла. Еще в январе 1854 г. Меншиков считал возможным удержать Новороссийск, Геленджик и Сухум при любых обстоятельствах. Весной ситуация изменилась, и по его приказу начальник Черноморской линией вице-адмирал Л.М. Серебряков начал готовить отход из укреплений. 3(15) марта, вслед за разрывом отношений с Англией и Францией, русская эскадра в составе 7 пароходов, буксировавших 5 транспортов, приступила к эвакуации фортов и опорных пунктов черноморского побережья Кавказа. Люди, оружие, боеприпасы, лошади и продовольствие вывозились, укрепления разрушались. 5(17) марта эскадра пришла в Новороссийск, где высадила 3.849 чел. Гарнизоны остались только в укреплении Святого Духа и в Гаграх, откуда нельзя было никого и ничего вывезти из-за плохой погоды. 23 марта (4 апреля) в Новороссийске было высажено 438 чел. — гарнизон укрепления Святого Духа.

Положение Гагринского укрепления было трагическим: благополучный отход по горам исключался так же, как и успешная оборона в случае подхода эскадры союзников. Помочь вызвался греческий шкипер Сарандо Фотий. На своем судне «Иоанн» 23 апреля (5 мая) он перевез в Керчь и гарнизон Гагр — около 600 чел. Все участники этой рискованной экспедиции, проходившей буквально под носом у пароходов англо-французов, отказались от денежного или иного вознаграждения, заявив, что лучшей наградой для них будет спасение жизней русских солдат. Таким образом, с окончанием весны 1854 г. противник мог без всяких препятствий поддерживать связь с горцами, перевозить оружие и боеприпасы, что увеличивало опасность активизации их набегов. В ответ в сторону бывших укреплений, где обосновались пункты снабжения, был организован ряд экспедиций русских войск. Их действия были неожиданными и потому успешными.

По планам союзников, в 1854 г. предполагалось организовать наступление на Тифлис с трех направлений: из Карса, Батума и Баязета. В марте 1854 г. А. Чарторыйский представил Пальмерстону меморандум, уверяя, что в случае удара по Тифлису все народы от Каспийского до Черного морей восстанут против России. Восставших предлагалось вооружать и ставить под командование служивших на Кавказе поляков, которые массами начнут дезертировать из русской армии. Однако турецкое вторжение в Закавказье, вопреки надеждам некоторых политиков, отнюдь не вызвало подъема «освободительной» борьбы против России. Характер тех, кто не выполнил функцию освободителей, хорошо описан турецким офицером, воевавшим в этой армии: «Турецкий солдат очень любит головы и никак не может понять возможность сражаться, не снимая голов с плеч своих неприятелей». Значительную часть армии, которую Чарторыйский мечтал навести на Грузию, составляли ополчения аджарцев.

«Турецкая Гурия (т.е. район Батума, Аджария — А.О.), — отмечал адъютант командующего турецкой Батумской армией, — имеет около 30.000 жителей, говорящих на грузинском языке, — все без исключения магометане и к тому весьма фанатичны. Главное занятие — разбой, земледелие и садоводство. Последние две отрасли принадлежат более женщинам, чем мужчинам. Мужчины предпочитают шляться по лесам, заниматься разбоем и поимкой детей, мальчиков и девочек, отправляемых затем в Трапезонд и Константинополь».

Не удивительно, что турецкие войска при наступлении в Грузию, как и всегда, отличились невысоким уровнем дисциплины, грабежами и насилием над мирным населением и восстановили забытую при русском господстве практику похищения людей для работорговли, благо рядом находились Батум и Трапезунд с их невольничьими рынками. Естественно, что христианское население Закавказья предпочло оставаться верным России. Что касается мусульман этого региона, то, будучи шиитами, они по-прежнему ориентировались в религиозном и культурном отношении не на Турцию.

14(26) июня 1854 г. Действующий Корпус Кавказской армии переходил русско-турецкую границу. Командовавший им генерал В.О. Бебутов издал в этот день два приказа. Первый из них гласил:

«Храбрые товарищи! Наступил час, с нетерпением вами ожидаемый, и мы переходим рубеж края, который со всеми крепостями, в нем находящимися, 26 лет тому назад завоеван был победоносным Российским оружием и великодушно уступлен Государем Императором воюющей с нами неблагодарной Турцией, и где шесть месяцев тому назад, со свойственной вам храбростью, нанесли вы поражение туркам, почти вчетверо числом вас превосходившим…»

Второй приказ касался отношения к мирному населению:

«Ребята! В конце прошлого года, по объявлении войны, я приглашал мирных жителей Турции оставаться в своих домах и дал им слово, что их собственность не будет тронута. Не изменяйте же данному мною обещанию, уважайте их храмы, не касайтесь их имущества, не нарушайте спокойствия их семейной жизни и не посягайте на беззащитных вдов и сирот! Я употреблю все усилия, чтобы вы ни в чем не нуждались; взамен требую от вас строгого исполнения всех моих приказаний. Будьте страшны только врагам, дерзающим вступать с вами в бой, и карайте их беспощадно; но не трогайте беззащитных жителей. Надеюсь, что вы послушаетесь моего благого совета и приказаний, избавьте ваших ближайших начальников от ответственности, а меня не поставьте в неприятное положение — прибегать к мерам строгости».

