Глобализация закономерно следует из принципов классической экономики, породившей так называемый классический капитализм с его потребностью в непрерывном расширении, росте производственного и финансового капитала. Доступ к глобальным рынкам позволяет производить и продавать большее количество товаров за меньший период, что сокращает сроки окупаемости инвестиций в новые технологии и активы, позволяет снижать цены по отношению к конкурентам без ущерба для наращивания технологического потенциала.

Глобализация предоставляет дополнительные возможности тем, кто умеет использовать ее преимущества, но может разрушить национальные экономики стран, подверженных кризису некомпетентности. Так сложились обстоятельства, что мировым лидером, «плацдармом» современной глобализации оказались США, при этом наблюдаемый кризис глобализации резонно объясняется тем, что США не справляются с ролью мирового лидера.

Концепция «национальных интересов», национального эгоизма находится в противоречии с ожиданиями других стран и народов, в связи с чем формируется спрос на иную концепцию мирового развития. Отчасти этим обусловлен возрождающийся интерес к позиционированию России, тем более что Советский Союз традиционно поставлял альтернативные ожидания и надежды, которым, однако, не суждено было сбыться.

Группы интересов формируют два возможных сценария мирового развития, которые отражают стратегии основных игроков. Одна из них — продолжение глобализации с «плацдарма» США при доминировании долларовой финансовой системы и основного эмитента в лице ФРС. В эту стратегию укладываются концепции «управляемого хаоса» и «стратегического сдерживания» потенциальных конкурентов, включая запреты на распространение технологий.

Вторая стратегия — формирование экономических блоков с размерами рынков от миллиарда потребителей и относительно самостоятельными финансовыми системами, что позволяет наднациональному капиталу диверсифицировать риски. Эта стратегия, по сути, является «отложенной глобализацией» с рисками новых «холодных» и иных противостояний в борьбе за новое лидерство.

Примерно в тех же рамках происходит поляризация умов в современной России. Сторонники глобализации в форме «американизации» или «западничества» по-прежнему исповедуют триумфальное вхождение России в глобализацию под девизом «Запад нам поможет». Однако Запад традиционно далек от альтруизма.

Антиглобалисты, «экономические патриоты», «партия войны» и прочие оппоненты «глобалистов-западников» работают фактически на реализацию второй стратегии, поскольку об изоляции в духе советского периода никто пока всерьез не заявляет. Однако достойное место России в среде конкурирующих экономических блоков также не гарантировано, за место под солнцем блочно-полярного мира также придется бороться.

Границы экономических блоков могут быть размытыми, при этом доступ на рынки для одних товаров и услуг может сочетаться с нетарифными ограничениями для других, от которых зависит исход технологической конкуренции. Формирование трансатлантического экономического блока США и Евросоюза с включением в него стран-сателлитов потребует создания блоков с сопоставимой емкостью рынков, определяемой количеством потребителей и их платежеспособностью, то есть уровнем доходов.

В назревающем «глобальном торге», естественном для цивилизации с рыночной культурой, необходимо иметь сильную переговорную позицию. Основной уязвимостью позиции России остается слабая экономика, зависимость от мировых сырьевых цен как следствие длительного «монетарного сжатия» экономики сверхдержавы до размеров третьеразрядной сырьевой экономики.

Отсутствие внятной экономической политики лишает Россию стратегической перспективы, обрекая на роль сырьевого придатка при любом развитии событий. Кроме военно-политического и пропагандистского противостояния США, России нечего предложить остальному миру, ее экономическая модель остается устаревшей копией западной модели «классического капитализма», которая заведомо уступает в привлекательности оригиналу.

Финансовая политика остается демонстрацией лояльности долларовой системе и заповедям МВФ, у которого правительство, видимо, планирует снова брать займы. Эмиссионным центром российской экономики остается Федеральный резерв, чья эмиссия через спекулятивные биржевые цены на нефть и другое сырье пополняет российский бюджет.

Вывод налогового «нефтегазового трансферта» в резервные фонды и последующий его возврат является, по сути, «отложенной эмиссией» Федрезерва в бюджет РФ. При этом собственный эмиссионный центр, являющийся таким же оружием, как армия и флот, не используется, а падение спекулятивных цен на нефть воспринимается как национальная трагедия.

На этом фоне призывы к снижению Центробанком ключевой ставки или к ограничениям для спекулятивного капитала, а тем более к независимой эмиссионной политике выглядят как призывы к однозначному выбору в пользу второй стратегии, что противоречит практике «осторожного консерватизма». Сохраняя верность принципам, высокой ключевой ставкой ЦБ РФ ведет неравный бой за стабильный рубль с валютными спекулянтами, в числе которых замечены и российские госбанки.

