Александр Горбаруков, ИА REGNUM

В турецкой Анталье стартовал очередной саммит «Группы двадцати» — неформального объединения мировых лидеров, созданного в 1999 году вашингтонским саммитом «большой семерки». Поскольку «семерка», в свою очередь, не является ни самостоятельным, ни тем более институтом, а была учреждена в середине 1970-х годов почти одновременно с Трехсторонней комиссией — объединением олигархических элит Северной Америки, Европы и Японии (с 2000 г. — Азиатско-Тихоокеанского региона), сразу выскажем ряд соображений. Во-первых, первое заседание еще «шестерки», без Канады (присоединилась в 1976 г.) состоялось в ноябре 1975 года в Париже. С одной стороны, оно предварялось появлением в середине августа специфически «знаменитого» доклада Трехсторонней комиссии «Кризис демократии», обнародованного затем публично, но так и не изданного на русском языке. С другой, подписанием через две недели, в конце августа, хельсинкского Заключительного Акта Общеевропейского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Подобные совпадения случайными не бывают, и в связи с этим обратим внимание на три немаловажные детали:

— именно с Хельсинки, с данной там Москвой «слабины» — обмена «прав человека» на оказавшуюся липовой «нерушимость границ» — начался перевод в практическую плоскость планов разрушения СССР. (Именно под это годом раньше досрочно поменялась власть в США: легитимного президента Ричарда Никсона сменил не избранный американским народом ставленник Рокфеллеров Джеральд Форд, при котором Нельсон Рокфеллер стал таким же никем не избранным вице-президентом);

— в приложении к докладу «Кризис демократии» был впервые приведен список членов Трехсторонней комиссии; ранее секретный, сегодня — открытый. И нетрудно увидеть, насколько он отвечает приведенной характеристике «олигархический» и «элитарный» — и тогда, и сейчас;

— содержание этого доклада наглядно показывало пропасть разницы между мифологемами демократии и подлинным к ней отношением со стороны мировых элит. Демократия признавалась промежуточной формой, которая «никогда не длится долго», зато одним из вариантов европейского будущего назывался фашизм (соответственно: Crozier M.J., Huntington S.P., Watanuki J. The Crisis of Democracy. Report on the Governability to the Trilateral Comission. N.Y., 1975. P. 114, 49).

Уже это побуждает со снисходительной улыбкой воспринимать заверения олигархических пропагандистов в том, что углубляющееся замещение «семерки» «двадцаткой» — будто бы стихийный процесс, отражающий расширение мировой взаимозависимости в условиях глобализации. Нет, этот процесс — плановый, и не случайно, что, прозаседав в формате глав минфинов и председателей центробанков с 1999 по 2007 годы, «двадцатка» с началом мирового финансового кризиса была повышена в статусе до форума глав государств и правительств. Помимо всего прочего, это указывает на рукотворный, если не сказать плановый, характер того кризиса. Другое дело, что целей, которые ставила перед ним глобальная олигархия — а главной из них являлся всеобщий дефолт с полным переформатированием мировой экономики — она благодаря противодействию России и Китая не достигла, на что автору уже приходилось указывать. Отыгрывать назад Запад тогда оказался вынужден с помощью создания в структуре «двадцатки» Совета по финансовой стабильности (Financial Stability Board — FSB). Важнейшей частью его деятельности служит формирование и обновление списков банков и институтов, «слишком больших, чтобы лопнуть», и их накачка бумажной продукцией ФРС, напечатанной по программам «количественного смягчения». Последний раз такой список публиковался в ноябре 2013 года. Хотя соответствующие документы FSB, на которых стоит помета «Банк международных расчетов» (Bank for International Settlements) устанавливают, что из года в год этот список должен обновляться и в обновленном виде публиковаться (приложение 3). В Брисбене в прошлом году эта тема, однако, освещения не получила; что касается Антальи, то, как говорится, ждем-с. Видимо, как всего «обещанного», — три года.

