Мечты Госдумы: единая валюта для несуществующей страны — реальность?

Новый год такая же дрянь, как и старый. 20 лет Россия с Белоруссией точат камень, как вода. Уже на свет должен бы появиться ювелирный шедевр, но нет, не появляется. Появится ли? Большой вопрос! Первый зампред комитета Госдумы по делам СНГ Виктор Водолацкий заявил, как пишет РИА Новости, что единая валюта в России и Белоруссии может быть введена не ранее 2030 года. Подобный прогноз дает четкое понимание, что Россия с Белоруссией не поженятся — свадьбы не будет, если, конечно, не возникнут какие-то новые обстоятельства, о которых мы с вами и подозревать не можем. Договору, который предусматривает введение единой валюты в Союзном государстве, уже 20 лет. За 20 лет, как отметил Водолацкий, подписано почти 90% дорожных карт. По некоторым из них, по словам зампреда, есть вопросы, подписания настолько идут медленно, что единая валюта может появиться не ранее 2030 года.

Если верить прогнозам господина Водолацкого, то они могут означать только одно — что предполагаемое объединение двух стран может произойти лишь спустя десятилетие. Настолько отдаленная перспектива вызывает большие сомнения в появлении единого государства. Конечно, к подобному прогнозу можно отнестись несерьезно, Водолацкому через десять лет исполнится 73 года, вряд ли к тому моменту он будет исполнять роль депутата, а его прогнозы мало кто вспомнит. Но иные, не связанные с дорожной картой, обстоятельства пока тоже говорят не в пользу объединения двух стран в самое ближайшее время.

Главные и очевидные факты, говорящие не в пользу сближения, это зависимость развития экономики России от своих же собственных ресурсов и действия Минфина, который своими вложениями в валюту тем самым лишний раз демонстрирует слабость рубля. Как сообщало издание Finanz.ru со ссылкой на отчет Минфина по итогам 2019 года, почти 3 триллиона рублей ведомство направило на скупку иностранной валюты: в рамках бюджетного правила в корзину из долларов (45%), евро (45%) и британских фунтов (10%) была конвертирована сумма, равная нефтегазовым доходам от нефти дороже 41,6 доллара за баррель.

Что касается несырьевого сектора экономики, о необходимости развития которого говорилось и говорится в России уже много лет, особенно с момента введения санкций, то чувствует он себя не слишком хорошо. И речь даже не о том, что оценки чиновников, о чем пишет «Коммерсантъ», расходятся при оценке доли несырьевого экспорта, а в том, что налоговая нагрузка в целом выросла на данный сектор — опять же из-за попыток Минфина перекрыть по тем или иным причинам недостаток планируемых доходов от сырьевого сектора.

Согласно исследованию Института экономики роста им. П. А. Столыпина, составленному на основе данных Росстата и ФНС, опубликованному в конце прошлого года, за последние десять лет налоговая нагрузка на несырьевой сектор выросла в 2,65 раза, тогда как на сырьевой — в 2,2 раза. Как сообщало издание «Вести. Экономика», с 2008 по 2018 год количество предприятий несырьевого сектора сократилось на 12% — до 4 млн 196,2 тысячи. В торговом секторе фискальная нагрузка выросла в четыре раза, а количество предприятий уменьшилось почти на 30%. По словам директора Института экономики роста им. П. А. Столыпина Анастасии Алехнович, все это время в правительстве говорили о необходимости снизить зависимость России от экспорта нефти и газа, перейти к новой, несырьевой модели развития экономики. Но на практике видно, что этого не происходит, в том числе из-за повышения налогов, которые мешают развиваться предприятиям и частным предпринимателям. Более того, доля несырьевого сектора в ВВП России в последние годы снижается, что еще больше показывает, что уйти от традиционной сырьевой модели экономики до сих пор не удалось. Институт подсчитал, что в структуре национального ВВП в 2018 г. резко выросла доля сырьевого сектора — до 15,4%, тогда как в 2017 г. его доля была 12,9%, в 2016 г. — 11,4%. В целом за последнее десятилетие доля сырьевого сектора не превышала 12,9% в структуре ВВП.

Исходя из подобных оценок, в принципе можно делать дальнейшие выводы и об экспорте несырьевого сектора, а не спорить о методиках, чем занимаются сейчас чиновники. При снижении цен на мировых рынках и растущем налогом давлении российская несырьевая продукция менее конкурентоспособна. Правда, в данной ситуации можно найти один, если можно так сказать, плюс: если нацпроекты ограничат стоимость приобретения продукции несырьевых производителей, то это может послужить стимулом к тому, чтобы они пересмотрели свою политику по отношению к юрисдикции своих компаний, так как за рубежом их товары вряд ли ждут с распростертыми объятиями.

Ну, а пока же, по сути, мы, как белка в колесе, крутим и выйти из него не можем, потому как если делать ставку на развитие несырьевого сектора, то и налоговая нагрузка не должна быть на него высокой. На деле получается, восполняя нехватку доходов от сырьевого сектора, и, кстати, тут еще нужно сказать и о недостаточных объемах дивидендов от госкомпаний, приватизация которых еще больше породит нехватку денег, Минфин подавляет жизнеспособность несырьевого сектора. Да, возможно, можно возложить надежды на его развитие за счет реализации нацпроектов, но производители используют данную возможность в свою пользу — при росте внутреннего спроса они наращивают стоимость своей продукции, таким образом, компенсируя образующийся недостаток доходов от снижения цен на внешних рынках. Напомним, ранее мы сообщали, что, по оценке экспертов Moody’s, доля экспорта сталепроизводителей за семь месяцев 2019 года сократилась на 13%, а доля отгрузки на внутренний рынок росла при рекордно высокой премии на домашнем рынке. То есть металлурги тем самым компенсировали свои потери на внешних рынках за счет спроса, сформированного российским рынком. Соответственно, поскольку реализация продукции несырьевого сектора в большей степени сейчас будет зависеть от нацпроектов, нагрузка на бюджет все же будет расти, даже несмотря на то, что в нацпроектах деньги есть. Согласитесь, если производители несырьевой продукции наращивают ее стоимость, используя при этом средства нацпроектов, но прибыль по налогам они, например, оставляют не в России, так как многие из них зарегистрированы в офшорах, то за чей же счет будет пополняться в будущем бюджет?

Ну, а если стоит цель введения единой валюты, то скорее уже проще было бы, возможно, ввести ее между другими странами ЕАЭС, чем с Белоруссией. Более того, заинтересованность этих стран в реализации на своих территориях крупных инфраструктурных проектов, что помогло бы им справиться с безработицей, придала бы импульс для развития несырьевого сектора России. Вот только нужны ли им подобные проекты? Скорее да, чем нет. Россия мола бы выделять кредиты. Но и тут вопрос: вернут ли нам эти кредиты? Думается, всегда есть выход. Подобная стратегия послужила бы толчком для общего развития экономики стран ЕАЭС, иначе можно еще долго топтаться на одном и том же месте.