Венгерский поход русской армии
Россия была далеко не первой и не единственной страной, которая вмешивалась в европейские революции, исходя из собственных интересов. Это делала Англия в Испании и Португалии, Франция в Папской области и Австрия в Ломбардии. Но почему-то именно подавление венгерской революции, постепенно превратившейся не только войну революции с императором, но и в конфликт венгров с невенграми на территориях, которые венгры считали своими, стало поводом для того, чтобы Россия получила странное прозвище «европейского жандарма».
Поход был тщательно подготовлен и проходил в благоприятной внешнеполитической обстановке. Единственная страна, которая могла реально повлиять на ситуацию — Англия — не возражала против русского похода. 23 апреля (15 мая) 1849 г. Ф.И. Бруннов докладывал о разговоре с Веллингтоном, в котором фельдмаршал сказал: «Настало время для Австрии покончить с Венгрией. Если у нее нет для этого средств, то она должна просить их у императора. Но эти средства должны быть достаточно велики. Было ошибкой, большой ошибкой, просить 4.000 человек, когда требовалось 40.000 человек». Австрийские военные власти в Галиции еще в декабре 1848 г. обратились к русскому командованию с запросом о возможной поддержке в случае вторжения войск Бема и волнений среди поляков. Первоначально было принято решение, позволявшее русским войскам в таком случае переходить границу и углубляться на австрийскую территорию на 2−3 перехода для поиска и уничтожения врага, после чего возвращаться назад. В Галиции такого рода помощь не понадобилась. Поляки помнили 1846 год и не хотели рисковать его повторением, особенно на фоне начавшегося вновь русинского крестьянского движения, а Бем не горел желанием рисковать, переходя через Карпаты, за которыми его могли встретить русские войска.
Русины Закарпатья и перед революцией не вызывали теплых чувств у Вены. М.Н. Муравьев после поездки в Австрию записал: «Особливо заметна боязнь правительства в отношении славянско-русских племен,
Таким образом, принципиальных возражений против разовых и ограниченных в пространстве и времени действий не было. В марте 1849 г. Франц-Иосиф просил Николая I приблизить несколько корпусов к русско-австрийской границе, чтобы их можно было быстро ввести в Галицию и Буковину. Вскоре последовала и другая просьба — отправить в Трансильванию 30-тысячный русский корпус. Весной 1849 г. австрийский Двор по-прежнему хотел получить помощь, но исключительно на собственных условиях, подчинив русские войска австрийскому командованию. Николай I отказался отправлять армию в Трансильванию. Он не хотел делать этого без предварительного занятия Галиции. Кроме того, помня о том, что случилось с русским отрядом в Трансильвании в феврале-марте 1849 г., он считал необходимым сохранить самостоятельное командование. Император считал, что частичные меры не приведут к результатам, и поэтому необходимо массовое использование войск, например, в Галиции, с тем, чтобы стоявшие там австрийские войска могли быть задействованы против революционеров, при обязательном сохранении отдельного австрийского и русского командования. Подчинение русских австрийцам исключалось.
9(21) апреля 1849 г. австрийское правительство в очередной раз обратилось к России с просьбой об оказании военной помощи. Николай I не был еще готов помогать Вене путем непосредственного вмешательства в решение внутренних проблем Австрии. Еще 1(13) апреля он писал Паскевичу из Москвы: «Австрийцы, не сладив сами, хотят теперь чужими руками жар загребать; оно легко и приятно, но я того не хочу. Занять Галицию согласен (сделать это в случае ухудшения ситуации предлагал Паскевич — А.О.). Ежели мятежники ворвутся туда, их уничтожить там или в Буковине, будет наше дело, как и наше дело совместно с турками защищать княжества». Между тем на стыке границ Молдавии и Валахии отношения между оккупационными армиями были далеки от добрососедских. Для того, чтобы избежать конфликта, 19 апреля (1 мая) 1849 г. на даче великого визиря в Балте-Лимане между Россией и Турцией была подписана конвенция, которая урегулировала вопрос о будущем Дунайских княжеств. На 7 лет они занимались русскими и турецкими армиями (на самом деле они были выведены в начале 1851 г.). По условиям Балто-Лиманской конвенции право выбора господарей местными диванами отменялось, их деятельность приостанавливалась. Вводился новый принцип — господарей теперь назначал султан с согласия России на 7 лет, а в оккупированных княжествах постоянно находились «чрезвычайные комиссары», наблюдавшие за управлением означенными территориями.
