Концепция России как энергетической сверхдержавы, возникшая не так давно как идеологическое оформление ситуации, сложившейся в мировой политике в результате беспрецедентного за последние десятилетия роста цен на углеводороды и соответствующего усиления влияния России, продолжает привлекать к себе внимание аналитиков, причем ее оценки нередко меняются зависимости от того, какой из двух ее компонентов - экономический и политический - акцентируется в данный момент. В частности, газовый конфликт с Украиной, а также резкое заявление главы Алексея Миллера на встрече с послами стран ЕС по поводу возможных негативных последствий, к которым могут привести попытки ограничить деятельность "Газпрома" на европейском рынке, вызвали тревожную международную реакцию. Западных наблюдателей, услышавших в голосе России как "энергетической сверхдержавы" нотки, напоминающие голос СССР - сверхдержавы периода "холодной войны", не смог до конца успокоить ни призыв главы "Газпрома" не политизировать вопросы поставок газа, "которые на самом деле находятся исключительно в плоскости экономики", ни последующее заявление официального представителя компании о том, что она не планирует сокращения поставок газа в Европу. По просьбе ИА REGNUM свое видение новой роли России в мировой экономике и политике высказал президент Фонда "Институт энергетики и финансов", декан факультета менеджмента Международного университета в Москве Леонид Григорьев.

REGNUM: Леонид Маркович, многолетние поиски национальной идеи наконец привели к рождению определения миссии России как "энергетической сверхдержавы", однако смысл этого понятия трактуется по-разному...

Действительно, внятного определения этого нового термина не существует. Но очевидно, что "энергетическая сверхдержава" не должна пониматься как очередное производное от всем известного политического термина. Смысл этого понятия необходимо прояснить, чтобы на него не переносили автоматически те свойства, которые приписываются понятию времен "холодной войны".

В политике понятие "сверхдержава" обычно трактовали как форму поведения: "A powerful and influential nation, especially a nuclear power that dominates its allies or client states in an international power bloc" (The American Heritage(tm) Dictionary of the English Language, Fourth Edition Copyright (C) 2004. Published by Houghton Mifflin Company). Так что для политики термин как-то прояснен, и ясно, что с 90-х годов этому определению соответствуют только США.

Можно представить себе некоторую классификацию стран, для которых энергетика играет важную роль. Во-первых, это страны, которые производят и потребляют много энергии. Прежде всего, это США. Во-вторых, это страны, которые потребляют энергию очень эффективно. Это некоторые небольшие развитые страны Европы. В-третьих, это страны - чистые экспортеры, то есть те, которые производят много энергии, потребляют относительно немного, много экспортируют и значительно влияют на мировые рынки. В-четвертых, можно еще представить себе страну - резервного игрока, который свой добычей и поставками регулирует мировой баланс спроса и предложения. Одно время такую роль де факто играла Саудовская Аравия. На мой взгляд, Россия - это огромный стабилизирующий резерв человечества (вместе с Аляской и некоторыми другими территориями) - резерв леса, воды, нефти и газа и так далее. Конечно, инвестиции и издержки добычи растут, но все пространство между нефтью Белого моря и нефтью Аляски и Сахалина еще мало исследовано. В этом смысле мы - Сверхрезерв!

Наша страна не так уж много потребляет и потребляет не так уж эффективно (расход энергии на единицу ВВП достаточно велик); мы не являемся производителями высококачественного энергетического оборудования за исключением некоторых отраслей (оборудование для гидростанций и атомных станций), мы ведем исследования в области водородной энергетики, но в целом мы не в числе мировых лидеров и в этом отношении. Но в мире есть только две страны - Россия и США (особенно с Канадой и Мексикой), - у которых одновременно имеются большие запасы и угля, и газа, и нефти, и атомная энергетика, и гидростанции, и ресурсы для новых видов энергетики - ветровой, приливной и т.п. Однако США, имея большие ресурсы и много производя энергоносителей, остаются чистыми импортерами энергии, а мы - чистые экспортеры.

REGNUM: Чем же содержание понятия "энергетическая держава" отличается от содержания понятия "сырьевой придаток"?

