Иван Шилов ИА REGNUM
Ядерный гриб

30 октября, в обстановке полного забытья, миновала дата события, которое, очевидно, изменило ход истории: 55-летие испытания крупнейшей в истории человечества ядерной бомбы. В тот день над южной оконечностью острова Северный (Новая Земля) был взорван заряд мощностью 58 мегатонн.

Наверно, именно это испытание дало основание Советскому Союзу с такой отчаянной решимостью вести себя через год, во время Карибского кризиса. А ведь следует всегда помнить, что «Карибы-62» — это не только попытка СССР поставить свои ракеты на Кубе. Это, в первую очередь, борьба за вывод американских ракет средней дальности из Турции, напрямую угрожавших городам в западной части Советского Союза. Многие именно об этом предпочитают сейчас забыть, напропалую обвиняя Союз в эскалации напряжения. Знать — здорово испугались тогда.

Мне однажды повезло долго разговаривать с полковником Юрием Васильевичем Лысенко, председателем Всеукраинского Союза ветеранов ядерных испытаний. Человек, который ДЕВЯТЬ раз побывал в эпицентре ядерных взрывов спустя несколько часов после взрыва! Даже после того взрыва, что был произведен на Новой Земле 55 лет назад…

Ему, уроженцу Полтавы, лейтенанту, авиационному инженеру, было 23 года, когда пришел приказ — отправиться на Новую Землю. Зачем, он не знал, просто убыл — лейтенант на должность майора.

— Юрий Васильевич, сколько взрывов Вы «пережили» на Новой?

— 9 штук. Первый — в сентябре, последний — в ноябре 1961 года.

— То есть за три месяца Вы пережили 9 взрывов? Какую же дозу радиации Вы хватанули?

— Не знаю. Там учета не было. У нас был один дозиметр на группу, даже не знаю марки. Нам его в руки не давали, мерил специальный дозиметрист. И о результатах не рассказывал.

— Лейтенант на должности майора — это что?

— Это у нас называлось «сооружение». Бронеказемат БКР из семисантиметровой корабельной стали, с трехметровым фундаментом и со скосом в сторону взрыва (чтобы ударной волной не снесло). В каземате — иллюминаторы из корабельного бронестекла. Я был старшим на одном из трех таких БКР.

И все это нашпиговано аппаратурой. Аппаратура была классная. Она, например, обеспечивала скорость съемки до миллиона кадров в секунду.

Сама техника взрыва была такая: идет самолет-носитель. Когда сбрасывается Изделие — идет импульс. Импульс попадает на пункт автоматики опытного полигона и пункт автоматики, по параллельным линиям, запускает аппаратуру на каждом бронеказемате.

— И как прошел первый взрыв?

— Пришел вертолет, и нас вывезли на пункт автоматики опытного полигона. Это где-то в ста километрах от эпицентра взрыва. Там нам выдали темные очки, а «старики» рассказали, как себя вести. Главное было — не смотреть на вспышку первые секунды. Можно ослепнуть. А потом это похоже на яркость электросварки, только очень большой. Вот на этом пункте я и встретил свой первый взрыв — маленький, в 500 килотонн, на высоте трех километров над землей.

— Страшно было?

— Первый раз — очень. Потом — ничего, привыкли. Это даже красиво — такой «классический» огромный гриб. Сразу после взрыва около эпицентра прошел вертолет-дозиметрист. А следующим вертолетом, через час, мы, инженеры, были уже на «своих» бронеказематах. Наше дело было срочно снять пленку и отдать ее фельдъегерю.

— А бронеказемат на каком расстоянии от точки взрыва?

— В пяти километрах. И ничего, устоял. Только обломки антенн вокруг разбросаны.

— Но это «маленький взрыв». А каким, по Вашему личному счету, был взрыв той самой, 58 мегатонной бомбы, самый большой в мировой истории?

— Седьмым. 30 октября 1961 года, в 11 часов 02 минуты, по моим часам.

— Расскажете, как это было?

— Расскажу. Знаете, есть много описаний этого взрыва. Но они все делались теми, кто находился либо в центре управления, либо на борту самолета — то есть среди тех, кто бросал Изделие. Я же знаю, что может чувствовать тот, на кого его бросали. Я же был на земле.