Тем временем обстановка в Венгрии и вокруг нее постоянно усложнялась. При революционных войсках начали формироваться польские легионы. Их численность достигла около 20 тыс. чел. Польская партия все свои надежды теперь связывала с венгерским движением. Несколько раз в своих публичных заявлениях Кошут высказал свои «наилучшие намерения относительно дел польских». 18(30) апреля Николай I приказал Паскевичу начать подготовку к походу в Венгрию через Галицию и Карпаты. К выступлению в поход еще с середины апреля готовилась гвардия. В конце мая она двинулась к западным границам Империи. 26 апреля (8 мая) 1849 г. Петербург официально признал Французскую республику. В тот же день был обнародован Манифест «О движении армий Наших для содействия Императору Австрийскому на потушение мятежа в Венгрии и Трансильвании», заканчивавшийся словами: «Мы повелели разным армиям Нашим двинуться на потушение мятежа и уничтожение дерзких злоумышленников, покушающихся потрясти спокойствие и Наших областей. Да будет с Нами Бог, и кто же на ны? Так — Мы в том уверены — чувствует, так уповает, так отзовется, в Богом хранимой Державе Нашей, каждый Русский, каждый Нам верноподданный, и Россия исполнит святое свое призвание». Первые русские колонны к этому времени уже начали входить в Галицию и Буковину. 23 апреля (5 мая) они начали переходить границу в районе Кракова. Петербург, после долгих колебаний, решил вмешаться в австрийские дела.
В апреле венгерская армия находилась в 270 км от Вены, которую еще недостаточно уверенно контролировало правительство Шварценберга. Укрепить свои силы за счет новых рекрутских наборов оно просто не могло. В случае наступления венгров возможно было падение столицы Габсбургов. Посланник Шварценберга встал перед Паскевичем на колени, умоляя его «спасти Австрию». Не дожидаясь ответа на просьбу о немедленной помощи из Петербурга, генерал-фельдмаршал самостоятельно принял решение о ее оказании. Император был в Москве и связь с ним могла затянуть решение вопроса на 12 дней — обстановка не допускала такого промедления. Положение австрийцев действительно было тяжелым — они могли прикрыть свою столицу не более чем 35 тысячами человек, кавалерийские и артиллерийские лошади были измучены, на быстрый подход рекрутов надеяться не приходилось, а падение Вены, пусть и временное, могло вызвать труднопредсказуемые последствия.
27 апреля (9 мая) в Вену по железной дороге была отправлена усиленная дивизия (4 полка и артиллерийская бригада) под командованием генерала Ф.С. Панютина — 10.659 человек при 48 орудиях. Приход русских войск сразу поднял настроение австрийских войск, а их первые успехи повлияли и на мораль венгров. «Ошибки временного правительства, — отмечал позже Паскевич, — требовавшего, чтобы Георги (т.е. Гергей — А.О.) прежде взял Буду, а потом пошел на Вену, и появление русских войск спасло и столицу, и монархию». После снятия угрозы центру империи Габсбургов дивизия Панютина действовала в составе войск фельдмаршала-лейтенанта барона Юлиуса Якоба Гайнау.
4(16) мая 1849 г. в Варшаву приехал Николай I, пять дней спустя туда же прибыл и Франц-Иосиф. Во время встречи императоров были обсуждены все главные планы будущей кампании. Последним, но категорическим условием Николая I было очищение австрийскими властями Галиции от польских эмигрантов и мятежников, что и было исполнено в течение нескольких дней. 29 мая (10 июня) 1849 г. в Варшаве была подписана конвенция, регулировавшая содержание русских войск в походе, его взяла на себя Австрия. Русская дипломатия, идя навстречу просьбам Вены, достигла улучшения отношений и с Парижем, и с Константинополем. Берлин не испытывал особых симпатий к венгерским революционерам, а изолированный Лондон даже в случае желания не смог бы повлиять на развитие ситуации. Впрочем, особого желания помогать революции там никто не испытывал. На известие о начале похода в Венгрию, полученное от русского посланника, лорд Пальмерстон отреагировал кратко и просто: «Кончайте побыстрее». В этом не было ничего странного — английский премьер считал необходимым сохранение Австрии, а в Лондоне давно уже ждали выступления русских войск на стороне Вены.
