Погода по согласию сторон
Специально для ИА REGNUM журнал «В мире науки» (Scientific American), № 5/6, 2016.
«В редакции: — Тут вот сообщение, что найдено средствопротив бубонной чумы. Вы не знаете — нашапартия за чуму или против?»
Карел Чапек
Вы за дождь или против? А как насчет ветра, града, тумана и молний? Ответ, конечно же, зависит от того, где вы сейчас находитесь, чем занимаетесь и какие у вас планы. Как часто в отношении погоды возможности не совпадают с желаниями! Но есть люди, которые способны разрешить наши недоразумения с метеорологическими явлениями почти в любой момент. Можно ли управлять погодой? Что возможно, а что нет? Насколько это безопасно? За подробными разъяснениями мы обратились к директору Института экспериментальной метеорологии, первому заместителю генерального директора НПО «Тайфун» по научной работе Владимиру Николаевичу Иванову
Пульт управления погодой
— Владимир Николаевич, вы помните свой первый опыт управления погодой?
— Мы не только исследуем механизмы зарождения, эволюции и рассеяния таких глобальных явлений погоды, как тайфуны и циклоны, но и ищем методы воздействия на локальные метеорологические процессы. И это захватывает, потому что мы видим, как происходит управление погодой: воздействовали на облако — выпал дождь; рассеяли туман — обеспечили проводку судов или взлет-посадку самолета. Мой первый эксперимент по рассеянию тумана меня просто поразил, хотя мы, разумеется, в лабораторных условиях все отработали до мельчайших деталей. Это было в 1989 году на Кольском полуострове. Там образуются плотнейшие туманы высотой 50−70 м, и никакие суда, в таких условиях не могут выйти из мест своей дислокации. Туманами парения в тот период кроме нас занимался только один ученый — Федор Семенович Терзиев. К сожалению, его метод был экологически вредным и не слишком эффективным.
Мы пошли другим путем — предложили способ, который оказался экономически более выгодным, экологически более чистым, эффективным с точки зрения рассеяния тумана и с продолжительным эффектом. Дело было зимой, туман стоял стеной. Такие туманы состоят из мельчайших капелек, не замерзающих даже при сильном морозе. Ни один прибор не видел ни света от фонарей, ни лазерных лучей, которые нами ставились для контроля видимости. Мы начали воздействовать на туман и увидели, как появляются оптические эффекты — вертикальные световые столбы. Они возникают, как правило, на фоне огней. Вы, наверное, видели такие в Москве, когда от фонаря идет белый светящийся столб — отражение света от маленьких кристалликов льда, плавающих в морозном воздухе. То есть мы «заморозили» туман — превратили в те самые ледяные кристаллики. И вот у нас на глазах меняется видимость, воздух становится более прозрачным. А потом просто падает крупный снег. Появился просвет — стали видны огни на другом берегу залива, а залив был в том месте шириной примерно 3 км.
— Сегодня молодые специалисты часто приходят к вам в научно-производственное объединение?
С 2008 по 2015 года у нас в Институте экспериментальной метеорологии конкурс среди претендентов поступить к нам на работу. Выбирают лучших из лучших. Приходят молодые ребята, приводят с собой таких же талантливых, как они. Постепенно мы создали мощный коллектив. Думаю, им уже можно будет передать бразды правления, нужно только немного подготовить их в части управления… В экспедиции они едут с удовольствием, там на них ложится ответственность по проведению эксперимента. Начальники экспедиций — молодые ребята.
Есть в институте и носители знаний — люди, которым за 50 и даже за 60. А вот среднее звено — с сильным провалом. Очень мало! Мы передаем знания от пожилого поколения сразу молодежи. Это трудно.
Из нашего института после развала СССР за границу уехали немногие. Были экспедиции по тропической метеорологии на Кубе и во Вьетнаме, после которых уехали несколько человек. Некоторые вернулись, не всем там сладко.
Самые большие потери были оттого, что ехали работать в Москву или уходили в бизнес. Мы потеряли больше половины коллектива. У нас в лучшие годы было чуть меньше 2000 специалистов, а в 1990-е годы стало 700. Не удержал бы институт специалистов, некому было бы обслуживать приборы.
— О каких приборах идет речь?