В XX веке Советский Союз предпринял попытки индустриализации, которые в военной сфере удались больше, чем в гражданской. Потом, после 15 лет мучительного и, на мой взгляд, не слишком удачного переходного периода Россия оказалась в странном положении, когда ее международно признанные товары это главным образом сырьевые товары и полуфабрикаты (прежде всего энергонасыщенные). Сегодня можно сказать, что значительная часть Северо-Западного округа является сырьевым придатком Финляндии, какая-то часть Дальнего Востока - сырьевым придатком Китая и Кореи, Таймыр с его газовыми месторождениями - сырьевым придатком Европы. Но на самом деле Россия как целое снабжает весь мир, причем "российская болезнь" - напомню - включает в себя экспорт товаров, выручки и образованных людей. Россия сегодня представляет собой как бы глобальный резерв всего человечества. При ее размерах и природном богатстве, Россия это ресурс всего и для всех.

Понятно, что большинство стран - чистых экспортеров это исторически сырьевые страны. Для XIX - XX вв. сырьевой придаток это страна, которая производит и отправляет на экспорт обычно один какой-то товар или несколько. Скажем, каучук, хлопок, кофе и т.п. Некоторые страны, начинавшие как сырьевые придатки, потом стали развитыми. Это относится к бывшим колониям - Австралии, Канаде и др. Смысл понятия "сырьевой придаток" заключен в зависимости; такая страна привязана к монокультуре, к одному-двум-трем товарам. И сегодня некоторые страны Латинской Америки, Африки и Ближнего Востока являются классическими сырьевыми придатками, причем среди них есть и богатые, которые при этом остаются просто богатыми сырьевыми придатками. Они хорошо зарабатывают, хорошо живут, однако они ничего не производят кроме своего экспортного товара, и их благополучие зависит от спроса на этот товар. Если, скажем, в мире меняются технологии или наступает промышленные кризис и потребление этого товара сокращается, падает цена на него и, соответственно, их экспортный доход. У таких стран возникают валютные, бюджетные, долговые проблемы, от которых происходят социальные нестроения и даже государственные перевороты. История полна такими революциями, накрывавшими как цунами многие страны; в основе мощных исторических потрясений лежали кофе, каучук, а в недавние времена - нефть.

Россия находится и всегда находилась в этом отношении в уникальном положении. Мы начинали как сырьевой придаток Европы. В Средние века на Русь везли готовые промышленные изделия и оружие, а вывозили пушнину, пеньку и другие сырьевые товары. Венеция частично стоит на сваях из русской лиственницы. Глобализм XV - XVI вв., собственно, и базировался на взаимозависимости разных стран. Напомню, что первое эмбарго, с которым столкнулась наша страна, относилось, кажется, ко времени Ивана III. Польский и шведский короли тогда пришли к выводу, что московиты стали расти и создавать проблемы, поэтому надо бы их отлучить от высоких технологий (оружия). Результатом введения торговых санкций против России тогда стала Ливонская война, а в более отдаленной перспективе - прорубание Петром Великим окна в Европу. И уже наполеоновские времена показали, что Россия и половина Европы были сырьевыми придатками Англии и сами жить без ее товаров не могли, похоронив "континентальную блокаду" Бонапарта.

Сигнал о том, что зависимость носит взаимный характер, развитые страны получили в недавнее время, однако, на мой взгляд, ни в тот момент и даже сейчас они его до конца не осознали.

В 90-х годах, когда у нас сократилось внутреннее потребление и уменьшилось снабжение наших союзников по Варшавскому договору по искусственным ценам, мировой рынок получил за счет этого дополнительное количество нефти. Это произошло даже несмотря на общее уменьшение добычи. На мировой рынок тогда же было выброшено большое количество энергоемких товаров, которые были произведены за счет капиталовложений, сделанных еще в советские годы, приватизированных практически даром, за которые никто никому ничего не платит. В СССР эти товары потреблялись оборонной промышленностью, а теперь экспорт алюминия, например, составляет порядка 90 процентов всего нашего производства. Появление на рынке нескольких миллионов тонн алюминия означало для других стран отсутствие необходимости строить энергетические мощности для переработки бокситов, колоссальную экономию на инвестициях и колоссальную экономию энергии.

Дивиденды мировой экономики в энергетической сфере не столько от распада Советского Союза, сколько от ликвидации Советского лагеря в целом и прекращения холодной войны состояли не только в сокращении расходов на вооружения (это в прошлом уже, похоже), но и в дешевизне ряда товаров. То, что на мировом рынке оказалось огромное количество энергетических товаров, помогло поддерживать низкую цену на нефть. С 1986 по 2000 год в среднем цена на баррель составляла 19 долларов. Сравните - 8 долларов в август 1998 года и нынешние 70 долларов. Все это способствовало экономическому росту 90-х годов, который до азиатского кризиса 1998 года был одним из самых высоких в истории.