В отличие от турок, реквизировавших продовольствие и фураж у местного населения, русская армия расплачивалась за всё наличными, и жители пограничных пашалыков с удовольствием снабжали ее всем необходимым. Разница в поведении и мотивации действий двух армий была очевидна.

Дипломатия союзников с самого начала прилагала значительные усилия, чтобы вовлечь в коалицию и Персию, но та предпочла не рисковать и заключила с Россией 29 сентября 1854 г. конвенцию о нейтралитете. Тегеран обязался не дозволять вывоз хлебных припасов в Турцию и поддерживать порядок на границе (ст.1), не дозволять вывоза хлеба союзникам Турции (ст.2). Россия, со своей стороны, обязалась строго соблюдать соглашения с Персией и отказывалась от последнего курура туманов контрибуции, которую ей должен был выплатить Тегеран (ст.3). Все остальные положения русско-персидских отношений оставались без изменений (ст.4).

Руководство Кавказского жандармского округа в 1855 г. доносило в Петербург, что «большинство мусульманского населения за Кавказом, сочувствовало Персии по религии и родственным связям; в настоящую войну с Турцией не представляет особенных причин заключать о расположении их и готовности содействовать сим последним; как шииты… они не могут разделять враждебных нам намерений Турции, принадлежащей к Суннитской секте и готовы содействовать войскам нашим». В результате граница с Персией была практически оголена: ее охраняли посты 4 Донских казачьих полков и 8 рот пехоты.

Союзные эскадры заняли ряд небольших фортов на Черноморском побережье Кавказа, предусмотрительно оставленных немногочисленными русскими гарнизонами и высадили там турецкие десанты. Это дало возможность союзникам установить контакты с черкесскими племенами и раздать оружие и боеприпасы. Однако бурные надежды (особенно характерные для французов) на то, что горцы выставят многочисленные ополчения, которые смогут изгнать русские войска не только с Кавказа и из Закавказья, но и перенести военные действия в район нижнего Дона и Крыма, скоро развеялись как дым. Союзникам не удалось наладить прочного контакта и с Шамилем. «Мне кажется, — писал Стратфорд Каннинг, — что Шамиль — это фанатик и варвар, с которым не только нам, но и Порте будет трудно установить какие бы то ни было удовлетворительные отношения. Его наиб в Черкессии — такой же». При искреннем непонимании и недоверии друг к другу союзники, турки и горцы действовали разрозненно.

Попытки французов обрести друзей в Закавказье иногда приобретали явно анекдотический характер. Так, в 1854 году во французской прессе появилась информация о Леоне VII, «короле Армении», который объявил, что «отныне русский император Николай перестал царствовать на всех территориях армянских». Как и следовало ожидать, «король» оказался проходимцем, реальная власть определялась не газетными утками и брошюрами, а силой.

Турецкая армия весной-летом 1854 г. была разделена на три части: на флангах в Батуме и Баязете находились два сильных корпуса, в центре — в Карсе — собиралась ударная сила — Анатолийская армия. Батумский корпус попытался прорваться к Тифлису, но была остановлен после взятия Озургети. Потерпев ряд поражений, 28 мая (10 июня) турки вынуждены были покинуть город, отступив за реку Чолок.

4(16) июня генерал-лейтенант князь И.М. Андронников, имея 10 тыс. чел. при 18 орудиях, атаковал 34-тысячную турецкую армию, стоявшую за рекой на укрепленных позициях и имевшую 13 орудий. Потеряв до 4 тыс. убитыми и до 14 тыс. разбежавшимися (последняя категория потерь в основном относится к местному ополчению, набранному из любителей резать головы и заниматься торговлей похищенными детьми), турки оставили всю артиллерию и лагерь и бежали по направлению к Кобулети. Общие потери наступавших не превышали 1,5 тыс. чел.

Батумское направление было обеспечено при Чолоке, после значительных потерь остатки батумского корпуса укрылись в нескольких прибрежных укреплениях и никак не тревожили наши войска. Вскоре последовала победа на левом фланге русско-турецкого фронта.

