Вопрос о роли генералитета Русской императорской армии в отречении последнего государя возник практически сразу после трагических событий февраля 1917 года.

Иван Шилов ИА REGNUM

Уже в годы Гражданской войны в публичных выступлениях монархически настроенных политиков и военных нередко поднималась тема заговора и насильственного характера отречения (атаман Петр Краснов, генерал Иван Кириенко).

В современной историографии сложились две взаимоисключающих точки зрения. Часть историков (Олег Поливанов, Василий Цветков) отрицают факт измены офицеров, утверждая, что их действия (пусть не всегда верные и корректные) не противоречили присяге.

Противоположный взгляд на «грех феврализма» (как называли крушение монархии эмигранты) также нашел своих сторонников. В частности, его придерживается историк Владимир Хрусталев (ГА РФ).

В своей новой книге ученый опирается на три группы документов. В первую часть вошли материалы из парижского журнала «Русская летопись». Из них в первую очередь следует отметить записанные Сергеем Вильчковским со слов генерала Николая Рузского его воспоминания о «Пребывании Государя Императора в Пскове 1 и 2 марта 1917 года». Они дают версию отречения глазами командующего Северного фронта. Кроме того, приведены связанные с этими днями телеграммы и расшифровки телефонных разговоров (между Рузским и председателем госдумы Родзянко, генерал-квартирмейстером штаба верховного главнокомандующего и начальником штаба Северного фронта и т. д.).

Вторая часть содержит свидетельства и документы, связанные с началом революции (например, неосуществленный проект отречения, мемуарная записка министра Императорского двора графа Владимира Фредерикса, протокол переговоров делегатов временного комитета Государственной думы Гучкова и Шульгина с императором об отречении).

В приложении приводятся материалы, связанные с деятельностью некоторых членов Дома Романовых накануне отречения Николая II (письма великих князей Михаила Александровича, Георгия Михайловича, Николая Михайловича).

Соглашаясь с Владимиром Хрусталевым, что часть буржуазных кругов и либеральной общественности действительно жаждала переворота (и готовила его с участием военных), следует возразить, что представленная историком конфигурация (вовлечение в заговор начальника штаба Николая II генерала Михаила Алексеева и уже упомянутого Рузского), несмотря на несомненную ценность приводимых документов и серьезность вступительной статьи, представляется спорной.

Во-первых, такие источники, как интервью Рузского газете «Русская воля» или допрос Гучкова в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства неизбежно несли печать самоцензуры, вызванной начавшимся террором новой власти по отношению к любым консервативным элементам в стране, а потому нуждаются в критическом анализе и комментировании.

Во-вторых, нередко исследователь вынужден аргументировать свою позицию, используя информацию, полученную мемуаристами от вторых лиц (пересказ генералом Владимиром Воейковым переговоров Алексеева с заговорщиками), а зачастую ссылаясь на слухи.

Наконец, версия реализованного военного заговора не находит подтверждения в таких источниках, как, например, дневники императрицы Марии Федоровны, которая посетила своего сына вскоре после отречения и чьи записи коррелируются с дневниками самого Николая II.

Впрочем, несмотря на приводимые выше возражения, нельзя не отметить несомненную ценность собранного Хрусталевым корпуса документов, без которых наше понимание февральской трагедии было бы не полным.