На первый взгляд, ШОС уже изжила себя. Созданная для решения пограничных проблем и российско-китайского раздела Средней Азии организация выполнила свои функции. И сам факт принятия в нее Индии позволяет некоторым политологам говорить о том, что Китаю она больше неинтересна. Однако слухи о смерти ШОС несколько преувеличены — более того, в ближайшее время значимость организации резко возрастет. Она превратится в площадку российско-китайского сотрудничества по спасению Средней Азии.

На сегодняшний день Средняя Азия как-то оказалась вне мировых передовиц — СМИ пишут о Украине или Ближнем Востоке и рассматривают среднеазиатские республики как некое сонное царство, где местные авторитарные лидеры вычистили поле от оппозиции и успешно поддерживают порядок.

Да, на первый взгляд это так. Однако в регионе есть три фактора, которые могут резко дестабилизировать ситуацию. По одиночке с ними еще можно справляться, однако их сочетание вызовет настоящий идеальный шторм.

Во-первых, это радикальный ислам. Ни для кого не секрет, что значительная доля населения региона — молодежь, и у нее есть серьезный кризис самоидентификации. Людям необходимо ощущать сопричастность к какой-то идее, чувствовать себя в коллективе. Поскольку проекты национального строительства в том же Узбекистане или Таджикистане крайне непривлекательны (они ассоциируются с нищетой, подавлением прав, коррупцией), то люди обращаются к другой доступной для них идее — исламу. Уровень религиозности среднеазиатской молодежи крайне высок — причем не только в бедных Таджикистане и Узбекистане, но и во вполне богатом вестернизированном Казахстане. Ректор одного из ведущих казахстанских вузов рассказывает о заполненных мечетях и о необразованных муллах, формирующих радикальное и фундаменталистское сознание молодежи. И сотни представителей этой молодежи (а в некоторых странах тысячи) уже уехали на стажировку в ИГ, подкреплять теоретические познания практическими. Вернутся они оттуда с закаленной идеологией, багажом навыков диверсионной борьбы и нужными связями, после чего, безусловно, захотят устроить Халифат дома.

Да, радикалов среди мусульман немного, и часть из них, безусловно, останется лежать в сирийских песках. Однако не исключено, что эти радикалы смогут сыграть на втором факторе — колоссальном протестном потенциале жителей среднеазиатских республик. Уровень жизни в Киргизии, Узбекистане и Таджикистане крайне невысок, и власти особо ничего не делают для того, чтобы его повысить. Вместо этого они используют предохранительный клапан в виде России, куда местные жители уезжают на заработки. Соответственно, на переводимые ими несколько миллиардов долларов и жили экономики среднеазиатских республик (в том же Таджикистане объем переводов превышал показатель национального бюджета). Однако грянувший в России экономический кризис и девальвация рубля вынудили мигрантов уезжать домой, что повлекло за собой как падение объема переводов (в Таджикистане они в 2014 году составили 3,9 миллиарда долларов, что на 8,3% меньше, чем в прошлом году), так и резкое увеличение безработицы (по данным ФМС, почти 200 тысяч таджикских гастарбайтеров к июню 2015 года уехало домой). В результате в среднеазиатских государствах создается серьезный протестный потенциал.

Наконец, третий фактор — это возможный уход из жизни некоторых лидеров (в этой связи прежде всего вспоминают о Исламе Каримове и Нурсултане Назарбаеве, которым 77 и 75 лет соответственно). Выстроенная ими система государственного управления концентрирует в руках глав государств слишком много полномочий, выхолащивая при этом государственные институты. А поскольку явных наследников у этих руководителей нет, то с их уходом в стране может начаться борьба за власть, а то и революция, которую могут попытаться возглавить местные исламисты как единственная действующая в этих странах оппозиционная сила.

Исламская революция или даже дестабилизация ситуации в Средней Азии абсолютно не в интересах России. В Кремле понимают, что эти события приведут к усилению радикального исламизма не только в Поволжье и на Северном Кавказе, но и в центральных регионах России (через среднеазиатских мигрантов), а также приведут к серьезному наплыву беженцев и экономическим проблемам. Москва могла бы справляться с проблемой через ОДКБ или же на основании двусторонних договоров с рядом среднеазиатских государств (разрешающих ввод российских войск в случае угрозы тамошним режимам), однако решать такие вопросы самостоятельно слишком накладно как в экономическом, так и в имиджевом моменте. Гораздо эффективнее сотрудничать с Китаем, для которого радикализация Средней Азии еще более неприемлема, чем для Москвы. У Китая есть свой «Северный Кавказ» в лице Синьцзян-Уйгурского автономного округа, а кроме того, Средняя Азия является поставщиком углеводородов в Поднебесную и важнейшей составляющей плана «Нового шелкового пути», направленного на переориентацию китайской торговли с морских на сухопутные маршруты. Поскольку включать Китай в ОДКБ нельзя, стороны будут сотрудничать по Средней Азии в рамках ШОС.

Москва и Пекин могут не только силой защищать режимы, но и способствовать решению самих факторов, которые лежат в основе радикализации региона. Например, стимулировать режимы к демократизации, развивать тамошние экономики через инвестиционное сотрудничество. И никто не исключает, что если это партнерство окажется успешным, если Москва и Пекин не станут в нем толкаться локтями, то оно может стать основой для более глобального российско-китайского сотрудничества, о котором столько говорят лидеры обоих государств.