В середине прошлой недели министр иностранных дел Уругвая Родольфо Нин сообщил, что курортный город Пунта-дель-Эсте в юго-восточной части Уругвая станет местом проведения китайско-латиноамерканского бизнес-саммита в 2017 году.

Флаг Китая (Китайской Народной Республики)

«Мы уже подписываем меморандум о взаимопонимании, что делает Уругвай местом проведения саммита», — сказал Нин на пресс-конференции по итогам встречи с министром иностранных дел Китая Ван И ‑ и накануне гораздо менее публичной встречи с Ян Цзечи, предшественником Ван И на посту министра иностранных дел, а сегодня членом Государственного совета КНР, и, на что обратили внимание латиноамериканские эксперты — ответственным секретарем руководящей группы по иностранным делам при ЦК КПК.

Возглавляемый Ван И китайский МИД руководит внешней политикой Китая. Ответсек Ян Цзечи вырабатывает партийную линию и руководит коммунистом Ван И и всеми коммунистами китайского МИДа — а других там нет.

Уругвай сегодня по ротационному принципу стоит во главе южноамериканского торгового блока МЕРКОСУР, в который входят все без исключения крупнейшие экономики континента — Аргентина, Бразилия, Парагвай, Уругвай, Боливия и Чили (в качестве ассоциированных членов).

Но саммит в Пунта-дель-Эсте будет не просто саммитом «МЕРКОСУР плюс Китай». Он обозначен саммитом «Латинская Америка плюс Китай», что придает ему совершенно другое наполнение.

В отношении двух Китаев позиция Латинской Америки вовсе не однородна.

Центральноамериканский регион, пока еще не потерянный для американского дирижирования, «настоящим Китаем» признает главным образом государство, сохраненное на острове Чан Кайши. Это давняя стратегическая линия США, которые таким образом пытаются сдержать экспансию Пекина в регион.

Тесные связи Тайваня со странами Центральной Америки много лет позволяют США формировать еще один канал влияния на то, что Америка по-прежнему считает своим «задним двором».

Характерный пример: в 2010 году на Тайвань было продано 60 вертолетов Black Hawk, а в 2015 году тайваньцы по указанию Пентагона передали четыре из них в Гондурас, чье правительство, пришедшее к власти в результате переворота в 2009 году, безусловно ориентировано на США — но юридически даже в Америке считается недостаточно легитимным, чтобы Конгресс и Сенат разрешили поставки ему летального оружия.

Южная Америка, чья внешняя политика в последние годы стала куда менее подконтрольной Вашингтону, от линии ориентации на Тайбэй отказалась давно — но и к Пекину под флаги не устремилась.

Речь, прежде всего, не о Бразилии и Аргентине — их связи с Китаем развиваются лавинообразно.

Разговор о других государствах Южной Америки, с сильными антикоммунистическими традициями, для которых красное знамя — слишком памятный символ гражданских войн, длившихся десятилетиями. А сколько желтых звездочек на этом красном знамении, и как они расположены — уже детали. Главное, что китайцы из КНР — коммунисты, а, значит, враги, идеологическая родня местным партизанам-террористам. А китайцы из Тайваня — враги коммунистов.

Так было. И так перестает быть на наших глазах. Уругвайский саммит — важнейшая веха этого тренда.

Оскар Ариас Санчес, который был президентом Коста-Рики в 2007 году, назвал свое решение о признании Народной Республики (КНР) «актом реализма».

С 1949 года Тайвань позиционировал себя как форпост борьбы против коммунизма и, что очень важно для латиноамериканских элит, его экспорта куда-либо. С самого начала, с 40-х, режим Тайбея мог рассчитывать на поддержку латиноамериканских избираемых лидеров, чья внешняя политика была полностью управляема Соединенными Штатами.

Еще более тесные связи сложились между гоминьдановским военным руководством и военными режимами в регионе.

В Парагвае внушительная статуя лидера Гоминьдана Чан Кай-ши, возведенная президентом Альфредо Стресснером, правившим страной с 1954-го по 1989-й годы, до сих пор высится в центре столицы Асунсьона, и по-прежнему свидетельствует о дружбе между двумя диктатурами, которые, конечно же, давно не диктатуры в понимании 50-х.

И генерал Стресснер, и генералиссимус Чан Кайши были активными членами Всемирной антикоммунистической лиги (ныне Всемирной лиги за свободу и демократию), основанной Чан Кайши в 1966 году. Даже сегодня Парагвай по-прежнему выступает плацдармом для Тайваня в Южной Америке, и его единственной точкой доступа к МЕРКОСУР, организации южноамериканского общего рынка.

В 1969 году Куба была первой страной в Латинской Америке, признавшей КНР.

Но уже в 1971 году, после того, как Китай получил место в ООН, вытеснив Тайвань в качестве единственного представителя китайского народа, Пекин приступил к демонтажу дипломатической сети в регионе, которая была создана его конкурентом. Тайвань не только потерял ценных потенциальных союзников. Несмотря на неоднократные просьбы, он по-прежнему не допущен к ВТО, к которой КНР присоединился в 2001 году.