Представляете, какие были бы сейчас цены на мировом рынке, если бы Россия продолжала, как Советский Союз, направлять металл, нефть, древесину и прочее на армейские нужды? Можно сказать, что мировая экономика просто нашла на дороге некий оставшийся от Советского Союза кошелек, и не худо бы упоминать об этом при анализе причин роста мировой экономики.

REGNUM: Нынешнее напряжение, возникшее в отношениях России с развитыми странами - потребителями ее энергоресурсов очевидным образом представляет собой более сложное явление, чем просто недовольство метрополии поведением ее сырьевого придатка. Недаром, рассуждая в экономических категориях о поставках углеводородов, некоторые политики прямо апеллируют к призраку "холодной войны". Уникальный феномен, описываемый внутренне антиномичным определением "энергетическая сверхдержава", с которым сегодня приходится иметь дело нашим партнерам, непривычен и неудобен для них. Не в этом ли невысказанная причина раздражения в отношении России?

До 80-х годов, когда мы начали поставлять газ в Европу, СССР и его союзники были более-менее изолированы, масштабы торговли была не очень велики, но быстрое развитие мировой экономики в последней четверти века, перестройка с нефти на газ, почти повсеместная приостановка на 20 лет после Чернобыля развития атомной энергетики - все это изменило потребности современной глобальной цивилизации. Россия в этих условиях оказалась экспортером углеводородов номер один. В этом смысле мы - одна из ключевых стран мира по снабжению энергоресурсами. Так что впервые в истории Европа и развитой мир в целом стали в чем-то зависеть от России - так вышло.

Предположим, Россия была бы полностью демократической державой по европейским стандартам и при этом не ставила бы перед собой никаких глобальных задач в энергетической политике, чем она сейчас всех напугала. Разве от этого было бы легче? Все равно Россия делала бы массу подобных вещей: все равно сооружался бы Северо-Европейский газопровод, все равно строился бы нефтепровод в Китай, просто потому, что туда смещается основной прирост спроса на энергоносители. Разве компании из чисто демократического российского государства не пытались бы покупать нефтеперерабатывающие заводы в Восточной Европе или в США?..

Внешняя экспансия российских компаний, выросших в пореформенный период, конечно, раздражает конкурентов и соседей. Россия после тяжелого экономического кризиса и падения обрабатывающей промышленности выходит на мировой рынок, прежде всего, с сырьевыми товарами, и, соответственно, ее большие сырьевые компании пытаются вернуться на какие-то рынки. Проблема в том, что в значительной части то, что происходит сейчас, происходило бы при любом нашем правительстве, при любой демократии и раздражало бы конкурентов в любом случае. В нынешних условиях каждая страна может попытаться диверсифицировать источники энергии, хотя это обычно очень дорого, но нельзя без технологической революции сократить долю, например, России в глобальном потреблении или снабжении энергоносителями, сейчас это просто нереально.

Естественно, чистый экспортер массы энергии со статусом великой державы, ядерным оружием это очень мощный игрок на мировой арене, привлекающий повышенное внимание и вызывающий опасения. Да прибавьте сюда взлет цен и появившиеся впервые в распоряжении России большие финансовые ресурсы. Обратите внимание, что Запад начал нервничать по поводу роли России именно сейчас - при высоких ценах на нефть.

Развитые страны всегда зависели от источников сырья. Приведу классический пример: перевод английского флота во время Первой мировой войны с угольного топлива на мазут дал выигрыш в скорости и дальности плавания, но одновременно это привязало Англию к нефтепромыслам Персидского залива и Баку. Отсюда знаменитый афоризм Уинстона Черчилля: "Диверсификация, диверсификация, диверсификация!" (речь шла об источниках нефти).

Марксистская теория о том, что основой империализма начала XX века была борьба за рынки сбыта, это преувеличение. Не так велика была покупательная способность колоний, не так уж много было такого, что там можно было сбыть. А вот снабжение сырьем это гораздо серьезнее! Но источником сырья в то время как правило были страны малоразвитые, не обладавшие мощным государственностью, армиями и атомными бомбами. Поэтому борьба за колонии в конце XIX - начале XX века была борьбой между великими европейскими державами при некотором участии США.

Ныне ситуация совершенно другая. После окончания холодной войны в мире стало гораздо спокойнее. Но проявились другие проблемы - в мире происходит переконфигурация сил. Специфика России в том, что, будучи в данный момент поставщиком энергетического сырья, она в то же время является великой военной державой и претендует на важную роль в мировой политике. Поэтому одно дело - обсуждение вопроса об источниках сырья в малоразвитых странах, и другое - обсуждение этого вопроса применительно к странам, которые ведут собственную внешнюю политику. От рассуждений о "сырьевых придатках" пора переходить к современным категориям глобализации и взаимозависимости.