— Итак, «на Вас бросили бомбу». Где Вы в это время находились?

— 29-го мы проверили аппаратуру в бронеказемате, поздно вечером вернулись на базу, где нас уже ждал эсминец Северного Флота, С-80, по-моему. Он вывез нас в море, где-то на 150 километров от эпицентра. В это время с аэродрома «Олений» (Кольский полуостров) уже вылетел, прибывший, кстати, из украинского Узина, стратегический бомбардировщик ТУ-95, под командованием, по-моему, майора Алексея Дурновцева. Кстати, это был второй вылет Дурновцева к полигону. Где-то недели за две он уже прилетал и сбросил «болванку». Тренировался. Ведь Изделие было огромным — 26 тонн, 8 метров длины и 2 — в диаметре. У меня даже сохранился кусок стропы от парашюта, на котором сбрасывали «болванку». Надо будет, кстати, в музей отдать.

30 ноября на Оленьем «Медведю» (так называли ТУ-95) подвесили Изделие и, в сопровождении двух истребителей МиГ-19 он вылетел к Новой Земле.

— А истребители зачем?

— Знаете, на Семипалатинском полигоне (там тоже производились испытания ядерного оружия) была команда такая: если самолет повернет куда-то в сторону, «за бугор», то его сбивать. У нас, вроде бы, просто «прикрывали». Хотя, кто его знает.

Километров за 150 истребители и дублер отвернули в сторону. Носитель сбросил Изделие. Там парашют был неимоверный: семь вытяжных и один основной. Площадью 1,6 гектара. Мне потом говорили, что из этого количества лавсана можно было бы пошить лифчики для всех женщин СССР. На нем и летело Изделие. (Ну, это, конечно, легенда. Хотя всем — не всем, но добрую женскую дивизию «олифчить» можно было бы — А. Г)

После сброса самолет, до взрыва, успел уйти на 50 километров. Пока взрывная волна «догнала», он отлетел еще километров на 30. Самолет только тряхнуло, но не больше. Дурновцеву и штурману после этих испытаний Героя дали.

— Хорошо, сбросили кучу лифчиков на Новую Землю. Что дальше?

— Дальше был Взрыв.

— Вы его хорошо видели?

— Нет, я его не видел, была сильная облачность и метель, а весь экипаж был отправлен в трюм. Но как только прошла ударная волна, я вышел на палубу. Я увидел ядерный «гриб», высотой около 70 километров и совершенно неповторимое свечение. В головке «гриба» продолжалось свечение: как будто в облаке зажгли множество петард. Это был самый страшный, но и самый красивый салют в моей жизни. Но смотреть особо долго не пришлось. Мы же были в «группе первого броска». Мы надели, прямо на обмундирование, общевойсковые комплекты химзащиты. И респираторы: больше у нас ничего не было. Эсминец на полной скорости подошел к берегу, там нас ждали вертолеты и примерно через три часа мы уже были на своих бронеказематах.

— И что Вы там увидели?

— Лучше бы этого никогда не видеть. Когда мы уезжали оттуда, это была белая красивая тундра. Двухметровый слой снега и льда. Даже без солнца все искрилось. Когда мы прилетели — все было черным и дымилось. Хотя гореть-то было нечему — камни. Очень тяжело вспоминать. Наверное, так выглядит ад.

— Что чувствует человек, пусть даже и в трюме эсминца, когда знает: на него летит бомба.

— Знаете, мы были все молодые, здоровые и, даже, как сейчас говорят, безбашенные. Но в эти минуты мы молились: «Дай Бог, что бы Изделие попало точно в расчетную точку, что бы не ошиблись, что бы ветром не снесло, что бы не упало прямо к нам на голову». Но мы были испытателями. Простой человек может чувствовать только то, что через несколько мгновений он вообще ничего не будет чувствовать.

— А как выдержали «Большой Взрыв» бронеказематы?

— Один исчез совсем — его сплющило и вмяло в каменистую землю. Остальные покорежились так, что использовать их тоже было нельзя.

— Что было дальше?

