Поставленный в предыдущей публикации вопрос — о необходимости скорейшей политической определённости с выдвижением кандидатуры Путина на четвёртый президентский срок — сталкивается с контрвопросами. Есть целый ряд очевидных препятствий на пути лёгкого согласия общества с такой определённостью. Препятствий, которые популярностью и безальтернативностью Путина не снимаются, а только усугубляются.

Все эти препятствия укладываются в формулу, провозглашённую не так давно Путиным (и, надо думать, предложенную кем-то из его своеобразного «ближнего круга») — в формулу «наша национальная идея — это патриотизм».

Формула эта не просто недееспособна, поскольку подменяет идеологию тавтологией (совершенно аналогичным образом можно сказать, что наш патриотизм — это национальная идея, а наша экономика должна быть экономной). Формула эта ещё и несёт совершенно конкретную угрозу — и прежде всего для России и для Путина.

Главным (и единственным) смыслом формулы «наша национальная идея — это патриотизм» является табуирование темы национальной идеи как таковой. Запрет на любые попытки определиться со смыслом существования русского государства, с целеполаганием русской истории. И — в результате — маскировка (под именем «патриотизма») любой вредной чуши, которая окажется угодна анонимной политической бюрократии. В частности, сейчас ей угодны прежде всего две вещи: в экономике и социальной сфере — социал-дарвинистский модернистский авторитаризм, в политической сфере — манипулятивный номенклатурно-олигархический авторитаризм.

Не будет обидным с большой долей уверенности предположить, что сам Путин не вполне разобрался с предложенной ему формулой. С тем, что подсунули ему «незаполненную пустышку», которую потом — за его спиной — попытаются наполнить тем, чем им будет выгодно. Потому что для него, профессионала в политике и «пользователя» в идеологии, «патриотизм» — это набор достаточно определённых ценностей. Самое удивительное, что именно в этом — табуированном — наборе ценностей и кроется тот единственный смысл, который делает возможным и необходимым для нас (а не для неономенклатурной бюрократии) проект «Четвёртый срок Путина».

И выделить этот набор ценностей, сформулировать их — не так трудно. Особенно с учётом конкретики последних лет.

Мы помним, как на рубеже 2011−2012 гг. власть прошла по тонкому льду. Потенциал имитационных псевдополиттехнологий («сурковщина») оказался исчерпан. Привлекательность бессмысленной «стабильности любой ценой» — скомпрометирована. Оказалось, что апелляция к комфорту, к «мы стали более лучше одеваться», ко всей той ценностной белиберде адаптированных к XXI веку «лихих девяностых», к которой и сводилась публичная идеология «Единой России» и её кремлёвских кураторов образца 2007−2011 гг., перестала работать. А маргинальных «несогласных» стали вытеснять куда более энергичные, харизматичные и массовые «недовольные».

Поменяв на бегу по тонкому льду кураторов и стилистику (на более грубую, линейную и персонифицированную), власть выиграла время. Почему-то оказалось, что апелляция к личности Путина перебивает весь накопленный ранее негатив, позволяет возобновить «кредит доверия», казалось бы, почти исчерпанный.

Не прошло и двух лет, как стало понятно, почему.

Внезапный и лавинообразный рост рейтинга Путина в 2014 г., феномен «Русской весны», обвал «оппозиционных» проектов, колоссальная мобилизационная готовность на фоне ухудшения экономической жизни и нарастания внешнеполитических угроз — всё это могло случиться только в одном случае: реализовались какие-то мощнейшие ресурсы, которые не «появились вновь», а «вскрылись», находясь до того «под спудом». Так и есть. И это — именно идеологические, смысловые ресурсы. Это — мощь накопленных народных ожиданий, единомоментно перешедшая в энергетику массовой поддержки президента. Какие же это смыслы и ожидания?

На самом деле всё настолько открыто и прозрачно, что давно должно было бы реализоваться в новой — причём кодифицированной — «национальной идеологии», в новом социально-экономическом курсе, в новой партийно-политической системе, в новой нравственности. Должно было бы, если бы не огромная работа по табуированию любых разговоров по существу, если бы не массовый заброс в общественную атмосферу фальшфейеров, отвлекающих мишеней, фальсифицированных тем, а главное — маскирующих и оболванивающих формул, сводящих Россию — к Путину, Путина — к России, идеологию — к патриотизму, а политику — к показушной имитации.

Так что же вызвало колоссальную поддержку Путина? Что делает его безальтернативным кандидатом на выборах 2018 года (а значит, и 2016 года тоже), несмотря на абсурд анонимного сёгуната, пытающегося втихую сформироваться за спиной пока что вполне дееспособного главы государства?

Это — во-первых — комплексная идея Русского Мира, образно сформулированная на сочинской Олимпиаде и практически реализованная «вежливыми людьми» в Крыму. Это — во-вторых — идея дружественного государства, «государства-семьи» (а значит — при сильном лидере — государства патерналистского), которую Путин вынужден регулярно «перезагружать» в общественное сознание посредством пусть даже не всегда эффективных и ловких «Прямых линий». Это — в третьих — идея левой реконкисты, совершенно не тождественная идее номенклатурно-коммунистического реванша, но знаменующая собой крах тоталитарного монетаризма как единственной разрешённой (хотя и не вполне легальной) экономической идеологии.

То есть это Три Определённости. Культурно-нравственная определённость: весь пласт «русских ценностей», глубоко — в основе — христианских, солидаристских и интегристских. Общественно-государственная определённость: конституционно-демократическая «выборная автократия», антагонистически противоречащая действующим моделям олигархической «демократии» и бюрократической опричнины. Наконец, социально-экономическая определённость: социалистическое стратегическое целеполагание, допускающее полную свободу рыночной конкуренции в оперативно-тактической перспективе. Да-да, практически по графу Уварову.

И пока что никто не способен ни олицетворять, ни хотя бы сформулировать эти определённости, кроме Путина. Впрочем, и Путин их пока не способен сформулировать. Но уже олицетворяет.