REGNUM: Мы сейчас наблюдаем попытку еще одной страны заявить претензию на статус энергетической державы. Речь идет об Иране...

Совершенно верно. Предположим, мы верим в то, что Иран действительно не делает бомбу. Но представим себе страну, которая построила 20 атомных станций. Она начнет опреснять воду, орошать пустыню, строить дороги, поднимать уровень жизни... Атомная электроэнергетика позволит не жечь нефть и газ для получения энергии, и в результате Иран может строить свою экономику на экспорте углеводородов; кроме того, имея свой газ и свое электричество, можно развивать химическую промышленность и т.д. Получая энергонезависимость, Иран чувствует себя чемпионом мира даже без всякой бомбы. И все это на основе мусульманской теократической демократии. Развитие поставит его в ситуацию взаимозависимости по отношению к остальному миру.

Да, Иран может оказаться в роли великой энергетической державы, т.е. страны, которая сама себя обеспечивает, сама решает свои проблемы и экспортирует большое количество энергоносителей. Жаль, если он пойдет по пути конфронтации. Если же Иран сумеет найти разумный выход из нынешнего конфликта с развитым миром, который не хочет, чтобы он имел бомбу, и, имея нефть и колоссальное количество газа, создаст еще атомную электроэнергетику, он также станет страной, которая будет снабжать полмира. Кстати, потенциально Иран - единственный серьезный конкурент России на европейском газовом рынке.

Особенность сегодняшней ситуации в том, что конфликт с Ираном препятствует приходу иранского газа в Европу в качестве конкурента российского. Никаким другим способом цены в Европе не собьешь. Сейчас там происходят удивительные изменения. Раньше самый дорогой газ был в Испании, которая единственная в Европе действительно базируется в большой степени на сжиженном газе, тогда как все остальные потребляли дешевый трубопроводный - норвежский и российский, но теперь трубопроводный газ стал дороже сжиженного. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что Иран захочет поставлять свой газ в Европу очень дешево...

REGNUM: Нынешняя политическая позиция России по отношению к Ирану мотивирована ее сознанием себя как действующей энергетической державы по отношению к стране, претендующей на этот статус?

На мой взгляд, какие-то коммерческие интересы у нас есть, но главное - нам важна геополитическая стабильность. России абсолютно не нужен еще один источник конфликта на южных границах. Представим себе, например, что азербайджанцы, составляющие значительную часть населения северного Ирана, хлынут как беженцы в Азербайджан... Кроме того, если Иран развивается, для нас это потенциальный рынок для поставки различных технологий и т.п.

С точки зрения развитых великих держав, конечно, гораздо приятнее иметь дело со странами, где существует политическая стабильность, а нефть и газ добывают частные компании тех же самых держав. Это был бы двойной контроль, дающий уверенность как в доступе к ресурсам, так и в политике компаний. Эту мотивацию можно понять и нужно обеспечивать ведущим потребителям максимум спокойствия. Но ситуация такова, что наибольшими запасами располагают именно те страны, где оперируют компании государственные. Россия представляет собой поле борьбы и поиска компромисса и сосуществования между двумя типами хозяйствования в углеводородной энергетике - частным и государственным.

Экономика мира меняется и будет еще более существенно меняться. Это происходит потому, что меняются Китай, Индия и Бразилия, меняется Россия, меняется и Иран. Бразилия уже самодостаточна, Индия и Китай продолжают нуждаться в огромном импорте нефти и газа. Складывается конкуренция в долгосрочном плане между Северной Америкой, Китаем и Европой за импорт прежде всего газа из других регионов, и в этой конфигурации Россия с ее энергетической составляющей оказывается фактором колоссальной важности.

REGNUM: Но не получится ли так, что, поднимая сейчас на щит лозунг энергетической сверхдержавы, мы начисто забываем о том, о чем твердили последние несколько лет - о том, чтобы развивать высокие технологии, слезать с нефтяной иглы и т.д.?