Провал этих далеко идущих планов и переход к спасению олигархами собственных банков обесценил «двадцатку» как инструмент глобального управления экономикой в условиях несостоявшегося дефолта, не позволив ей стать своего рода «мировым экономическим правительством». Поэтому нынешние, официально заявленные, сферы ее интересов — «глобальная стабильность и устойчивый рост, финансовое регулирование и формирование новой финансовой архитектуры» — тоже не могут не вызвать улыбки. Язык дан политикам и олигархам, чтобы скрывать свои мысли, планы и противоречия.

Во-вторых, «семерка» изначально представляла собой способ трансляции решений Трехсторонней комиссии в сферу публичной политики. «Выживание наших политических систем, — писал ее директор Збигнев Бжезинский в предисловии к докладу «Кризис демократии», — важнейшее условие установления стабильного международного порядка и формирования более тесных связей между нашими регионами». Сегодня эта взаимосвязь реализуется в виде уже подписанного соглашения о Транстихоокеанском партнерстве (TPP), содержательный смысл которого — поставить под контроль американских транснациональных корпораций экономику стран региона и, в первую очередь, многочисленные китайские диаспоры («хуацяо»), и таким образом разорвать их связи с Пекином. Этот «восточный блок» трехстороннего процесса дополняется западным — проектируемым Трансатлантическим партнерством (TTIP), направленным на разрыв связей с Европой уже России, а также на развитие американской экспансии на постсоветском пространстве. Третьим блоком этого процесса его архитекторам как раз и видится БРИКС; для этого им требуется развернуть его повестку в сторону Уолл-стрита, откуда и берет начало инициатива провозглашения в 2001 году тогда еще «БРИК» (см. подробнее: здесь).

Сразу предвосхитим вопрос: что Россия в таком случае делала в «семерке», когда она была «восьмеркой»? Ответ такой: наша страна давно осознавала, что ей там делать нечего, ибо она не имеет представительства в Трехсторонней комиссии, участие в которой поставило бы под угрозу ее суверенитет и территориальную целостность. (Вариантов трехстороннего процесса два: включение нашей страны в западный блок и разделение по Уралу между западным и восточным блоками). Но Россия не могла выйти из «семерки-восьмерки», куда ее втащили окружавшие Ельцина либералы, в одностороннем порядке без ущерба для своей репутации. А вот когда нас оттуда «попросили», мы вспомнили русскую пословицу: «Баба с возу — кобыле легче!».

В-третьих, данный исторический экскурс, помещающий «Группу двадцати» и ее саммит в Анталье в конкретный глобалистский контекст, будет неполным без упоминания о проблематике так называемого «устойчивого развития» (подробнее — опять же: здесь).

Повторяться на эту тему нет никакого смысла, но и не упомянуть об этом нельзя в виду того, что через две недели в Париже собирается COP-21 — 21-я Конференция Сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК). Не исключено, что варварские теракты в Париже могут быть адресованы как этому форуму или самому саммиту «двадцатки», к которому они приурочены, так и собственно Франции. И в ее лице Европейскому союзу, который по-прежнему «упирается», не соглашаясь на Трансатлантическое партнерство, подчиняющее интересы страны Европы американским транснациональным корпорациям.

Парижская трагедия, кстати, побуждает более внимательно и под скорректированным углом зрения посмотреть и на катастрофу A321 над северным Синаем. Помимо информационного прикрытия сборища в тот день российской «пятой колонны», определенными силами — отнюдь не ИГИЛ, которому не по зубам не то что два, но и один теракт подобного масштаба, — скорее всего имел место нажим на Россию по линии предстоящего климатического форума. Трагедия Парижа же стала продолжением «темы», адресованной не только российскому лидеру, но и другим потенциальным участникам саммита. Чтобы не приезжали в Париж по соображениям безопасности? Почему? Приведем и суммируем ряд достаточно свежих аргументов, которые это объясняют. Причем, один из них совсем свежий, уже сегодняшний, связанный с итогами неформальной встречи лидеров БРИКС перед саммитом «двадцатки», и представляет он собой в определенной мере сенсацию. Итак:

