Гениев история знала немало, а Лейбниц был один. Этот человек, живший во второй половине XVII века, был способен предложить массу невероятнейших идей в рекордно короткие сроки. К числу его задумок и открытий — а идеи Лейбиница частично воплотились, частично нет, но всё равно были гениальны — можно отнести предвидение компьютеров и космических кораблей, математическую логику и счисление бесконечно малых величин, удивительную философскую концепцию и стремление объединить все области знания. Эпоха Возрождения уже давно прошла, но Лейбниц всю свою жизнь оставался настоящим титаном науки, ничуть не уступавшим, а во многом и превосходившим своих великих предшественников.

Лейбниц и София Шарлотта Ганноверская. 1877

Будущий великий ученый родился в немецком Лейпциге, в семье профессора нравственной философии и матери, о которой говорили, что она никогда в своей жизни не произнесла ни одного осуждающего слова и была исключительно верующей христианкой. Возможно, от нее Лейбниц воспринял страстное желание к поиску всеобщей гармонии. От отца же, который рано ушел из жизни, ему досталась великолепная библиотека, в которой, кроме книг на современных языках, содержались также и античные источники. Гениальность маленького Лейбница проявилась очень быстро, когда он в возрасте 11 лет самостоятельно освоил труды латинских историков — без словаря и без учителя, и вот как он сделал это:

«Я внимательно рассматривал гравюры, читал подписи и, мало заботясь о темных для меня местах, попросту пропускал всё то, чего не мог понять. Это я повторил несколько раз и перелистывал всю книгу. Забегая таким образом вперед, я стал немного лучше понимать прежнее. В восторге от своего успеха, я таким образом подвигался вперед без словаря, пока, наконец, мне не стала вполне ясною большая часть прочитанного».

За этим занятием его и застал школьный учитель, который пришел в ужас и строго-настрого запретил Лейбницу подобные занятия, известив о случившемся также и его мать. Дело кончилось бы для юного дарования плохо, если бы живший по соседству ученый и много путешествовавший дворянин не услышал краем уха об этой истории. Заинтересовавшись происшествием и поняв, какой неординарный талант скрывается в этом мальчишке, он доказал необходимость не подавлять его, а наоборот, поощрять. Мать прислушалась к совету и разрешила сыну войти к запертую до того отцовскую библиотеку. По словам Лейбница, в тот момент, когда перед ним открылась заветная дверь, он торжествовал, будто нашел клад. Своим учителем он называл провидение, которое говорило ему, какую книгу читать. В результате этих занятий он, еще не достигнув 12 лет, освоил латынь и взялся за греческий.

Свои гуманитарные занятия он продолжил, и уже скоро выучил наизусть всю «Энеиду» (разумеется, в оригинале) и помнил ее до самой смерти. Неудивительно, что позднее, когда он взялся за современных писателей, они вызвали у него отвращение своим пафосом и примитивизмом, который сказывался и в содержании, и в форме. Его стремление к единству и гармонии привело его к мысли, что «ясность есть основа всякого суждения, а польза — основа всякого открытия».

Иоганн Фридрих Вентцель. Портрет Лейбница. 1700

В школе Лейбниц серьезно увлекся физикой, благодаря глубокому знанию и любви к предмету его преподавателя в 14 его захватила логика. Под логикой тогда подразумевалось схоластическое развитие идей Аристотеля, занятие нудное и неудобопостигаемое. Тем не менее школьная логика сработала в уме Лейбница как стартовый механизм. Юный ученик озарился идеей классифицировать не только предметы и простые понятия, но сами мысли и всё мышление в целом. Эта находка оказалась чрезвычайно плодотворной и положила начало тому, что мы сейчас — хотя и в усовершенствованном виде — знаем как математическую логику. А тогда Лейбницу пришлось ради развития совершенно новой области знания, в которой он внезапно очутился, придумать новую «азбуку мышления» и целую систему иероглифической записи. Учителям же приходилось страшиться того, что юное дарование засушит себя чрезмерным увлечением к, как им казалось, схоластике. А ведь это была игра, хоть и необычайно творческая.

«Две вещи, — писал Лейбниц, — принесли мне огромную пользу, хотя обыкновенно они приносят вред. Во-первых, я был, собственно говоря, самоучкой, во-вторых, во всякой науке, как только я приобретал о ней первые понятия, я всегда искал новое, часто просто потому, что не успевал достаточно усвоить обыкновенное».

К обыкновенному он и не стремился, а достигнув понимания науки, которую брался изучать, сразу искал пути и способы для ее развития и усложнения. Этим он занимался всю жизнь и во всех областях человеческой деятельности. То, что у менее талантливого ума превратилось бы в пустое резонерство, у Лейбница становилось потрясающими открытиями и невероятной широты и дали предвидениями.

Longbow4u
Статуя Лейбница в Гёттингене

В 15 лет он поступил в Лейпцигский университет, где обнаружились недостатки тех знаний, которые ему удалось получить в школе. Особенно плохо было с математикой, а ведь новая эпоха в философии настоятельно требовала знания математики: без нее невозможно было понять ни Галилея, ни Декарта. Студент Лейбниц числился по юридической факультету, но, как повелось со школьной скамьи, изучал он, кроме своей специальности, многое, что казалось ему полезным. Отставание в математике и современной ему философии он нагонял особенно яростно.

«Этот юноша, — говорил он о себе, — был необыкновенно счастлив, когда ознакомился с планами великого Фрэнсиса Бэкона, с глубокими мыслями Кардана и Кампанеллы, с опытами лучшей философии, которые он нашел в трудах Кеплера и Галилея, и Декарта».

В 20 лет он завершил учебу и был приглашен руководством университета в качестве преподавателя, но конкурс на это место был велик, а его конкуренты отчаянно интриговали; будучи поражен низостью творящегося в священном храме науки, Лейбниц с негодованием отряс со своих ног его прах, уехал и больше никогда не появлялся в родном городе. Впереди его ждала жизнь, полная невероятных приключений и открытий.

За свою 70-летнюю жизнь он успел внести крупный, хотя и неожиданный, вклад в европейскую политику, поразить своим умом и талантом русского государя Петра Великого, назначившего его своим придворным советником, стать розенкрейцером и алхимиком, с изрядной долей юмора относящегося к своим легковерным «братьям». Был он также и великим изобретателем, теоретиком, который предвосхитил научные открытия на пару-тройку сотен лет вперед. При жизни споривший за научный приоритет с самим Ньютоном, он высказал несколько идей, которые, может быть, натолкнули Эйнштейна на создание его великой теории. Его планами по военному походу в Египет через сотню лет воспользовался Наполеон, а ведь Лейбниц планировал ни много ни мало новый крестовый поход, который должен был примирить всех христиан Европы и прекратить дрязги между католиками, протестантами и православными. Невероятная в гармонии жизнь в мире идей, духа и интеллекта, которую, пожалуй, никто из его современников не мог повторить в той же мере. И когда Вольтер вывел его в качестве отрицательного героя, приговаривавшего «всё к лучшему в этом лучшем из миров», он просто не знал, о ком он пишет и какую жизнь ведет этот высмеиваемый им «всезнайка». А его философия, в пику современным ему деятелям Просвещения, отличалась значительно большей глубиной и не останавливалась там, где французский рационализм или английский скепсис полагал «пределы знания». Таким был Лейбниц, оставивший после себя рукописи, которые до сих пор потрясают воображение, и закончивший свои дни невыездным пленником ганноверского правителя.