Каким бы «таргетированием инфляции» по «импортной составляющей» ни объяснялась эта политика, фактической ее целью по-прежнему остаются интересы валютных инвесторов, для которых падающий рубль означает отсутствие валютной прибыли от вложений в рублевую экономику при обратной конвертации из рубля в валюту. Пришествие зарубежных инвестиций, капитала и технологий остается спасительной надеждой российского правительства, отсюда его борьба за отмену санкций, за рост сырьевых цен, отягощенная ориентацией экономики на экспорт в ущерб внутреннему рынку.

Однако пришествие зарубежных технологий, даже если они будут доступны без ограничений, не позволит решить социально-экономические проблемы России. Преимущество в современном мире получают не столько покупатели технологий материального производства, сколько производители новых технологий опережающего развития, «открывающих» новые отрасли и «закрывающих» старые.

В структуре затрат современного автоматизировано-роботизированного производства фонд оплаты труда составляет три-пять, максимум десять процентов, и эта тенденция характерна для всех новых отраслей — от биотехнологий до производства гаджетов. Значительную долю затрат составляют стоимость основных средств и роялти поставщику технологий, причем эта доля может достигать пятидесяти процентов и более.

Это означает, что сфера материального производства не сможет обеспечить занятость, а налоги на материальное производство и потребление не будут обеспечивать полноценное финансирование так называемой социальной сферы. Нужны новые подходы и новые инструменты экономического управления.

Задачей стратегического планирования, отсутствующего пока в управлении российской экономикой, является поиск «стратегии безусловного выигрыша» при любом развитии событий. Остается надеяться и верить, что, несмотря на упущенные возможности и затянувшийся кризис некомпетентности, правительство все-таки найдет ту спасительную экономическую стратегию.

Попутно придется осознать, что стратегия — не план-прогноз несбыточных ожиданий в масштабе «2020» или «2030». Стратегия — план конкретных действий по созданию и использованию конкурентных преимуществ.

Неиспользуемые преимущества у российской экономики есть, но они погребены под руинами Союза. На руинах воссели новые мессии, которые молятся другим не менее вредным догматам старой экономической религии. Они живут в ожидании, что Он придет и все за них сделает. Но он не придет, разгребать развалины и завалы придется самим.

А пока остается уповать на то, что не рухнуло и каким-то чудом сохранилось. Компетенции в космонавтике, атомных технологиях, оборонном комплексе, а также технологический задел в некоторых новых отраслях позволяют российской экономике стать тем малым параметром, который может определить сценарий мирового развития.

Активное участие России в формировании альтернативного трансатлантическому экономического блока в качестве поставщика уникальных технологий обеспечивает стартовый паритет в рамках «блокового» сценария мирового развития. Аргументами в «глобальном торге» также могут стать перспективы отказа от долларовых цен на энергоресурсы и сырье, некоторые другие чувствительные для мировой конкуренции приоритеты.

К ним относится, в частности, соблюдение интересов России в ряде соглашений по окружающей среде и других международных соглашений, пресечение недобросовестной конкуренции и «сдерживания» развивающихся экономик. В то же время максимально полный учет интересов России основным глобализатором может позволить ему сохранить статус-кво в рамках «безблокового» сценария мирового развития.

Независимо от понимания этих перспектив «партнерами» и их намерений, пора от рефлексии переходить к формированию собственной повестки, включая в том числе и новую концепцию мирового лидерства. К ее услугам вся мировая культура, неоднократные «пробные шары» приоритета глобальных целей человечества над краткосрочной выгодой, потребность в расширении базы мирового развития на основе сбалансированного развития экономик всех стран и регионов.

Не являясь мировым технологическим лидером, Россия не может влиять на риски технологического прогресса. Развитие искусственного интеллекта с перспективой появления автономных летальных роботов, самостоятельно определяющих цели для поражения, развитие генных технологий с рисками необратимых изменений генофонда планеты и другие заманчивые перспективы для неконтролируемых претендентов на мировое господство порождают новые угрозы существованию человечества.

Чтобы сохранить возможность влиять на свою судьбу, необходимо ставить и решать задачи технологического лидерства, проблема выбора для России не стоит. Особенность геополитического позиционирования России не допускает пассивную «стратегическую паузу», даже приземленная задача «просто выжить» требует установки на глобальные цели и задачи развития.