Автор сборника статей, историк религиозно-философской и научной мысли России Николай Гаврюшин (Москва) назвал его opuscula selecta.

Иван Шилов ИА REGNUM

И действительно, в книгу вошли работы 1970−2018 гг., посвященные истории отечественной философии зачастую в самых разнообразных аспектах, нередко не лишенных парадоксальности. Исследователь сравнивает софиологию Григория Сковороды и… Вольтера, учение о космологии Константина Циолковского и… философскую концепцию Льва Толстого, трактаты «Чжуанцзы» и… «Добротолюбие».

Одновременно Гаврюшин выходит за пределами чисто философской проблематики. В частности, касаясь полемики между Евдокией Ростопчиной и Алексеем Хомяковым, он использует поэтическое наследие знаменитого славянофила. Также в сборнике есть статьи о «нравственном идеале и литургической символике» в «Мастере и Маргарите» и о философских аспектах живописи Михаила Нестерова, Натальи Гончаровой и Павла Корина.

Из включенных в книгу работ выделим анализ рецепции трудов Николая Бердяева французской философской мыслью. Так, Жак Маритен, лично знавший русского мыслителя и нередко полемизировавший с ним, видел в Бердяеве Паскаля, Шатобриана, Жозефа де Местра, Достоевского, Леона Блуа, Пеги, Бернаноса «организованными в одной общей рабочей команде». А знаменитый богослов, профессор Свято-Сергиевского богословского института в Париже Оливье Клеман вспоминал: «В двадцать лет я случайно прочитал одну книгу Николая Бердяева. Это чтение подтолкнуло мое вхождение в христианство».

Также интересна статья «Должна ли история «быть православною»? (Метафизика и историософия Л. П. Карсавина)». Признавая влияние соловьевской мысли на автора «Поэмы о смерти», к которому он «стоит, конечно, гораздо ближе, чем сам готов признать», ученый одновременно отмечает, что «нет оснований и видеть в карсавинской историософии развитие соловьевской идеи Богочеловечества». Так как «конструктивные элементы евразийской концепции Карсавина возникали вне органической связи с его теоретическими конструкциями».

Кроме того, в книгу вошли воспоминания Гаврюшина о встречах и знакомствах с философами. Вот каким остался в его памяти Валентин Асмус, который выглядел

«просто монументально: высокий, прямой, чистый лоб — нет, скорее чело, без единой, казалось, морщинки, спокойный, неторопливый. Кант в сравнении с ним показался бы мелковат. Что касается «горения» — это уж совсем не о нем… встреча с Асмусом проходила почти накануне его 70-летия. Любезно приглашая на свой юбилей, он заметил, что дожил до этой даты только благодаря своей даче: «В Москве я бы столько не прожил».

Мемуарист обращает внимание на то, что «в советский период В. Ф. Асмус, при всех своих марксистских убеждениях, был, несомненно, живым носителем дореволюционной университетской традиции», не зря рецензентом его студенческой конкурсной работы «Зависимость Л. Н. Толстого от Спинозы в его религиозно-философских воззрениях» выступил Василий Зеньковский.

Круг замкнулся? Или это лишь очередной виток спирали диалектики?