— Работа. На казематах мы сняли пленки и вертолет забрал нас обратно. Привезли на эсминец, там специальные «раздевальщики» сняли с нас химкомплекты. Все остальное оставалось на нас, обмундирование даже не дезактивировали. Нас накормили и мы пошли спать. А утром сошли на берег, сели в ГТСки (гусеничные бронетранспортеры), и поехали на свои бронеказематы. Работать уже в штатном режиме. Вот, в принципе, и все.

— Да уж, все. Вот скажите, в условиях реальных военных действий, если бы такую бомбу взорвали, предположим, над городом-миллионщиком. Что бы от него осталось?

— Вы смеетесь? Если взорвать такую бомбу — пол-Англии не стало бы. К счастью, она никогда не взорвется. Ее не приняли на вооружение. Мы еще шутили, что в СССР есть три «царя»: «Царь-Колокол», который никогда не звонил, «Царь-Пушка», которая никогда не стреляла и «Царь-Бомба», которая уже никогда не взорвется.

— Юрий Васильевич, скажите еще одну вещь. В нашем разговоре Вы не раз употребляли вместо слова «бомба» слово «Изделие». Скажите, для Вас это слово — с большой буквы, или с маленькой?

— С большой… Конечно с Большой. Потому что это действительно Изделие.

— Тогда скажите, какова, по-вашему, роль и значение ядерного оружия в истории человечества?

— Я считаю, что оно предотвратило сначала уничтожение нашего народа. А потом третью мировую войну. Ведь первый военный план по уничтожению СССР (план «Пинчер») был подготовлен в США уже в марте 1946 года. Он включал в себя атомный удар по основным городам СССР, в том числе — и по Киеву. Но в 1949 мы испытали свою бомбу, и такие планы рассыпались. А потом ядерное оружие остановило третью мировую, поскольку все боялись «ударов возмездия».

— То есть, Вы — за ядерное оружие?

— Да.

— Тогда как Вы оцениваете ядерное разоружение Украины?

— Как глупость. Во-первых, легче было бы содержать одну ядерную дивизию с ее ядерным оружием, чем ту армию, которую мы сейчас содержим. Эффект, во всяком случае, был бы более высоким. Во-вторых, что бы ни говорили, в Украине были базы обслуживания, а сами ядерные заряды были на гарантии до 2009−2011 годов. А разговоры о том, что у нас некому было обслуживать ядерное оружие — это вообще бред. У нас целое училище в Харькове готовило специалистов по ядерному оружию. А этот бред насчет «ядерного чемоданчика»!!!

— Какой бред?

— Был такой, о том, что ядерное оружие может управляться только из чемоданчика, который находится в Москве. Да он разрабатывался у нас, в Харькове, НПО «Хартрон». Так, простите, что, разработчики не могли сделать второй экземпляр? Тем более, что документация сохранилась. Могли наши обслуживать. И обслуживали. У нас было много ремонтных баз, на которых проводились регламентные работы по обслуживанию ядерных боеголовок — в Прикарпатье, в Кировограде, на Житомирщине. Так что специалистов у нас было навалом. Вот в «Арзамасе-16» начальник цеха по разборке ракет, фамилию не помню, был киевлянин.

И вообще, все государства — Индия, Пакистан, Израиль — стремятся получить ядерное оружие. И лишь мы с Белоруссией, как дуры, отказались от него. Кто же после этого уважать будет такие страны. Да, надо было убирать 90% зарядов. Но 10% следовало бы оставить. На всякий случай…

— А как Вы думаете, можно ли восстановить в Украине ядерное оружие. Чисто технически?

— Да. Можно. Но на это понадобится много воли и средств. Думаю, что с нашим руководством: и былыми, и нынешним — сделать это невозможно. Но вот если будет воля, то научный потенциал еще есть. Но в ближайшее несколько лет он исчезнет. Мы уже все старики. Нет преемственности.

— Н-да… При Советах нас называли «Верхней Вольтой с ракетами», а теперь мы — «Верхняя Вольта без ракет».

— Что маете, то маете.

А на прощание мы с полковником выпили по две рюмочки коньячку. Первую — за тех, кто дергал смерть за усы. И вторую — не чокаясь…

Киев