Установки, которые строили еще академик Евгений Константинович Федоров и член-корреспондент РАН Борис Вульфович Левин (крупнейший аэрозольщик), не устарели до сих пор. Мы их, конечно, модернизировали. В совокупности у нас шесть различных климатических установок: большая облачная камера (кстати, самая большая в мире), термобарокамеры, аэродинамические трубы, гидрофизический стенд и т.д. Для чего они нужны? Возьмем, например, большую облачную камеру. Объем — 3200 м, особенность камеры — можно ночью и днем, зимой и летом создать одни и те же погодные условия, например, облако. Экспериментатор может в любой момент воспроизвести среду с идентичными характеристиками. В природе же облака не повторяются. У американцев была такая камера с объемом около 3000 м, но они не смогли ее сохранить. Видимо, коммерческие интересы перевесили чисто научные.
— А у нас этого не произошло?
— Мне говорили: «Зачем это все? Давайте сдадим в металлолом». Кое-кто предлагал огурцы в ней солить. Ну, это уже шутка была, конечно.
— Что вы отвечали?
— Я говорил: «Будет время — вы еще передо мной извинитесь». Так и случилось. Сейчас мы работаем с китайскими и кубинскими учеными, к нам приезжают болгарские и израильские специалисты. И все говорят: «Такого в мире больше нигде нет».
Помимо облачной камеры, как я говорил, у нас есть еще пять климатических установок, которые сосредоточены в специально построенном здании. Его назвали аэрозольным корпусом — специализированный комплекс модельных установок для геофизических исследований.
Есть еще один уникальный научный объект — высотная метеорологическая мачта. Она позволяет непрерывно изучать пограничный слой атмосферы до 300 м. Исследуются процессы в приземном слое, которые сильно влияют и на авиацию, и на перенос загрязняющих веществ, и на многое другое. Там очень много датчиков — на каждом балконе. А балконов 13.
У нас есть лидарные станции. Лидар — это оптический локатор, который мы сами создали. Он измеряет вертикальное распределение озона, температуры и аэрозоля. Мы измеряем эти параметры атмосферы до высоты примерно 60−65 км. Мощнейший инструмент! Мы его поставили на семи станциях по всей России. Геофизический полигон с метеорным радиолокатором. Мы же еще метеоры ловим! Они горят максимум секунду. Нам достаточно 0,3 с (это среднее время горения метеора), чтобы поймать метеорный след, сопровождать чуть-чуть и определить скорость ветра на той высоте.
— Для чего?
— Это высоты примерно 80−105 км. Ветер нужно мерить от приземного слоя, от нуля метров, до 100−150 и даже до 300 км. На высоте примерно 80−105 км мы измеряем ветер с помощью метеорных следов. Выше — с помощью метеорологических или геофизических ракет. Это важно для прогноза погоды, авиации, космической деятельности.
Мы создали новый метеорологический ракетный комплекс. Провели государственные испытания, с его помощью обеспечили научный эксперимент в Тикси — показали, что комплекс работает. Сейчас готовим очередной уникальный эксперимент с академией наук — изучение ионосферы. Ионосфера — это, по сути, слой плазмы, низкотемпературная плазма, где электронная концентрация не очень большая. Еще называется холодной плазмой. Она сильно влияет на распространение излучения радиоволн. В частности, коротковолновая связь очень зависит от ионосферы. Наша задача — максимально изучить ионосферу. Такие знания позволят иметь устойчивую связь. Наши коллеги пошли дальше. Кстати, мы тоже причастны к этому. Специалисты Института прикладной геофизики им. Е.К.Федорова (к слову, он создал нашинститут) разработали сети приемников, которые ловят сигналы навигационных спутников — GPS, ГЛОНАСС. Этот сигнал задерживается ионосферой. Задержка позволяет определять ее характеристики. За рубежом подобная сеть радиотомографии работает, а в России ее только создали. Сейчас если ионосфера возмущена, например, магнитными бурями, точность позиционирования ухудшается до 50−60 м. Мы хотим прийти к 1−3 м.
— У вас в институте есть возможность заниматься фундаментальными исследованиями — или только прикладной наукой?
— Федеральная служба по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды «Росгидромет» финансирует прикладные научные исследования. Фундаментальные исследования — все же прерогатива Академии наук. Такие научные исследования, как разработка новых методик, реагентов, приборов, где не требуется больших вложений, финансируются «Росгидрометом». И я считаю, что это большое достижение. В 1990-егоды и этого не было. У нас финансирование «Росгидромета» было примерно 30% от необходимого, по минимальной зарплате. Мы поставили себе задачу найти внебюджетное финансирование, хозяйственные договоры. Пока получается.