Гораздо более откровенным британский министр был в частной переписке: «Австрия держится в настоящем за Россию как плохой пловец за хорошего. Ей предстоит тяжелое и трудное дело в Венгрии, в Трансильвании и других областях, и русские армии готовы помочь ей в случае надобности. Мы не можем помешать России в этом деле, и никакие красноречивые слова наши не пересилят превосходных войск самодержца. Большое несчастье для Австрии и Европы, что австрийское правительство вынуждено стать в такое положение зависимости от России, ибо это лишает Австрию возможности сделаться впоследствии преградой русскому честолюбию и захватам. Молчите, скажут ей русские, и не забывайте, что мы спасли вас от распадения и погибели. Быть может, австрийцы, восстановив свои силы, и не обратят внимания на эти упреки; но все же эта военная помощь должна быть оплачена тем или иным способом». Герцог Веллингтон был гораздо менее многословен, но явно более искренен: «Постарайтесь действовать массами — силами достаточными для сокрушения смуты одним ударом. Ведите большую войну, большими средствами. Вы их имеете».
Австрийская армия под командованием Гайнау насчитывала в строю около 55 тыс. чел. при 280 орудиях. В Хорватии продолжал действовать Елачич — 30 тыс. чел. при 137 орудиях. Его численность, правда, быстро сокращалась — тиф и необходимость защищать свои дома от карателей делали свое дело. На русско-австрийской границе находились четыре русских корпуса численностью в 145 тыс. чел., составившие основу армии генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича, на границе Трансильвании — корпус Лидерса в составе 40 тыс. чел., который должен был действовать вместе с австрийцами. Армия Венгрии имела по спискам около 200 тыс. чел. при 1800 орудиях. Это были храбрые, но плохо обученные войска, которым не хватало опытных офицеров. Исключение составляла артиллерия. Всего в поход против революционного венгерского правительства было отправлено 162 тыс. русских солдат и офицеров при 528 орудиях. 4(16) мая в районе Карпат произошло первое столкновение казачьих разъездов с передовыми отрядами венгров. 7(19) июня основные силы Паскевича перешли через Карпаты. Николай I лично прибыл к штабу фельдмаршала, чтобы присутствовать при вступлении на территорию Венгерского королевства, после чего император вернулся в Варшаву.
Поражение венгерской национальной революции стало делом времени. Приход русской армии создал 250 тыс. русско-австрийскую группировку при 1200 орудиях. Попытки правительства Кошута придать войне с Россией характер религиозного противостояния католицизма с православием не увенчались успехом. Русины и словаки встречали русских весьма дружелюбно, венгерское крестьянство и жители городов также отнюдь не проявляли массового недоброжелательства. Странно, но поначалу войска сторонились русинов — многие офицеры и тем более солдаты имели очень смутное представление об их существовании. По свидетельству генерал-адъютанта Ф.Ф. фон Берга, при прохождении русских войск через Преслав число враждебно настроенных людей было таким же, как и число лояльных правительству. Русские войска сумели быстро установить доверие к себе. Решить последнюю задачу было тем более важно, потому что австрийские власти не смогли выполнить условия русско-австрийской конвенции и обеспечить снабжение русских войск транспортом, хлебом и фуражом.
Армия перешла Карпаты с 20-дневным запасом хлеба, лошадей пришлось перевести на подножный корм. Все необходимое покупалось у местных крестьян. Ассигнации революционного правительства, так называемые «кошутовки», уничтожались, а австрийские бумажные деньги не пользовались доверием населения. По приказу Паскевича армия платила за потребляемые продукты звонкой монетой, которую, разумеется, принимали с охотой. По Венгрии спокойно передвигались русские транспорты и посыльные, не было ни одного случая нападения на них. Основным препятствием стала природа. Проливные дожди в течение нескольких дней превратили дороги в месиво из известняковой грязи и глины, качество воды в колодцах и реках резко ухудшилось, что не замедлило сказаться на санитарном состоянии войск. Самой серьезной угрозой армии стала появившаяся в ее рядах 12(24) мая холера. Болезнь быстро распространялась и пиком эпидемии стал промежуток между 17(29) июня и 23 июня (5 июля) 1849 г., когда заболело 14.472, и умерло 2.102 чел. Тем не менее Паскевич энергично продолжал движение. Весьма удачно действовал и Лидерс. Его противник — Бем не ожидал вторжения со стороны Дунайских княжеств, очевидно, считая Карпаты в этом районе непроходимыми для значительных масс пехоты и артиллерии.