— «На Всемирной конференции ООН по вопросам изменения климата (COP-21) в декабре этого года не будет заключено соглашение, которое бы юридически обязывало страны сократить выбросы углекислого газа в атмосферу», — заявил 11 ноября госсекретарь США Джон Керри в интервью, опубликованном сегодня в газете «Файнэншл таймс». По словам Керри, гипотетическая договоренность «точно не будет договором, который бы юридически регулировал выполнение обязательств по сокращению выбросов наподобие Киотского протокола». Однако она будет предусматривать перечень мер, которые будут стимулировать приток «значительного объема инвестиций» в характеризующуюся низким уровнем выбросов глобальную экономику, уточнил госсекретарь США. Интересно, что ранее, в начале ноября, Керри пригласил Россию и Китай присоединиться к Транстихоокеанскому партнерству;

— «КНР и Россия непрерывно укрепляют взаимодействие в рамках «Группы двадцати» и других международных и многосторонних механизмов…, — заявил 11 ноября газете «Жэнминь Жибао» генеральный секретарь Центра по исследованию ШОС Китайской академии общественных наук Сунь Чжуанчжи. — Можно сделать уверенный вывод, что китайско-российские отношения стабильными темпами идут к зрелости и становятся образцовым примером междержавных отношений»;

— «Саммит в Париже состоится, и надеюсь, что он будет успешным, — сказала так называемая «шерпа», помощница Владимира Путина на саммите «двадцатки» Светлана Лукаш. — Все страны, по крайней мере на уровне помощников лидеров, считают недопустимым каким-либо образом менять свои планы и поддаваться на угрозы террористов», — считает она. Лукаш предпочла не давать оценок тем решениям, которые могут быть выработаны на саммите в Париже. «Никто не хочет предвосхитить результаты Парижа, но саммит «двадцатки» дает лидерам хорошую возможность для обсуждения вопросов климата и выработки консолидированной позиции»;

— «Лидеры стран БРИКС выступили за принятие нового всеобъемлющего соглашения по климату, которое должно быть согласовано на предстоящей в Париже с 30 ноября международной конференции», — об этом говорится в сообщении по итогам неформальной встречи глав государства БРИКС перед началом саммита «двадцатки» в Анталье. «Парижское соглашение должно быть справедливым, сбалансированным, прочным и всеобъемлющим, отражающим принципы справедливости, общей, но дифференцированной ответственности и учета соответствующих потенциалов в свете различных национальных условий», — считают лидеры БРИКС. Они выразили надежду, что такой протокол или иной правовой акт будет принят на конференции в Париже, и он будет иметь юридическую силу, применимую ко всем сторонам. (Разрабатываемое новое соглашение по климату должно в перспективе сменить Киотский протокол).

Как это все соединяется, и что из этого следует?

Честно говоря, до конца непонятно.

12 ноября 2014 года, ровно год назад, Китай и США выступили с совместным заявлением «о дальнейших действиях в области борьбы с изменением климата и сотрудничестве в области «чистой» энергии». В частности, обе страны объявили о конкретных планах по снижению выбросов на краткосрочную перспективу. США, занимающие второе место в мире по объему эмиссий парниковых газов, намерены к 2025 году снизить выбросы на 26−28% от уровня 2005 года (это порядка минус 14% от уровня 1990 г.). Китай, находящийся на первом месте по выбросам, пообещал остановить их рост к 2030 году и увеличить долю неископаемых источников энергии в энергобалансе страны до 20% к 2030 году (сейчас около 10%).

Если не учитывать гипотетическое «высокотехнологичное» происхождение этой уступки, позволяющее США совершить в ближайшем будущем беспримерный прорыв в сфере ресурсосберегающих инновационных технологий (которого скорее всего не предвидится), то следует понимать, что американцы уступили Китаю и вынужденно согласились на превентивные сокращения выбросов (причем проделали это в условиях происходящей с 2013 г. «репатриации» производственных мощностей с глобальной периферии обратно в США!). И объясняется это традиционной невозможностью проведения через Конгресс никаких внешних ограничений внутренней политики. Пекин же в ответ пошел лишь на «остановку» роста своих выбросов, причем, проделав это на несколько лет позже, чем США предпримут обещанные реальные сокращения.