— Какие отрасли чаще всего прибегают к вашей помощи на сегодня?
— Коммунальщикам нужна погода. Обращается сельское хозяйство. Сейчас готовим эксперимент в Ставропольском крае. Они нуждаются в управлении осадками. Их очень не хватает в этом регионе. Раньше умели воздействовать только на холодные облака (их температура отрицательная), используя в качестве реагента йодистое серебро. Мы с нашими коллегами придумали способ воздействовать на теплые облака. Их в мире гораздо больше. К нашей разработке проявляют интерес и китайцы, и израильтяне. Сейчас мы подали заявку на конкурс, объявленный Арабскими Эмиратами. Они будут финансировать примерно три проекта. Надеемся, конечно, что выиграем.
— Какие существуют направления разработок и исследований в области управления погодой в России и в мире?
— Есть несколько таких направлений. Вызывание осадков — нужная и реальная возможность. Рассеивать туманы — очень актуально для многих стран, в том числе для России. В частности, интерес связан с безопасностью на автомобильных дорогах. Например, в Италии автомобили бьются десятками и сотнями там, где в горных местах образуются туманы.
Холодные туманы научились рассеивать, но с теплыми до сих пор ничего не получалось. Сейчас мы в наших облачных камерах отрабатываем новый способ. В прошлом году испытали метод в аэропорту Нальчика.
С помощью специальных электрофильтров мы создаем ионный ветер, когда ионы изодного электрода летят к другому. Ионы сталкиваются с молекулами воздуха, увлекают их за собой, образуется ветер. Капельки тумана тоже им увлекаются, заряжаясь, осаждаются на другой электрод, противоположно заряженный, и стекают в виде воды. Так, к слову, получают воду «из ничего».
Подозрительная погода или атмосфера?
— В 2011 году «Аргументы и факты» писали о том, что причиной ужасающей жары в Москве летом 2010 г. могло стать применение американской климатической установки под названием HAARP. Здесь может быть хоть доля правды?
HAARP — американская установка, созданная для изучения природыионосферы, а также совершенствования систем противовоздушной и противоракетной обороны. Комплекс просуществовал до 2014 года. Он находился в тайге на полигоне Гакона (штат Аляска). Аналоги по сей день существуют как в США, так и в Европе.HAARP отличало от них наличие инструментов, которые, в частности, позволяли управлять излучением. В художественной литературе и кинематографе установка несколько раз фигурировала как апокалиптическое оружие. Со временем втаком же контексте она стала упоминаться в Интернете и в некоторых СМИ. Вреальности мощность излучения HAARP составляла 3,6 МВт — потенциал, недостаточный даже для незначительного атмосферного воздействия.
— Конечно нет! Жара 2010 года в Москве — обычное метеорологическое явление. Вариантов, почему так произошло, много. Все правдоподобные. Одни объясняют происшедшее чисто физически, другие — математически. Вовлекают солнечноземные и лунные связи. Но метеорологические установки… Во-первых, такие воздействия запрещены. Во-вторых, это очень трудно. А уж с использованием таких установок, как HAARP, — попросту невозможно.
— В 2014 году ВВС сообщило, что во время войны во Вьетнаме США использовали засевание облаков для продления сезона муссонных дождей над территорией противника. Технологии того времени позволяли подобное?
— Если вспомнить Вьетнам, это, конечно, преднамеренное воздействие. То есть, на локальные процессы воздействовать можно.
— А возможно, чтобы одна страна испытала у себя некую метеорологическую установку, а это значительно повлияло бы на погоду в другой?
— Мы занимаемся локальными воздействиями. Но давайте рассуждать. Например, воздействие на тайфун — это глобальное воздействие. Тут могут быть две задачи — снижение интенсивности и изменение траектории. Попытки были. Американцы работали. Мы думали. Опасно? Да. Могут быть предъявлены претензии любой страной — вы воздействовали на тайфун, подвергли нашу страну и причинили ущерб. Это чревато, скорее, большими проблемами из-за того, что каждый будет безосновательно обвинять другого, что может привести к конфликтам.
— Взаимная подозрительность способна далеко завести!
