Переворот в Польше: ждал ли Пилсудский удара в спину от Сталина?
14 мая 1926 года газета «Известия» вышла с первополосной статьей: «Переворот в Польше». Корреспондент ТАСС передавал из Берлина «следующие сведения о перевороте, совершенном Пилсудском»: «11 мая в расположенный под Варшавой военный лагерь Рембертов неожиданно прибыл Пилсудский. Его сопровождал ряд преданных ему офицеров… Огромное большинство офицеров и командиров находившихся в Рембертове частей немедленно заявили себя сторонниками Пилсудского, а ненадежные лица из командного состава были тотчас же смещены Пилсудским и заменены его сторонниками…
На следующий день Пилсудский двинул находившиеся в Рембертове войска на Варшаву. Предместье Варшавы — Прага, находящаяся на правом берегу Вислы — была занята без сопротивления со стороны правительственных войск… В 11 часов вечера Пилсудский перешел Вислу. На улице завязались бои. Были убитые и раненые. К 12 часам Пилсудский занял большинство правительственных учреждений, в том числе помещение генерального штаба. Ночью же была занята варшавская цитадель, и город окончательно перешел в руки Пилсудского».
Советскому читателю того времени не надо было объяснять, в чем тут дело. «Белопанская Польша», Юзеф Пилсудский и Роман Дмовский, другие польские партийные лидеры и представлявшие их силы были хорошо им знакомы, так как события в Польше получали постоянное освещение на страницах коммунистической прессы.
Польша переживала масштабный политический кризис, начавшийся в 1920 году после того, как «победителя большевиков», Пилсудского, сначала чуть было не сняли с поста главнокомандующего, а потом лишили реального влияния на ход переговоров в Минске и Риге в ходе заключения Рижского мирного договора по итогам польско-советской войны. В 1922 — 1923 годах маршал постепенно отказывается от всех политических и военных постов, которые он занимал, под давлением оппонентов, главным образом — национал-демократов Дмовского, которые его обвиняли в диктаторских амбициях. Принятая в 1921 году новая польская Конституция специально закладывала для Пилсудского невозможность стать единоличным лидером. Эту ситуацию внимательно отслеживали в Кремле, анализируя польский политический ландшафт и расставляя акценты.
Советская печать считала маршала «меньшим злом» по сравнению с правящими правыми партиями. В августе 1922 года петроградская «Красная газета» указывала, что «пан Пилсудский вел войну с советской Россией не так, как это было нужно капитализму, а как нужно было его освободительной бонапартистской демократии… В глазах буржуазии и помещиков Пилсудский является опасным демократом, покровителем земельной реформы и «социализма». За все это буржуазия ненавидит Пилсудского не менее, чем за его внешнюю политику, состоящую в разжигании украинского, белорусского и литовского национализмов». Дело было в том, что в начале XX века тактику подконтрольного и осторожного развития, например, литовской национальной идентичности и литовского языка использовали власти Российской империи, которые таким образом надеялись добиться успехов в деполонизации западных окраин страны, так что здесь маршал играл против тех политических сил в Польше, которые проводили курс на полонизацию территорий на востоке, доставшихся по Рижскому мирному договору. А об оппонентах Пилсудского «Красная газета» отзывалась как о «национал-демократических черносотенцах», которые «пустили в ход погромы и ритуальные убийства».
В субботу, 15 мая 1926 года, буквально спустя пару дней после боев в Варшаве с передовицами, посвященными перевороту, вышли «Правда» и «Известия». В «Правде» сотрудник исполкома Коминтерна Карл Радек писал: «Если Пилсудскому удастся захватить власть, то первый вопрос, который встанет перед ним, это вопрос пустоты в казначействе, вопрос борьбы с хозяйственной разрухой. Бороться с ней возможно двумя путями: либо путем радикальной аграрной реформы, путем решительных мер против польской буржуазии, прекращением таможенной войны с Германией, установлением близких экономических отношений с СССР, либо путем полного закабаления Польши у заграницы. Но первого пути Пилсудский очень боится, а второй — труден».