Тем не менее, другие участники климатического процесса продолжили настаивать на обязательности сокращений. Через двое суток после своего «шерпы» то же самое заявил и сам Владимир Путин: «В центре нашего внимания будут вопросы устойчивого развития, а также тематика изменения климата. Недавно в Нью-Йорке завершился Саммит ООН по глобальной повестке дня в области развития на период после 2015 года. Сейчас весь мир с нетерпением ждет начала Конференции ООН по проблемам изменения климата, которая состоится в Париже в декабре этого года и, как мы надеемся, примет новое климатическое соглашение», — сказал он в интервью информационным агентствам «Интерфакс» и «Анадолу».

Видятся два основных варианта.

С одной стороны, упоминание «принципов справедливости, общей, но дифференцированной ответственности и учета соответствующих потенциалов в свете различных национальных условий», по мнению специалистов в этой сфере, позволяет странам БРИКС в новом Парижском соглашении брать обязательства в удельных величинах. То есть, снижать выбросы относительно объемов ВВП. Юридически обязывающие показатели им не страшны, ибо ни один из членов БРИКС не включен в приложение I («страны с переходной экономикой») к Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК). И ни один из них также изначально не был наделен количественными обязательствами по сокращениям. Ни один, за исключением России, которая единственная из БРИКС в это приложение входит. А значит, будет вынуждена либо выйти из РКИК, что угрожает невосполнимыми имиджевыми потерями, либо покорно платить — по сути четырем остальным членам БРИКС — в рамках программы «международного углеродного налога», призванного наполнить «Зеленый климатический фонд» (ЗКФ), причитающийся развивающимся странам от развитых. Рассчитываясь таким образом за преступные ельцинские эксперименты «лихих» 90-х годов.

Керри же в рамках этой технической схемы добивается всего лишь избавления США от необходимости платить в ЗКФ, перекладывая эту «миссию» на остальных участников Киотского протокола, включая Россию, которая от количественных ограничений по нему отказалась, но членство в нем сохранила. И настаивая на обязательности нового соглашения, подтверждает по сути односторонние обязательства, на которые тоже будут распространяться требования РКИК.

С другой стороны, в этой схеме остается ряд неизвестных преимущественно политического характера. Проекта нового соглашения никто не видел; обязательства России сократить выбросы к 2030 году на 25−30% к 1990 году, то есть на 5% больше, чем по Киото, обусловлены учетом поглощающей способности лесов. Да, нет национальной методики ее оценки, а есть рекомендованная международная, но ведь это противоречит основополагающим международным документам, например, Рио-де-Жанейрской декларации 1992 года; да это положение прописано в действующем до 2019 года включительно Киотском протоколе, но если в Париже будет принято решение его завершить, то как намерена Россия действовать дальше? Все будет зависеть от внутриполитических раскладов и удельного веса либеральных компрадоров в российской исполнительной власти?

Ни намека на возможное разрешение этой дилеммы как не было, так и нет. Предложение Владимира Путина «созвать под эгидой ООН специальный форум, на котором комплексно посмотреть на проблемы, связанные с исчерпанием природных ресурсов, разрушением среды обитания, изменением климата», способное при реализации перезагрузить всю матрицу международных институтов в этой сфере, повисло в воздухе. Очевидно не способствует его продвижению и заявление МИД России от того же 13 ноября, в котором констатируются «успехи» нашей страны в сокращении выбросов, подтверждаются обязательства, но ни слова не говорится ни о настоящем источнике российского экологического донорства — уникальной поглощающей способности территории (не только лесов), ни о путях принуждения к принятию количественных обязательств основных эмитентов парниковых газов, ни тем более, о методике расчетов. Лишь бессильно констатируется, что в настоящее время обязательствами регулируются всего 13−14% мировых парниковых выбросов.