Попытки австрийского командования подчинить себе Паскевича и нацелить действия его армии на блокаду крепостей встретили у фельдмаршала резкий отпор. «Не для того я прислан государем императором со 150 т. армией, — писал он 7(19) июля Бергу, — чтобы держать в блокаде крепости и испытывать потери от гибельного климата на берегах Тейсы и посреди болот, образуемых Дунаем. Г. Гайнау не просит даже моего совета: он говорит — я снял блокаду Коморна, а вы — его блокируйте. Я иду на юг помочь Елачичу, — а вы занимайте Тейсу. Нигде не видно желания знать мое намерение; нигде не сказано — вот мой план, сообщите мне о вашем. Пора бы понять и почувствовать, что у нас 150 т. Войска, а у них только 60 т.». Паскевич был нацелен на маневр и быстрое достижение результатов. Венгерская армия терпела одну неудачу за другой. Она все меньше могла оказывать сопротивление, и ее командующий понимал это. «Честь принятия оружия из рук наших, — вспоминал Гергей, — после вмешательства России, я не мог предоставить австрийцам». Причина была проста: «Я выбрал Россию потому, что не Россия, а Австрия уничтожила права, дарованные Венгрии королем Фердинандом V».
Уже 11 августа он обратился с письмом к командовавшему русским III корпусом ген. графу Ф.В. фон Ридигеру: «Если Вы желаете остановить дальнейшее бесполезное кровопролитие, то поспешите, как можно скорее, сделать возможным осуществление печального акта сдачи оружия — но только так, чтобы оно свершилось перед войсками Его Величества Русского Императора; ибо я торжественно заявляю, что лучше допущу уничтожение всего моего корпуса в отчаянной битве с какими бы то ни было превосходными силами, нежели безусловное сложение оружия перед австрийскими войсками. Завтра, 12-го августа, я иду на Виллагош; послезавтра, 13-го — в Борош-Йено; а 14-го — в Беэль — о чем сообщаю Вам для того, чтобы Вы, с вверенными Вам силами, заняли место между австрийскими и моими войсками, дабы окружить меня и отделить от них. Если бы этот маневр не удался и австрийцы пошли по пятам моим, то я, решительно отражая их атаки, буду отходить на Гросс-Вардейн, чтобы на этой дороге встретить императорско-русскую армию, перед которой, одной, войска мои заявили готовность добровольно сложить оружие. Ожидаю, в наикратчайшем времени, Вашего ответа и заключаю уверением в моем безграничном уважении.»
1(13) августа 1849 г. под Виллагошем (совр. Румыния) лучшие силы венгерской армии — 30 тыс. чел. при 144 орудиях — под командованием Гергея сдались Ридигеру. Он объезжал ряды сдававшихся — кавалерия была спешенной, с саблями на луках седел, оружие пехотинцев было уложено в пирамиды, пушки стояли без прислуги. Перед рядами стоявших были положены штандарты и знамена. Русский генерал сделал все возможное, чтобы облегчить участь потерпевших поражение, демонстрируя свое уважение к сдававшейся армии и ее руководителю. Несколько дней венгерские отряды прибывали на место капитуляции, где их разоружали. Когда выяснилось, что штаб сдавшейся армии оказался без средств (у них были лишь уже ничего не стоившие бумажные «кошутовки», которые изымались для передачи австрийскому комиссару), Паскевич передал Гергею 300, а затем еще 500 полуимпериалов, офицерам его штаба было роздано 300 полуимпериалов. Учитывая сложность положения, деньги предлагались в долг без ограничения срока возвращения. Николай I был доволен — 4(16) августа на имя Паскевича был дан Высочайший рескрипт, по которому фельдмаршалу полагались приветствия, которые ранее отдавались только императору. Документ был подписан «друг ваш Николай».
Русская победа вызвала столь сильную зависть австрийцев, что она стала очевидной. Успехи России вызывали недоумение не только у союзников. Отношение русских к пленным поразило Гергея, который 2(14) августа в письме к коменданту крепости Арад признался, что «если бы мы были в положении победителей, я, кажется, не смог бы гарантировать такого доброго и великодушного поведения со стороны наших офицеров по отношению к пленному противнику». Крепость, гарнизон которой состоял из 2.768 чел., имевшая 143 орудия и значительные запасы продовольствия и боеприпасов, 5(17) августа сдалась русскому отряду силою в 2 эскадрона, командир которого согласился защищать жизнь пленных от австрийцев. Когда Гайнау приказал своим подчиненным не останавливаться перед употреблением силы для того, чтобы получить пленных, Ридигер ответил, что подобная попытка приведет к войне между Россией и Австрией. Австрийцы не решились зайти столь далеко.
В Трансильванию был направлен офицер с копией письма Гергея, отправленного русскому командующему перед капитуляцией. Все понимали — сопротивление стало бессмысленным. 6(18) августа остатки венгерской армии в Трансильвании сдались Лидерсу. Венгры охотно сдавались русским и демонстрировали отсутствие вражды к своим победителям. 9(21) августа под Арад прибыла дивизия Панютина, покинувшая за несколько дней до этого войска Гайнау. Война была закончена.