* * *

Джарон Ланье. Кому принадлежит будущее? М: Бомбора, 2020

Джарон Ланье. Кому принадлежит будущее? М: Бомбора, 2020

С тех самых пор, как Аристотель свёл раба к «одушевлённому орудию труда» и к «части тела господина», высшие классы пытались обесценить труд рядового работника. Капиталист и создаёт стоимость, и рождает инновации, и берёт на себя риски (как феодал когда-то рисковал жизнью). Рабочие же — лишь досадная «издержка», олицетворение набора глупых монотонных операций, необходимых, чтобы перенести идею предпринимателя в материальную реальность. Творение несовершенно, и лишь потому духу приходится преодолевать сопротивление неподатливой материи.

Впрочем, новые технологии облегчают господство человека (капиталиста) над природой. Формальные операции можно автоматизировать, передать роботам — позволив духу сконцентрироваться на свободном творчестве. Говорящие орудия труда уходят со сцены, открывая эпоху Визионеров — Стива Джобса, Илона Маска, Джека Ма… Германа Грефа? Детям преподают не устаревшие профессиональные навыки, а истории успеха и бизнес-мышление.

Толпы рабочих, убивающихся на заводах, пока предприниматели выступают с подготовленными для них презентациями или пьют кофе на переговорах (а акционеры не делают и этого) — такие картины плохо уживались с представлением о капиталистах как единственных создателях ценности. Другое дело, когда работник вытесняется роботом. Если рабочий, освобождённый от глупого стандартизированного труда, не способен дать миру «креатив» — ясно, что он всего лишь бесталанный лодырь! Только и может, что коробки таскать — а потому пусть будет благодарен, если ему «предоставили» такую «возможность»! Даже если сам упомянутый робот — это «Механический Турок» от Amazon или «Толока» от Яндекса, где задачи решаются не искусственным интеллектом, а сетью анонимных низкооплачиваемых работников.

Старое противоречие между общественным характером производства и частным присвоением решается тем, что производство также становится частным — принадлежащим Цукербергу и его серверам или какому-нибудь промышленнику с его роботами (или, что ещё моднее, его 3D-принтером). Но действительно ли google-переводчик заменяет труд живых переводчиков, а интернет-курсы — реальные университеты? Является ли бесплатность социальных сетей и поисковиков безвозмездным даром миру? Можно ли просто выкинуть из экономики всех людей, кроме отдельных гениев-капиталистов (и, быть может, Кремниевой долины)? Или же сведение экономики к небольшим группам «технарей» и рисковых инвесторов — лишь ширма для новых форм эксплуатации?

Аксели Галлен-Калелла. Симпозиум. 1894

Этот вопрос рассматривает один из известнейших технических консультантов в США, пионер виртуальной реальности Джарон Ланье в книге «Кому принадлежит будущее?». Автор доказывает, что общественное мнение радикально недооценивает то, насколько современные информационные технологии зависят от разнообразной деятельности живых людей и создаваемых ими данных. С одной стороны, этому способствует исторически сложившееся устройство сетей: от большинства граждан скрывается, как именно работают серверы, обрабатывающие «Большие Данные», «искусственные интеллекты», системы рекомендаций и т. д. С другой — Ланье рассказывает, как в технической элите десятилетиями формировалась крайне индивидуалистичная культура, связывающая все успехи компаний с личными (порой даже мистическими) качествами её основателя или главных инженеров. В результате всё большая доля «пирога» отходит компаниям-посредникам, случайно занявшим ключевое место в сети. Реальные же создатели ценности оказываются в угнетённом положении, из-за чего экономика в целом начинает сжиматься — в конечном итоге подрывая и положение посредников.