Ситуация зашла в тупик? Находится в «точке бифуркации», из которой неизвестно какой выход? Но почему тогда так нервничает Запад? Ладно Керри, который в упомянутых заявлениях по парижской конференции и Транстихоокеанскому партнерству, возможно, «зондировал», если не сказать подвергал «троллингу» позицию китайской стороны, выказывая этим растущее беспокойство? Но генсек ООН Пан Ги Мун, который, включив патетику, разразился длинным заявлением на рабочем обеде «двадцатки» по вопросам развития и изменения климата, и из него следовало, что «согласованных» мер недостаточно и «спасти ситуацию» может только «прорыв»? К которому, заметим, никто не готов.

Не говорит ли это об исчерпанности ресурсов уже самого климатического процесса, который начинает просто катиться под откос и при определенном стечении обстоятельств рискует быть похороненным под тоннами словесной риторики? И народы, а также их правительства в этом случае воочию убедятся в том, что и так хорошо известно научному сообществу, мнение которого Пан Ги Мун беззастенчиво передергивает. Например, что так называемое «глобальное потепление» — продукт не антропогенного воздействия на климат, а естественных природных колебаний. И что обусловлены они не мифологическими «парниковыми выбросами», а колебаниями угла земной оси и разнородностью участков орбиты вращения Солнечной системы вокруг центра галактики и т.д.

Вопросов больше чем ответов, и напряжение, по мере приближения саммита в Париже нарастает: даже в Анталье, в рамках «двадцатки», и только за неполный первый день этому комплексу вопросов было уделено внимания едва ли не больше, чем собственно основной повестке. Тот же Керри в своих заявлениях по сути вбросил еще одну интригу, поставив будущее соглашение по уровню ниже Киотского протокола, хотя замах был даже не на протокол, а на договор! Значит, и протокола не будет? Но страны БРИКС в своем анатолийском заявлении нижней планкой называют именно протокол. А ведь впереди обсуждение самого острого китайско-западного противоречия — о квотах и голосах в МВФ. Страны БРИКС уже достигли в нем согласованной позиции, которую Владимир Путин предвосхитил в упомянутом интервью: «В первую очередь необходимо продолжать совершенствование международной валютно-финансовой системы. Беспристрастно и равномерно перераспределить квоты и голоса в МВФ в пользу набравших вес стран с развивающимися экономиками».

И здесь нельзя еще раз не подчеркнуть, что террористическая атака на Париж — вторая по интенсивности обсуждения тема первого дня саммита «Группы двадцати», в каких бы целях она ни предпринималась, не может не повлиять на саммит по климату, по крайней мере на подготовку к нему. И исполнители этого преступления, не говоря уж о заказчиках, не понимать этого не могли. Значит, ставки находятся предельно высоко.

В эту же канву неопределенности вполне укладывается и само поведение российского президента. Во-первых, заявленная им очередность встреч «на полях» анатолийского саммита — в первую очередь с китайским лидером Си Цзиньпином, во вторую — с президентом Турции Реджепом Эрдоганом, затем с главами Южной Африки, Аргентины, Великобритании, Италии, Японии. Во-вторых, отказ от посещения саммита АТЭС на Филиппинах (18−19 ноября, вслед за Антальей). Вместо Владимира Путина туда поедет Дмитрий Медведев, и это ясный «месседж» участникам, которые в своей основной массе только что присоединились к Транстихоокеанскому партнерству, что серьезный разговор в этом формате со стороны России если не окончен, то приостановлен. Инициативу в свои руки на этом форуме возьмет Си Цзиньпин, которому предстоит целый ряд двусторонних встреч. Зато, и это в-третьих, российский президент намерен 23 ноября посетить Тегеран, где примет участие в саммите экспортеров газа. И что-то подсказывает, что одной этой тематикой переговоры в столице основного российского союзника по контртеррористической операции в Сирии не ограничатся.

И ясно, что в эти дни, в бесконечной череде международных форумов, запущенной юбилейной сессией Генеральной Ассамблеи ООН, очень многое решается. Плоды этих решений проявятся позже, а пока предстоит второй день форума в Анталье, итоги которого, как представляется, придется подводить в несколько этапов, как говорится, по мере их поступления.