Этот факт также заставил многие страны сделать выбор — открытие посольства в Тайбэе довольно долго автоматически означало разорвать дипломатические отношения с Китаем — страной, постепенно и неуклонно становящейся первой экономикой мира.

Вот почему Китаю удалось легче вытеснить Тайвань в Южной, чем в Центральной Америке, которая остаётся оплотом поддержки Тайваня даже в 2000-е годы. Коста-риканский рывок 2007 года стал сенсацией, но и сегодня не изменил баланс сил между Китаем и Тайванем в Центральной Америке.

Из 22 стран, которые признают Тайвань, ровно половина — одиннадцать — находятся между Рио Гранде и Панамским каналом: в Центральной Америке и пять в Карибском бассейне; в Южной Америке только Парагвай поддерживает дипломатические отношения с Тайванем.

Китай не скупится на предъявление выгод, которые получила Коста-Рика, сделавшая выбор в пользу КНР, причем получила вперед: еще до признания КНР президентом Оскаром Санчесом, в период между 2004 и 2006 годами, объемы экспорта Коста-Рики в Китай выросли с $163.3 млн до $ 558.3 млн.

На первом саммите «Китай — СЕЛАК» (Сообщество стран Латинской Америки и Карибского бассейна) на высшем уровне в Пекине в 2015 году президент Си Цзиньпин лично пообещал инвестировать фантастические для региона четверть триллиона (!) долларов в «углубление сотрудничества между Китаем и Латинской Америкой».

Хотя основные стратегические инвестиции Китая по-прежнему ориентированы в страны — поставщики сырьевых ресурсов, такие, как Аргентина, Бразилия, Венесуэла и Эквадор, китайская экономическая экспансия не упускает из виду стратегической важности малых стран Центральной Америки.

Предпосылки для сближения Китая с Никарагуа были плохими; хотя Никарагуа в теории идеологически ближе к Китаю, чем Тайвань, его «сандинистский» в горячей революционной молодости президент Даниэль Ортега превратился в куда более консервативного политика-традиционалиста, когда вернулся к власти в 2007 году.

Это уже вторая попытка Ортеги сблизиться с Пекином: во время своего первого срока пребывания в должности (1985−1990 гг.) он делает ставку на поддержку Китая и резко разрывает отношения с Тайванем. Карлос Фонсека Теран, заместитель секретаря по международным отношениям Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО), назвал то решение «актом революционного романтизма» — команданте Ортега не потребовал от Пекина ничего взамен.

Результаты этого эксперимента были неубедительными. Осторожный и в то время далеко не такой богатый Китай предложил в 1980-е лишь робкую моральную поддержку борьбе сандинистов.

Ныне солидный буржуазный политик Даниэль Ортега ведет себя иначе — каждый шаг, каждое политический жест по маршруту — Никарагуа — от Тайбея к Пекину — теперь имеет четкую финансовую цену.

Чаще всего упоминают мифический проект Никарагуанского канала, который разрушил бы военно-политическую монополию США на тихоокеанско-атлантический транзит через канал Панамский. Однако серьезные аналитические издания — и в США, и латиноамериканские, и азиатские — говорят о Никарагуанском канале скорее как о некоторой удобной для всех рамке, политико-экономической упаковке для сотен и сотен куда более реальных и не таких шумных проектов Китая с Никарагуа и ее соседями, чем как о реальной будущей стройке.

Укреплению позиций КНР способствовала серьезная антикоррупционная работа в Китае по отношению к латиноамериканским контрагентам, что выгодно отличает сотрудничество с пекинскими чиновниками от сотрудничества с тайбейскими.

Бывший сальвадорский президент Франциско Флорес так описал методы Тайваня: «Во время моего пребывания в офисе, … тайваньское правительство передало средства непосредственно на подкуп политиков, правительств, фондов и политических организаций, которые были благоприятными для независимости Тайваня». Самому экс-президенту Флоресу такая политика Тайваня стоила поста и привела на судебную скамью, и другие политики в Сальвадоре сделали из этой истории правильные выводы — в пользу пусть не такого авантюрного, но куда более безопасного сотрудничества с КНР.

Разумеется, главной конкурирующей силой, противостоящей китайской экспансии в Латинскую Америку, остаются США.

Однако основной американский инструмент «пристегивания» государств Тихоокеанского региона — Транстихоокеанское партнерство — дает серьезные сбои именно на латиноамериканском направлении во многом в силу того, что американская дипломатия считала его «задним двором» и оставила без внимания, а в нынешних условиях это означает — оставила Китаю.

Сегодня проект Транстихоокеанского партнерства включает в свою орбиту из стран региона только Чили и Перу — ну, и Мексику, разумеется, которую в этом контексте сложно отнести к странам с самостоятельной по отношению к США политикой.

Все остальное — поле для активности Пекина, которую мы сейчас и наблюдаем.