Углеводородов хватит надолго, но они будут дороги. Лет через тридцать начнутся серьезные технологические перемены в энергетике. Окно возможностей модернизации страны за счет сырьевых доходов есть, но оно не бесконечно растянуто во времени. Каждая страна идет к высоким технологиям своим путем. Можно было попытаться во время переходного периода сохранить свой потенциал высоких технологий, создавая для этого условия, но это не было сделано. Мы сразу же ушли в сырье, десятилетие не делалось никаких попыток сформировать новые компании как потенциально рентабельные. И сейчас отличие России от других крупных экспортеров носит двоякий характер. Во-первых, она великая держава и, будучи сама страной-экспортером, имеет в Совете безопасности ООН право вето на решения, касающиеся того же Ирана. Во-вторых (и в этом мы гораздо ближе к развитым странам), Россия обладает образованным человеческим капиталом (который мы, правда, в основном экспортируем) и единством культурных корней с основными развитыми странами. Хотя эта общность культурных корней и не породила одинаковые виды демократии, основная масса образованного российского населения все-таки хотела бы жить в европейской стране. Чем ниже образование, тем легче жить в условной "Азии", как это понимали раньше (в отсталости), но чем выше образование, тем больше хочется жить в Европе.

Проблема стоит так: уж коли мы в начале 90-х годов не создали адекватных институтов развития рынка, то теперь встает проблема второго переходного периода. Сначала мы перешли от среднеразвитого социализма в некий странный новорусский капитализм, который всем не нравится - как снаружи, так и изнутри. Теперь встает вопрос: как перейти в нормальный капитализм - с демократией, высокой эффективностью и т.д.? Но для этого нужна другая структура экономики. Вряд ли кто-нибудь всерьез думает, что сравнительно бедная страна с большой долей нефтяной промышленности может легко и быстро стать демократической страной, как европейские страны без нефти, но с высокой долей обрабатывающей промышленности. Очевидно, что такие вещи связаны. Нефть не требует большого количества образованных людей. Поэтому выбор простой - либо мы утрачиваем свою способность производить человеческий капитал и откатываемся туда, где находятся все сырьевые державы, либо мы используем энергетический экспорт как некий источник ресурсов для того, чтобы сделать то, что не было сделано в первый переходный период, а именно - за период жизни следующего поколения (это длинный период, никак не три года до выборов!) переходим к капитализму, имеющему основные европейские черты, где, как предполагается, будет более широкий средний класс, более равномерное распределение богатства и доходов, более устойчивые основы демократии и другая структура экономики с более развитыми сегментами промышленности и услуг, свойственными постиндустриальному обществу. Финансировать такой переход можно будет либо за счет того, что эти отрасли сами заработают в конкурентной борьбе с себе подобными, находящимися в гораздо лучших правовых условиях, с большими ресурсами, но это маловероятно; либо мы должны будем перераспределять какую-то долю экспортных ресурсов, направляя их на модернизацию экономики и государства.

REGNUM: Значит после того, как было сказано "а" насчет того, что Россия будет энергетической сверхдержавой, надо сказать "б" и объяснить, ради чего мы, собственно, собираемся ею быть, потому что это статус, по сути дела, переходный?

Я думаю, что, с точки зрения политического лозунга дня, те, кто его выдвинул, понимают, что они имели в виду в краткосрочном плане. Но с точки зрения модернизации страны в долгосрочном плане, для превращения ее в нормальную европейскую рыночную демократию (не для того, чтобы угодить кому-то за рубежом, а для себя, потому что это нормально для нас), нужно поколение трудиться, отрабатывая несделанное за эти пятнадцать лет. Надо искать способы реинвестирования сырьевых доходов в национальную экономику с тем, чтобы изменить и структуру общества, и характер политических, социальных, общественных институтов, и структуру экономики.

И тогда в таком контексте, конечно, "энергетическая сверхдержава" это обозначение некой эпохи, использующей сверхдоходы для развития страны. На этом пути Россия должна обеспечивать остальному миру стабильность, спокойствие и предсказуемость своей энергетической политикой. Мы не должны пытаться регулировать энергетические рынки, но и не должны создавать завышенных ожиданий в отношении того, что мы будем снабжать весь мир, независимо от национальных интересов. Мы находимся в глубокой взаимозависимости с окружающим миром и имеем шанс на развитие. Нам нужно найти способ реинвестирования доходов от сырьевого экспорта в модернизацию - это будет критерием успеха энергетической политики.

На мой взгляд, чрезмерный упор на "сверхдержавность" может кому-то внутри страны льстить, но не в этом наша цель объективно. Мир за последние годы стал как-то расшатываться - масса мелких конфликтов, страны и группы вспоминают старые обиды, хотят отделиться друг от друга, все нервничают. В такой обстановке коммерческие конфликты становятся неотделимы от политики. России нужна стабильность и возможность посвятить следующие 15-20 лет демократизации, модернизации и решению острейших национальных проблем. Поэтому и Россия как великая держава должна проецировать сверхспокойствие и сверхстабильность, в частности на энергетических рынках.