Александр Горбаруков ИА REGNUM
Этот был, по крайней мере, титульным лауреатом Нобелевской премии мира

Американское коллективное политсознательное давно и прочно выработало в себе определённый набор ужасов, среди которых на одном из первых мест — пресловутый эффект бабочки. Ну или мёртвой зоны — это смотря кого вы в детстве предпочитали: Брэдбери или Стивена Кинга.

Напомним: у Брэдбери в его классическом рассказе «И грянул гром» (по мотивам которого снят паршивый блокбастер «Эффект бабочки») ужасное будущее, наступающее из-за неосторожного участника «Сафари во времени», заключается в том, что вместо уже победившего на президентских выборах хорошего парня Кейта президентом «после раздавленной бабочки» становится чудовищный Дойчер. В романе Кинга «Сумеречная зона» плохое будущее, напротив, удалось отменить — жертвуя жизнью, простой ясновидящий американец Джон Смит обламывает чудовищного маньяка Грега Стилсона, который в ином случае лет через десять стал бы президентом и развязал третью мировую войну.

Кто такие Дойчер и Стилсон? Дойчер — с такой неприятной, с немецким привкусом, фамилией — характеризуется (в прежней реальности, «до бабочки») буквально несколькими словами: «Нам повезло. Если бы выбрали Дойчера, не миновать нам жесточайшей диктатуры. Этот тип против всего на свете — против мира, против веры, против человечности, против разума». Стилсон показан намного более подробно — он прорывается к власти (под видом простого парня из народа) от самых низов, начинал как разъездной торговец Библиями (!) и (когда никто не видит) жестокий убийца невинных собачек. В общем, оба — что Дойчер, что Стилсон — маньяки. Именно поэтому они олицетворяют один из самых глубинных страхов американской души — страх перед иррациональностью власти.

Американская «гражданская религия», основы которой были заложены Франклином, выстроены отцами Конституции и доведены до канона Линкольном, — это прежде всего обожествление рационального. Это — раз и навсегда победившие «хорошие парни», различающие «хорошо» и «плохо» и способные защитить первое от второго силою закона и ураганным огнём из легально приобретённого огнестрельного оружия. Это — культ Конституции и гражданских институтов, доказавших за двести с лишним лет (ох, как это долго!) Великой Американской Истории свою способность к коррекции всего грешного, субъективного и иррационального, что, к сожалению, свойственно человеческой природе.

Кстати, «Стилсонов» и «Дойчеров» в американском дискурсе намного меньше, чем совсем других персонификаций «единоличной исполнительной власти» — реальных «хороших президентов» от Вашингтона с Джефферсоном до Рузвельта с Кеннеди и вымышленных героев масскульта — президентов из «Семи дней в мае», «Air Force One», «Дня независимости», «Штурма Белого Дома», сериала Тома Клэнси и др. Везде — в зависимости от уровня серьёзности материала с большей или меньшей убедительностью — мы встречаем один и тот же устойчивый миф: миф о сверхнадёжной и всегда способной защитить себя и «нас, народ Соединённых Штатов» демократической системе, которая преодолевает любые искушения и угрозы, будь то индивидуальные слабости отдельных лиц, будь то нашествие инопланетян.

Тем более ужасным представляется вот это вот — в самой сердцевине — разрушение сакрального. Когда ядерный чемоданчик, борт номер один и «президентская прерогатива» окажутся вдруг в руках безумного маньяка не в результате террористической атаки, а из-за — невозможного! никогда такого не было! — сбоя в самой системе.

