Фальшивая цель правительства России

Было время ‑ и были подвалы,

Было дело ‑ и цены снижали,

И текли, куда надо каналы,

И в конце, куда надо, впадали.

Эти слова из известной песни Владимира Высоцкого сейчас очень некстати напоминают населению о том, что когда-то были такие времена, когда снижались цены и, как сейчас говорят, «национальные проекты» были действующими социальными лифтами для огромного числа простых людей. Когда воры сидели в тюрьме, а коррупционеры не скупали недвижимость пачками за границей, а стояли у расстрельной стенки.

Эти времена прошли и никак не совпадают с временами нынешними, когда всё наоборот. И хотя власть пытается бороться с коррупцией и ростом цен, того и другого пока меньше не становится. Что-то очень серьёзно изменилось в государственной машине либеральной России. То, что, казалось бы, должно работать лучше, чем при авторитарном строе, оказывается, работает хуже.

С 2008 года страна живёт в состоянии непрерывного роста цен. Как оказалось, потребительский бум нулевых был вызван не ростом экономики, а доступом к дешёвому долларовому кредиту. Промышленность продолжала деградировать, и все были заняты коммерческим строительством. Потом, когда на Западе лопнул финансовый пузырь и грянул кризис, трудности пришли и к нам, а после санкций 2014 года и вовсе работа экономического блока правительства показала всю свою несостоятельность. Рост прекратился, и начался затяжной спад. Внутренних источников для развития системные либералы так не нашли.

Сказать, что правительство переполнено токсичными фигурами — это ничего не сказать. Народ ненавидит экономический блок правительства настолько, что это начало сказываться даже на тефлоновом рейтинге президента. Надо ли Владимиру Путину спасать своим авторитетом то, что делает правительство и намерено делать ближайшие шесть лет?

А ближайшие шесть лет правительство намерено делать всё, чтобы рост цен у нас не прекращался. А значит, и не прекращались политические проблемы у президента, у всей политической системы, и не снижался уровень социальной напряжённости в стране. И это на фоне резко возросших внешнеполитических рисков, одно заявление представителя российского МИД о том, что Россия готовится к войне, чего стоит.

Дело не в том, что в стране капитализм. Даже капитализм бывает разным. Германия с её сытой и спокойной социально-рыночной экономикой ошарашенно смотрит на плоды работы наших реформаторов, и те аналитики, которые с симпатией относятся к России, говорят, что тот олигархический строй, что построен у нас — это совсем не то, что может быть построенного на основе той же частной собственности и идей демократии.

И они правы — на основе советской государственной собственности так же была построена неэффективная бюрократическая экономика, несущая в себе все пороки отраслевых диспропорций, аппаратной круговой поруки и коррупции и скрытой инфляции. Но то, что сделали в результате реформы, стало ещё хуже. Люди мечтают вернуться назад в то, что было, чтобы избавиться от того, что стало. Это, по сути, приговор всем либеральным реформам последнего двадцатилетия.

Дмитрий Медведев предупредил нас, чтобы мы были готовы к шестилетнему периоду нарастающих экономических трудностей. То есть правительство сделает всё возможное, чтобы не менять неэффективного экономического механизма и при этом наполнить бюджет за счёт падения уровня жизни населения и роста социального протеста как раз к следующим парламентским и президентским выборам.

Пенсионная реформа, как вишенка на всём этом либеральном торте, венчает это политэкономическое безумие. Неудивительно, что следствием такого курса стало крушение партийно-политической системы России, вынужденной покрывать и проводить через парламент все эти самоубийственные решения. Капитализм тут, честно говоря, не при чём, социалистические решения бывают не менее бездарны, тут полная некомпетентность экономического блока правительства, который полностью игнорирует политическую составляющую своей деятельности и полностью сосредоточен исключительно на выколачивании денег в бюджет. Даже ценой острейшего политического кризиса.

Честно сказать, социальный бунт на фоне полного денег бюджета — это не самая лучшая перспектива, которую нам готовит нынешний курс наших правительственных либералов. А они готовят именно это.