17(29) июля войска Эриванского отряда под командованием генерал-лейтенанта барона К.К. Врангеля уничтожили Баязетский корпус противника на Чингильских высотах. Потеряв около 2 тыс. человек и 4 орудия, турки разбежались. Ближайшим результатом этой победы стало взятие 19(31) июля Баязета. Его гарнизон бежал в Ван, оставив склады с запасами на 1 млн рублей. Русские войска поставили под угрозу караванный путь Трапезунд—Эрзерум—Тебриз. 22 июля (3 августа) немногочисленный отряд Врангеля покинул город, предварительно уничтожив все военные запасы. Хранившееся на складах зерно было роздано местным жителям.

24 июля (5 августа) 1854 г., генерал-лейтенант кн. Бебутов нанес сокрушительное поражение основным силам Анатолийской армии при Курюк-Дара. Турецкое командование было скверным, но хуже всех повела себя кавалерия. Попытки представителей союзников удержать турок успеха не имели. Следует отметить, что рядовые солдаты регулярных частей дрались упорно, обстановка несколько раз становилась весьма опасной. И тем не менее 18-тысячный русский отряд разбил вдвое превосходящего противника, его трофеями стали 15 орудий, 26 знамен и значков, в плен попало более 2.000 чел. Потери турок убитыми превысили 10 тыс. чел, до 12 тысяч башибузуков разбежались. Потери русских ранеными и контуженными составили 3.054 чел., убитыми — 599 чел.

Один из французских офицеров ободрял своих подчиненных, говоря, что в любом случае они были бы разбиты и лучше отступать от Курюк-Дара несколько часов, чем от Тифлиса несколько дней, не имея в желудке ничего, кроме казачьей пики. Башибузуки не оценили юмор своего командира и зарезали его. После сражения Бебутов обратился к своим подчиненным:

«Узнав же, в ночь с 23 на 24 июля, что турки, надеясь на свою многочисленность, решились, наконец, дать сражение в открытом поле, я с упованием на Всемогущего Бога, всегдашнего поборника оружия русского и уверенный в вашей непоколебимой храбрости, смело пошел с вами навстречу врагу и ни тройное превосходство турок в числе, ни многочисленная их артиллерия, ни советы и участие новых их союзников, европейских эмигрантов, не могли спасти турецкие войска от ударов ваших. Неприятель, охватывавший нас с трех сторон своими громадными колоннами и мечтавший смыть, наконец, стыд поражений, постоянно вами ему наносимых, после шестичасового кровавого боя снова был опрокинут на всех пунктах. Вы опять видели пред собою беспорядочные толпы его бегущими и оставляющими в руках наших часть своей артиллерии, знамена и пленных. Принося благодарственную молитву Господу Богу за дарованную победу, святым долгом считаю от сердца благодарить вас, мои храбрые и добрые товарищи, за ваши чудные подвиги. Не считаю себя вправе наименовать здесь кого-либо: вы все, от генерала до солдата, в этот день были герои».

Ближайшие резервы Бебутова находились в Тифлисе (4 батальона), Ахалакалаки (2 батальона) и Ахалцыхе (5 батальонов). С их подходом его отряд мог увеличиться до 30 батальонов, но для этого требовалось время. Осадный парк находился в Александрополе. Не имея возможности немедленно развить свой успех, Бебутов после новой победы вынужден был занять положение наблюдателя, стража русской границы в Закавказье. Отсутствие осадной артиллерии и резервов исключали возможность атаки крепости Карс, под защитой стен которой вновь собиралась 40-тысячная Анатолийская армия. Бебутов вынужден был выжидать того момента, пока турки не выйдут снова из-за стен Карса в поле. Между тем турки в крепости отнюдь не усиливались, скорее наоборот.

В результате их союзники решили не терять времени. После поражений в Закавказье английское правительство, весьма обеспокоенное ходом дел в Малой Азии, решило отправить туда своего специального комиссара, который получил экстраординарные полномочия и полную поддержку посла в Турции лорда Стратфорда Каннинга, имевшего в этот период неограниченное влияние на султана. «Когда полковник Вильямс [1] приехал к своему назначению, — отмечал французский автор, — Карская армия существовала только по имени; беспечность правительства, варварское невежество и бесстыдная алчность генералов, бесчинство, пьянство, возмутительная гнусность офицеров служили источником длинного ряда бедствий ее. Все роды службы были расстроены, кассы пусты, страна разорена, солдаты в величайшей нищете и дезертировали тысячами; Карсу предстояло оставаться без защитников».