Понятно, что подобные страхи возникали в американском обществе на протяжении этих двухсот с лишним лет не раз. А точнее, всякий раз, когда в абсолютно персонифицированную систему власти вдруг врывался какой-нибудь для неё неожиданный, нестандартный персонаж. Таких — после Вашингтона — вообще-то, было немного (поэтому, кстати, и сложился — и закрепился — миф о незыблемости американского конституционного строя) — но они были, в том числе успешные. Таким стал (и успешно) Эндрю Джексон в 1829 году. Таким попытался стать — уже после завершения своего президентства — Теодор Рузвельт в 1912 году. Такого — харизматичного популиста Хью Лонга — остановили пулей в 1934 году. Такими — неудачно — захотели стать «крайне правый» Барри Голдуотер в 1964 году и «слишком левый» Джордж Макговерн в 1972 году, таким — в той или иной степени — победил в 1980-м Рональд Рейган. Но всякий раз заканчивалось всё для системы в высшей степени благополучно: «потрясатель основ» либо проигрывал, либо побеждал и только укреплял систему, корректируя её в нужную сторону.

Образ «маньяка» примеряли — и на Джексона (совсем чуть-чуть — ведь без масс-медиа это сделать было трудно), и на Тедди Рузвельта (ещё меньше — тут, скорее, речь шла о «нарушителе конвенции»). Хью Лонга не только застрелили, но и сделали из него — посмертно — двух отрицательных литературных персонажей (Вилли Старка и президента Уиндрипа). А вот из Голдуотера и Рейгана «поджигателей войны» и «будущих диктаторов» лепили уже со всей возможной яростью: в первом случае помогло, во втором — нет.

Но — так или иначе — всякий раз «потрясатель основ» приходил как бы со стороны. С той стороны системы. Внутри системы назревал застой, она переставала устраивать, но была гарантированно безопасной, а вот что мог принести с собой харизматик с идеями? Страшно…

В 2016 году Стилсона напополам с Дойчером лепят, конечно, из Трампа. Лепят так, как не лепила поджигателя войны из «кровавого Барри Голдуотера» советская коммунистическая пропаганда 60-х. «Этот тип против всего на свете» — и все добрые киногерои, все голливудские звёзды, все прекрасные геи, лесбиянки, транссексуалы и афроиспаноговорящие, все простые (как ясновидящий Джон Смит) американские мечтатели просто обязаны прийти на выборы и не пустить во власть этого ужасного, чудовищного, совершенно нетерпимого… Только возникает вопрос — кого?

Потому что «американская система» вывернулась — массаракш! — наизнанку. Да, Дональд Трамп в каком-то смысле внесистемный: стилистически, поведенчески, терминологически. Но содержательно он олицетворяет самого усреднённого американского обывателя, с доведёнными до крайности его, обывателя, чертами — рациональностью, консерватизмом, бытовым здравомыслием, недоверчивостью и осторожностью. Трамп сегодня похож вовсе не на Грега Стилсона, а, скорее, на Гомера Симпсона, смешного и неуклюжего в своей нормальной человеческой усреднённости.

А вот маньячество сегодня переехало. Оно засело в самой сердцевине «системы». Логика, лексика, атрибутика ведьминской избирательной кампании Хиллари Клинтон ошеломляют своей исступлённостью, одержимостью, поджигательством, паранойей пополам с эпилепсией — всем тем, чем становится обюрократившаяся и выдаваемая за норму перверсия, доведённый до абсурда культ меньшинств (фрикократия) и глобально-демократический экспансионизм гуманитарных бомбардировок.

Всё, что приписывает «американское подсознательное» страшному иррациональному маньяку — не дай Бог — президенту — всё это: ненависть ко всему нормальному, неверие во всё доброе, неспособность договариваться и уважать другое мнение, ненависть к «чужим» и презрение к «дикарям и варварам» (которыми объявляются все инакомыслящие) — всё это сегодня исподволь просочилось в мэйнстрим и наполнило изнутри своим разъедающим ядом настоящее Америки. Всё более неотвратимо смещая её будущее в «мёртвую зону» стивен-кинговского ужаса, реализуемого наманикюренными ручками клинтоновской американской мечты — невменяемой, иррациональной, смертельно опасной для США и всех остальных, кто пока ещё жив на Земном шаре.