Главный тезис книги — в том, что высокотехнологичные компании делают вид, будто «создают что-то из ничего». Допустим, Вы ввели текст в окно онлайн-переводчика — и некий созданный Google «искусственный интеллект» или «суперкомпьютер» как бы «из себя» родил корректный перевод. На самом же деле Google, благодаря своим колоссальным вычислительным мощностям, сканирует миллионы чужих переводов этой фразы — в книгах, на сайтах и т. д. — и предлагает Вам самый вероятный вариант. Поскольку аналогичные алгоритмы используются многими другими фирмами, в конкуренции побеждает (и становится монополистом) тот, кто владеет самыми мощными компьютерами — либо тот, кому больше повезло. Таким образом процесс, в котором участвовало множество людей (и программистов, и переводчиков, и рекламщиков, и т. д.) в итоге приватизируется одним игроком. Поскольку Google закрывает пользователям доступ к своим алгоритмам, людям кажется, будто это гугловские программисты «что-то там придумали» и единолично создали ценность. Подобные компании, концентрирующие в своих руках выгоду от сетей, Ланье называет «серверами-сиренами» (по аналогии с мифическими существами, притягивавшими к себе моряков).

Парадокс ситуации в том, что переход людей на google-переводчик может подорвать доходы живых переводчиков — на деятельности которых, по сути, и держится развитие системы. Подобный эффект Ланье прослеживает в сфере музыки, онлайн-образования и т. д. Дешевизна или даже бесплатность доступа к информации на стороне потребителя каждый раз компенсируется большей эксплуатацией реального производителя (музыканта, учителей, даже целых частных компаний). Вам становится легче и дешевле слушать музыку на платформах, но Вы уже никогда не сможете сами стать музыкантом, так как возможность получать достойную оплату в этой профессии подрывается — за исключением отдельных счастливчиков, ставших благодаря сетям сверхпопулярными и/или заключивших контракт с платформой. Но и в этом случае, как замечает Ланье, интернет-звёзды стараются быстрее выйти на более традиционные площадки, вроде телевидения или живых концертов: популярность на YouTube или спонсорская поддержка Spotify слишком нестабильны. Конечно, данные о действиях потребителей также собираются и продаются; их права, вроде права личной собственности и перепродажи, также подвергаются ограничению.

Капиталисты и технари тешат себя иллюзией, что современные интеллектуальные системы могут сами генерировать новые знания — но автор считает, что это новая форма классического заблуждения о «деньгах, делающих деньги». От того, что живые люди скрываются сложной системой общественных отношений или вычислительных алгоритмов, они не перестают быть основой — и как производители, и как потребители. Ланье приходит к очень марксистской идее, что слепое и несбалансированное движение капитализма в погоне за частными прибылями рано или поздно приводит к кризису — подрывая положение рядовых граждан (например, их покупательную способность, кажущуюся мелочью на фоне огромного «производства средств производства»).

Механический турок. 1789

По крайней мере в книге утверждается, что серверы-сирены не ищут новые маршруты, а лишь злоупотребляют уже открытыми, — причём остаётся неясным, насколько всевозможные автоматические «рекомендации» и оценки действительно отражают реальность, а насколько люди просто привыкли им слепо следовать. На проверку многие утверждения коммерческих интеллектуальных систем оказываются либо прямо ложными, либо подкрепляющими популярные стереотипы. Похоже, на повседневном уровне разворачивается сложная борьба человека и машины: пользователи постоянно пытаются обойти или обмануть неточные алгоритмы. Неслучайно хакер-анархист давно стал популярным культурным героем; возможность манипулировать повседневными сервисами является предметом гордости в технических кругах. Хуже, если судьба человека зависит от решения какой-нибудь неизвестной ему банковской интеллектуальной системы.

Впрочем, автор больше сетует на то, что сети и монополии ломают работу свободного рынка. Действительно, в идеале все участники должны обладать одинаковой «рыночной властью» — тогда желания и способности всех учитываются в равной степени. Однако серверы-сирены обладают информационным превосходствам (видят всех, но их не видит никто); к тому же они обесценивают других участников рынка (лишают людей вознаграждения за полезную для системы деятельность и, следовательно, покупательной способности). Вместе с тем Ланье признаёт, что раньше крупный капитал также перетягивал на себя одеяло. Однако уравновешивающей его силой было государство и… «средний класс»!