— В 1998 годумы начали работать с американским заказчиком из города Логана — Лабораторией космической динамики. Когда они приехали к нам, были поражены нашими возможностями. Замглавы делегации высказал мысль: хорошо, что в свое время они не получили денег на создание собственных метеорологических установок в США. Его руководитель возмутился: «Почему?!» Тот ответил, что они построили бы не то, что нужно. А то, что им нужно, — здесь. Через три месяца мы получили от них финансирование для проведения работ, по тем временам огромное. Мы работали с ними пять-шесть лет. Наши, видя, что американцы с нами сотрудничают, тоже стали вкладывать средства. Очень интересная и важная была работа.
И у американской стороны, и у российской есть система предупреждения о ракетном нападении. Если ракета взлетела, космические аппараты, которые наблюдают за Землей, могут увидеть ее старт по вспышкам, по выхлопу огня. Инцидент был в 1983 году. Советская система наблюдений обнаружила многочисленные вспышки на американской стороне. Чуть не разразилась Третья мировая война, потому что наши приняли это за массовый старт американских ракет. Была дана команда рассмотреть возможность ответного удара. Подполковник С.Е.Петров сумел вовремя доказать, что происходящее не связано с ракетными стартами, речь скорее идет о метеорологическом явлении. За это он впоследствии получил много наград как отнашего государства, так и от зарубежных.
Речь шла не о старте ракет, а о солнечных зайчиках, которые образуются на облаках верхнего яруса на высоте примерно 12 км. Они состоят из кристалликов льда. Если они определенной формы и определенным образом ориентированы, могут давать блики. Была начата работа, в том числе в нашем институте, чтобы уйти от субъективныхфакторов при интерпретации данных систем предупреждения о ракетном нападении иизбежать опасных инцидентов. Конечно, мы касались только метеорологических аспектов.
— В кои-то веки человек получил награду за то, что война не началась, а не за участие в боевых действиях!
— Да. Правда, недавно был сюжет на телевидении о том, как плохо подполковник Петров сейчас живет, где-то под Москвой. Но это уже другой вопрос…
Мы провели серьезную работу, показали, при каких условиях образуются солнечные блики и как они зависят от формы кристаллов, их размеров и ориентации в пространстве.
— Дают ли научные знания на данном этапе возможность безошибочно отличить начало военных действий от природных явлений?
— Я считаю, что определенные наработки сейчас есть и у нас, и у американцев.
— С учетом вьетнамского опыта и современных экспериментов в области управления направлением ударов молний, ждут ли нас в будущем еще и погодные войны?
— Наверное, все может быть. Вьетнам — хороший пример. Но, скорее всего, он единственный. Это все сложно осуществить.
Управление молниями — мы работаем над этой проблемой. Вопрос очень важный для Юго-Восточной Азии, там бывает много молний. Компьютерные сети выходят из строя. Хотя меры принимают, проблема существует. Мы работаем над тем, чтобы вызвать молнию в нужном месте или разрядить облако с помощью лазерной искры.
— В мирных целях, надеюсь?!
— Да, молния молнией, но вначале мы разработали прибор, который позволяет изучать элементный состав веществ: почвы, например, или ткани. Интенсивный луч лазера падает на пробу почвы, получается мощный плазменный разряд. Испаряется почва, возникает светящаяся плазма. Измеряем спектр излучения и говорим: есть, условно, мышьяк, свинец, олово и сколько. Мы сегодня производим прибор, который дает оперативно, примерно за две-три минуты, практически всю таблицу Менделеева — 90 элементов за раз — без сложной подготовки. Началось с него. Потом услышали, что лазерной искрой занимаются с целью вызывания молнии в нужном месте. Мы проработали этот вопрос. Дороговато, но если очень надо будет уйти от проблем, связанных с поражением молнией, этот лазер решает вопрос.
— Насколько трудно получить разрешение испытать что-то новое в полевых условиях?
— Нетрудно. Но не все хотят. Наше учреждение имеет бессрочные лицензии, потому что мы доказали своими действиями, что не пойдем на недобросовестные эксперименты.
— Те же «Аргументы и факты» сообщали об успешном проведении в 2010 году в Арабских Эмиратах испытаний первой в мире установки, искусственно вызывающей грозовой фронт. Что вы об этом знаете?
— Они сами не понимают, на что воздействуют. Речь идет о влиянии на атмосферные процессы с помощью электричества. И в Москве применяли такие способы. Но ни один из методов не испытан — не проверен так, как требует «Росгидромет». Нужно проведение испытаний на идентичных контрольных площадках в течение многих лет, чтобы подтвердить, что метод безвреден и эффективен. Этого сделано не было. Мы предлагали провести у нас испытания всем, кто занимается методом электрического воздействия в России, — это три, четыре или пять групп. Никто не пришел. То ли боятся, то ли не хотят.