С редким трудолюбием и упорством он начал подготовку обороны Карса и вскоре значительно преуспел в этом. Потери от болезней, поражений и дезертирства привели к тому, что в ноябре 1854 г. гарнизон Карса сократился с 28.000 до 13.221 человек при 34 полевых орудиях (по списку армия в начале военных действий имела 84 орудия). К весне 1855 г. благодаря деятельности Вильямса медицинские потери турок резко сократились, и численность армии выросла до 22 тыс. человек, включая иррегулярные части.

Успехи русских войск заставили ослабить блокаду основных районов Кавказской войны. После неудачного похода на аул Дарго в 1845 г. Воронцов полностью изменил тактику действий против Шамиля. Теперь вместо походов на резиденции имама, которые вели к бессмысленному напряжению сил и тяжелым потерям, приступили к действию топором и лопатой — в лесах прорубались просеки шириной в 2 картечных выстрела, превращавшиеся в дороги. Наступление велось методично, последовательно, с твердым занятием территорий. К началу 1853 г. успех был очевиден, и Наместник ожидал скоро перелома, но начавшаяся война всё изменила: теперь основные силы Кавказского корпуса были направлены против турок.

Этим не замедлил воспользоваться Шамиль. В июле 1854 г. он совершил набег в Грузию. Разбросанным частям регулярной армии и местной милиции под командованием генерал-лейтенанта князя Г.Д. Орбелиани с большим трудом удалось отразить нашествие. При этом один из отрядов сумел дойти до Цинандали, в 60 км от Тифлиса, и ограбить это родовое поместье князей Чавчавадзе. В плен были уведены семьи князей подполковника князя Д.А. Чавчавадзе и генерал-майора И.Д. Орбелиани вместе со слугами, боннами и управляющим поместьем — всего 22 человека. Это событие вызвало в Тифлисе удрученные настроения и поначалу даже панику. Горожане считали свой город абсолютно беззащитным.

Активизация действий горцев и заметно улучшившееся командование турецкой Анатолийской армией в Карсе вызвали и заметное беспокойство у командования Кавказского корпуса. Признав невозможным одновременно эффективно противостоять и Шамилю, и туркам, осенью 1854 г. оно обратилось в Петербург с просьбой о подкреплениях. Минимум требований представлял дивизию пехоты с артиллерией, полк регулярной кавалерии и несколько донских казачьих полков. В противном случае штаб корпуса считал необходимым очистить Дагестан или передовые укрепления Кавказской линии. Оба последних решения неминуемо привели бы к расширению очага Кавказской войны и грозили труднопредсказуемыми последствиями.

В результате Николаем I было принято совершенно другое решение: Наместником и Главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом был назначен командир Гренадерского корпуса ген.-ад. Н.Н. Муравьев.

Перед ним была поставлена задача сохранить положение, используя исключительно местные силы, не рассчитывая на подкрепления. Генерал был старым кавказцем, и первым своим приказом он призвал корпус готовиться к мужественному выполнению долга:

«Для России настала година испытаний. Уже многие сотни тысяч ратников ополчаются на защиту родного края, воскрешая в памяти народа бессмертное время войны отечественной. Станем же и мы, полные рвения и готовности за святое дело. Вспомним недавние подвиги, еще свежие в памяти неверных, и грянем все дружно, с единодушием, с теплою верою в правосудие Божие, на нечестивого врага России и православия».

[1] Вильям Фенвик Вильямс (1800−1883) — британский военный деятель, баронет (1855), генерал (1868). В 1825 г. начал службу в королевской артиллерии в звании второго лейтенанта. В 1841 г. в звании капитана служил инструктором в арсенале Константинополя. В 1847 г. — британский представитель при подписании турецко-персидского договора в Эрзеруме, произведен в бревет-майоры. В 1848 г. — представитель при пограничном турецко-персидском урегулировании, произведен в подполковники, награжден крестом Британии. В начале Крымской войны произведен в полковники британской армии и направлен в турецкую Анатолийскую армию, за оборону Карса произведен султаном в ферики (генерал-лейтенанты турецкой армии). После возвращения из русского плена пожаловано баронетское достоинство, звание генерал-майора, большой крест Почетного Легиона, ордена Британии, орден Меджидие, Вилльямс получил почетный меч от мэрии Лондона, стал почетным доктором Оксфорда (1855). Начальник Вулвичского арсенала (1855), член парламента (1856−1859), командующий войсками в Канаде (1859−1865), генерал-лейтенант (1864), генерал (1868), губернатор Новой Шотландии (до 1870), губернатор Гибралтара (1870−1876), констебль Тауэра (1881).