«Известия» продолжали: «Нет никаких сомнений в том, что симпатии довольно широких слоев мелкой буржуазии также находятся на стороне Пилсудского. Страдая после войны от беспрерывного экономического кризиса, инфляции и всех сопутствующих ей явлений, мелкая буржуазия видит в Пилсудском государственного деятеля, выставившего лозунги борьбы с расхищением государственной казны, расхищением, которое мелкая буржуазия, естественно, приписывает всем тем, кто эти годы стоял у власти».
Ситуация в экономике была крайне напряженной, но еще тяжелее Польше — на международной арене. 16 апреля 1922 в Рапалло было подписано советско-германское соглашение, которое в Варшаве рассматривали как опасное для себя. В 1925 году немцы перестали покупать польский уголь, что стало внезапным ударом по польской экономике. 16 октября того же года западные державы подписали соглашение в Локарно, где Берлину гарантировали неприкосновенность только его западной границы, оставляя открытым вопрос с немецко-польской границей на востоке. 24 апреля 1926 года СССР и Германия заключили договор о дружбе и нейтралитете, что поляки восприняли как потенциальную угрозу нового раздела страны. Фактически Варшава оставалась во внешнеполитическом одиночестве. Берлин грозил поднять вопрос о Данцигском коридоре и Верхней Силезии. С Литвой отношения отсутствовали вообще, Великобритания с самого начала старалась торпедировать польские инициативы, а Франция после Локарно просто физически не могла бы в случае необходимости придти на помощь Польше.
Несмотря на жесткие условия Версальского договора, немцы к 1926 году смогли обучить несколько миллионов человек военному делу. Сильной оставалась Красная армия. А в самой Польше далеко не все военные разделяли идеи Пилсудского. Среди таковых был генерал Владислав Сикорский, в 1925 году возглавивший 6-й округ Войска Польского во Львове, от которого во время переворота ждали, что он придет на помощь законному правительству. Но Сикорский остался на месте, равно как ситуацией внутренней нестабильности в Польше не воспользовались Берлин и Москва. Почему? Ведь не секретом было то, что географическое положение Польше между двумя сильными державами, каждая из которых, по замечанию члена польской делегации в Риге на переговорах о заключении Рижского мирного договора Станислава Грабского, имеет «враждебные намерения», создавало условия для перерастания внутреннего конфликта во «внешнюю агрессию» и риска гражданской войны. Как говорил Грабский, Пилсудский знает об этом и потому не пойдет на государственный переворот.
Однако маршал решил выступить и, похоже, удара в спину от Сталина он не опасался. Польский историк Мариуш Волос приводит примечательную историю встречи советского генсека с группой польских коммунистов, в ходе которой один из них решил поднять тост и воскликнул: «Да здравствует маршал Пилсудский!», очевидно, желая сказать: «Да здравствует маршал Сталин!». Все сразу же отрезвели и со страхом посмотрели на вождя. Сталин спокойно пыхнул трубкой, посмотрел на гостей и ответил: «Ничего, ничего, это тоже был хороший маршал». Как заключает Волос, «это, конечно, доказать невозможно, но я думаю, что Сталин оценил Пилсудского, он помнил о польско-большевистской войне, когда служил политруком Южного фронта, который безуспешно штурмовал Львов в 1920 году. Советы уважительно относились к Пилсудскому, можно сказать, даже с некоторой долей боязни».
Однако, возможно, дело здесь было больше, чем в обыкновенном уважении. Известно, что Сталин создал успешно работающую сеть личной разведки, в которой, по некоторым сведениям, состояли весьма высокопоставленные политики стран Запада и Востока. Маршал Пилсудский умер ровно спустя девять лет после государственного переворота в Варшаве. Проживи он еще несколько лет — было ли что вспоминать о 17 сентября 1939 года и стала ли уже эта дата омрачать польско-российские отношения? Кто знает.