В1990-е годы мы тоже предлагали Министерству промышленности и науки вместе снами испытать методы воздействия на туманы. Отказывались авторы. Потом передумали. В результате устройство для воздействия на теплый туман мы довели до ума.
— А чего больше в жизни «управляющего погодой» — расчетов, экспериментов или согласований?
— Я полагаю, опыт — критерий истины. Поэтому мы много считаем и все равно приходим к эксперименту. Сейчас расчеты начинают немного преобладать. Четыре учреждения «Росгидромета» объединились и создали трехмерную численную модель конвективного облака. У нас появился инструмент, и теперь мы можем считать. Мы отвечаем за так называемый микрофизический блок (микроструктура капель, их концентрация и размеры) и за блок воздействия на теплые облака солевым порошком. В целом получилась прекрасная модель.
— Как быстро новые разработки находят реальное применение? Каковы сейчас главные препятствия?
— В1989 году мы разработали метод борьбы с заморозками. Мы показали его в Молдавии —продемонстрировали на примере абрикосового сада, как можно защищать фрукты и овощи от весенних и осенних заморозков. У нас были тепловыделяющие реагенты, они взаимодействуют с влагой атмосферы и выделяют тепло. Их достаточно броситьв междурядье. Колхозы готовы были сразу внедрять технологию, приспособив дляраспыления реагентов сельскохозяйственную технику. Но началась война в Дубоссарах (на месте проведения работ), и Молдавия больше не возвращалась квопросу о реагентах. Используем для борьбы с заморозками и искусственные туманы. Теперь наша технология применяется в южных регионах нашей страны. Но сейчас не колхозы, а фермеры, которые не способны в одиночку содержать и эксплуатировать такой метод воздействия.
— А если они объединятся?
— Звонит фермер, просит вызвать осадки на его поле. Я объясняю, что мы не промышленное предприятие, которое этим занимается, а ученые. Он настаивает: «Но только так, чтобы моему соседу не досталось ничего!» У этого фермера поле — километровпять на пять. Если бы 20 на 40, еще можно было бы как-то подгадать. За 20 минут облако пролетает это поле элементарно, а время жизни облака — примерно 20−30 минут. Но никто не хочет объединяться! И не только у нас. Наш специалист Алексей Шилин был в Бразилии и в Аргентине. Там тоже одни платят за эти воздействия, а другие думают: если я не плачу, но сосед борется с градом — и мнедостанется. Нет рычагов управления.
В Ставропольском крае местные органы власти финансируют подразделения «Росгидромета», которые называются «военизированные службы по активным воздействиям на гидрометеорологические процессы». По-моему, в Казахстане об этом задумались…
— Не представляется ли опасным внесение собственных изменений в планы природы? Разве это не нарушает некое равновесие?
— На первый взгляд, такая проблема есть. Но вот пример Китая. Нет претензий одних провинций к другим. Все они обеспечены средствами воздействия. Они между собой взаимодействуют. Тем более процессы воздействия — локальные. Мы воздействуем на одно облако, другое все равно образуется. Теоретически можно отнять осадки у соседа, но практически — нереально.
— Можно ли решить проблему распределения ресурсов пресной воды, которых, как говорят, скоро будет не хватать, при помощи манипуляций с погодой?
— Есть такое понятие — облачные ресурсы. Осадки из чистого неба не вызываются. Их вызывают из конвективных или из слоистых облаков.
На определенные облака можно воздействовать, на другие нельзя. И выжать из облака больше, чем уже доказано, невозможно. Способ с помощью солевого порошка дает хорошие перспективы. Тем не менее нельзя одним способом решить глобальную проблему нехватки пресной воды. Их много, мы над ними работаем. Опреснение воды — технология экологически опасная и очень дорогая,
— Можно ли спровоцировать появление облаков?
— Можно. Это непростая задача. В прошлом веке в Советском Союзе и за рубежом много занимались созданием облаков. В том числе это делалось для того, чтобы восстанавливать обмелевшие озера. Подобные эксперименты проводились, насколькоя помню, на озере Севан.
— А если сначала создать облака, а потом уже вызвать осадки?
— Это труднее. Теоретически можно, если конвективное облако создать и вовремя на него воздействовать. Конвективное облако существует 30 плюс-минус 10 минут. Введешь реагент рано — эффект падает в разы. Чуть опоздаешь — то же самое. Мы сами разработали реагент, изготавливаем его здесь. Сейчас 400 кг заказали кубинцы для эксперимента.