Кого конкретно подразумевает автор под средними слоями, остаётся неясным. Предполагается, что это разнообразные слои, позиции которых определяются не рынком, а политическими «запрудами» типа профсоюзов или правительства. Ланье относит сюда то музыкантов, то учителей, то заводских рабочих. По всей видимости, автор делит общество на ненужных людей (нищих, не нашедших себя в современной цифровой экономике и потому не производящих ценную информацию), на средний класс (всех, производящих ценную новую информацию) и владельцев средств производства (или вычислительных мощностей). Первые должны перебиваться «устаревшим» материальным трудом, надеясь обрести какие-то ремесленные творческие навыки, и поддерживаться государством. Вторые — должны получать максимум благ как реальные производители инноваций. Третьим отводится роль координаторов, собирающих и координирующих информацию, генерируемую средним классом.

Примечательно, что автор последовательно разводит функцию социальной помощи (отводя её демократическому государству) и реальной экономической координации (почему-то считая, что частные корпорации, даже если им придётся для этого вступить в сговор, окажутся эффективнее). Дело в том, что Ланье, будучи техническим специалистом, видит разрешение противоречий этих трёх классов не в массовой демократии и даже не в государстве, а… в правильном устройстве сети интернет!

Казимир Малевич. Супрематизм 58. 1916

Автору всюду мерещится призрак коммунизма, приводящего к власти партийную бюрократию или тайных, манипулирующих толпой «серверов-сирен». Вместо этого небольшой круг технической элиты, крупные компании и (может быть) ведущие политики должны собраться, чтобы учредить новую мировую сеть. Ключевым её новшеством будет учёт всех транзакций (цитирований, переводов и т. д. — копирование, т. е. удвоение оригинала, при этом будет запрещено), так что если, допустим, google-переводчик предложит Вам перевод текста, то Вы (и система) будете знать, на основе чьих данных этот результат получен. Соответственно, сеть погрязнет в разнонаправленных микроплатежах — каждый доход от использования информации будет дробиться между источниками этой информации. В итоге творческие классы получат плату за творчество, держатели вычислительных мощностей — какую-то комиссию за обработку данных, а нищие — утешительные призы от государства и сниженный порог входа в «средний класс».

Почему же капиталисты должны пойти на риск и взяться внедрять эту систему? Потому, что так общий пирог (и абсолютное богатство капиталистов) будет медленно расти, а иначе кризисы грозят уничтожить систему — и разгневанные люди установят социализм! Сложно разделить веру автора в «разумность» крупного капитала и технических элит. Во-первых, одни лишь кризисы (без низовой борьбы, в результате которой получились и любимые автором профсоюзы!) исторически не заставляли власть отказаться от власти. Во-вторых, если верить описаниям другого «вхожего в элиты» автора, стратега Morgan Stanley Ручира Шармы, финансовый капитал целенаправленно наживается на пузырях и кризисах, сталкивая риски и траты на восстановление на остальное общество, а прибыли забирая себе. В-третьих, описанные самим Ланье настроения и верования технической элиты направлены скорее на приближение конца («сингулярности» и т.п.) и эксплуатацию серых масс, а не на «устойчивое развитие» ценой своих привилегий (помимо прочего, обещающих личное бессмертие!).

Автор скорее прав, когда называет переход крупнейших серверов в бизнес ошибкой и сравнивает их с «частными дорогами», в противоположность государственным магистралям, становящихся общественным благом и позволяющим развиваться на обочине мелкому бизнесу. Несмотря на декларируемую веру в людей, Ланье явно больше доверяет технологиям (используя его же аргумент — умным технарям, проектирующим эти технологии), чем участию масс в политике и управлении. Возможно, книга пытается слишком математически ответить на назревший в обществе вопрос про то, что считать ценностью, кто является её источником и как на самом деле должны распределяться накопленные обществом блага. Блага, не ограничивающиеся информацией, — нужно ли забывать о заводах, инфраструктуре и т. п., созданных трудом многих поколений и принимаемых IT-гигантами как нечто само собой разумеющееся? А что делать с направлением развития технологий, если координация останется в руках у крупного капитала? Будем ли мы совершенствовать высокочастотный трейдинг — или решать проблему доступного жилья и образования?.. Ланье, видимо, надеется, что «рынок рассудит». И это, пожалуй, самая смелая фантазия в книге.