— Все эти реагенты безопасны для окружающей среды?
— Первое условие при разработках новых реагентов: они должны быть безопасными. Был период, когда много работали в Молдавии и воздействовали на процессы с помощью йодистого свинца. Свинец — вредное вещество. Тем не менее ученые в Советском Союзе проводили многолетние эксперименты по заданию «Росгидромета» и показали, что дозы, которые вносились, очень малы и не привели к загрязнению почв. Следов йодистого свинца не было обнаружено ни в почве, ни ввиноградниках. Сейчас йодистый свинец перестали использовать. Йодистое серебропочти безвредно, но дорого. А вот жидкий азот — вообще не вредный. В атмосфере 79% газообразного азота. И специалисты доказали, что, применяя его, мы не перенасытим атмосферу азотом. Или солевой порошок. Теоретически он может привести к засолению земли. Но мы в облако огромных размеров — километр в диаметре и пять-шесть в высоту — вводим около 10−20 кг порошка. Это мизер.
Осталось договориться о климате
— В одном интервью вы говорили, что уже сейчас можете предложить сценарий решения проблемы на случай как глобального потепления, так и глобального похолодания?
— Управлять климатом можно. Но эта проблема должна решаться мировым сообществом согласованно. Если на всей Земле, например, будет происходить сильное потепление и адаптироваться к нему станет невозможно, останется клочок Земли с более или сменее нормальной погодой, может быть, мировое сообщество придет к согласию. Авот способы… Первый способ, если речь идет о потеплении, — часть солнечного излучения просто отразить в космос, чтобы оно не попадало на Землю. Мы изучаем такой способ. А предложил его в 1972 году член-корреспондент АН СССР Михаил Иванович Будыка.
Если в атмосфере на высоте 12−17 км создать аэрозольный слой, он отразит полпроцента солнечного излучения назад в космос. Так можно приостановить потепление. Другие ученые предлагают поставить между Солнцем и Землей в точке Лагранжа — это на одной линии с Солнцем, где уравновешиваются гравитация его и Земли, — управляемый экран. Дороговато, но реально. Потеплеет, значит, закрываем солнышко. Проект трудно реализуемый, хотя в точке Лагранжа уже есть спутники, поэтому осталось только сделать экран. Еще можно делать облака или туманы, которые тоже способны отразить часть солнечного излучения…
— То есть технически это уже возможно?
— Мы с покойным академиком Юрием Антониевичем Израэлем занимались этим способом. Он подхватил идею Михаила Ивановича Будыки, и мы этот способ испытывали в специальных установках, где можно создать условия, характерные для стратосферы. Мы изучали, как образуются стратосферные аэрозоли. А это, по сути дела, H2SO4 — серная кислота. Как она образуется? Извергается где-нибудь вулкан, дает сернистый газ SO2. Сернистый газ под действием жестокого ультрафиолета окисляется и превращается в SO3. SO3 взаимодействует с влагой атмосферы — получается H2SO4 (кислота).
Нас с Ю.А.Израэлем ругали за то, что мы хотим загрязнить атмосферу серой. Но когда мы посчитали, сколько надо ввести вещества, выяснилось, что это на пять порядков меньше, чем вырабатывает промышленность. Конечно, вопросов еще много. Этими исследованиями занимаются и в США, и в Англии. Понятно, что одной стране это не потянуть. Осуществление подобных мер требует согласованной работы с международным научным сообществом и общественностью. Мы изучаем физику процесса, готовим для будущих поколений возможные варианты сценария. Может, они не будут использованы. Мы не тратим больших денег. Провели локальный натурный эксперимент на высоте 2,5 км, думаем о высотном эксперименте. Но есть проблемы с финансированием.
— А каково решение на случай глобального похолодания?
Реагент должен не отражать часть солнечного излучения, а поглощать. Потребуется подобрать высоту. Мы в камерах убедились, что оба типа реагентов работают. Да сама природа провела эксперимент! За самолетом образуется конденсационный след. При сжигании грамма керосина образуется примерно полтора грамма воды. Она конденсируется, замерзает, получаются кристаллы. И это влияет на климат. Облака — один из серьезнейших факторов, влияющих на климатические процессы.
— Правильно я понимаю, что вконечном итоге спасение мира не в технологиях, а в способности людей договориться?
— Безусловно!