* * *

Сейчас много шума наделал новый доклад Минченко «Новая политическая реальность и риски антиэлитной волны в России». Колоссальные усилия потрачены на изобретение нового политического языка, на котором можно изложить теорию острого кризиса капитализма, не прибегая к марксистским терминам.

Авторов доклада порой даже жалко. Словесная эквилибристика, с которой они излагают то, что было описано Марксом и Лениным на пороге XX века, чтобы не пользоваться инструментарием политэкономии и не произносить вслух такие слова, как «рост классовых противоречий», «классовая борьба» и «обнищание трудящихся масс выше обычного и рост богатства правящего класса», то есть всей семиотики левого аналитического инструментария — всё это вызывает сочувствие к задаче исполнителя, который должен как-то указать заказчику на проблемы, но так, чтобы ни словом не упомянуть корень этих проблем. Не использовать левую идеологию. Задача, подобная задаче врача, который должен найти средство борьбы с инфекцией, не употребляя термины «вирус» и «заражение». Титаническая задача.

Терминология — это одновременно и инструмент познания, и средство агитации. Поэтому запрещена не только терминология марксистской, но и классической буржуазной политэкономии Адама Смита и Дэвида Рикардо. Это табу в современной либеральной лженауке экономике. Судите сами:

«Антиэлитные настроения в России — это часть антиистеблишментной волны, которая сегодня является проблемой для сложившейся системы элит в разных странах мира. Эксперты сходятся во мнении, что эта волна вызвана мировым финансовым кризисом 2008 года. Антиистеблишментная волна усиливается эффектами стагнации доходов среднего класса и окончания периода роста мировой торговли».

Согласитесь — «антиистеблишментская волна» и «антиэлитные настроения» — это сильное изобретение. Никакого намёка на экономическую природу конфликта и социальные противоречия в классовом обществе. Кто, против кого, зачем, на основе каких глубинных противоречий — никакого прояснения этой сути не допускается. Какие-то «антиэлитные настроения», какой-то «антиистеблишмент». Что это такое? Кто это такие? Не ясно. Кто и почему против него вдруг ополчился — непонятно. Просто, типа, общество против начальства вообще. Праздник непослушания. Ага.

Никакого кризиса системы производства, распределения, обмена и потребления материальных благ в существующей версии российского капитализма как части глобальной системы капитализма не названо. Задача выполнена. Эзопов язык торжествует лучше, чем во времена позднего СССР. Только вот проблемы остались. Но как тогда искать корень бед и как от них избавляться? Вне понятийного аппарата науки политэкономии в происходящем ничего не понять.

А вот как описывает Минченко кризис надстройки российского капитализма — политической системы, состоящей из обслуживающих крупный капитал политических партий, которые утратили доверие избирателей и потеряли возможности манипуляций:

«В сфере экономики новые партии и движения заменяют традиционный для центристских сил экономоцентризм политики прямым обращением к чаяниям людей — популизмом. Главные характеристики новых популистов: в экономике они делают ставку на перераспределение, в мобилизации сторонников — на образ врага, в идеологической повестке — на антиглобализм и антиэлитизм».

Опять подмены и подлоги. Обращения к чаяниям людей, характерные для левых партий, названы негативным словом «популизм», имеющим смысл демагогии, обмана и манипуляции. Нас ведь приучили к тому, что популист — это подлец, обманщик и плут. Обещает людям то, что они хотят, а не то, на что они могут рассчитывать. В экономике они делают ставку на перераспределение — это у Минченко звучит обвинением. Действительно, в России, где постоянно растёт пропасть между богатыми и бедными (1% граждан принадлежит 90% российской собственности, соотношение больше, чем в Бразилии), о проблеме перераспределения упоминать запрещено. Это позиция либералов. Кто платит, тот, видимо, и заказывает политический язык исследования.

Но проблема неравенства — самая кричащая в России. По экспертным оценкам статистики, за последние 30 лет совокупный реальный рост дохода 50% россиян с наименее низкими доходами (более 57 млн человек) снизился на 20%, у 40% со средними доходами (почти 46 млн чел.) возрос лишь на 15%. Верхний же социальный слой 1% россиян стал жить в десятки раз лучше. В России сложился «капитализм для своих». К столетию Октябрьской революции уровень социального неравенства вернулся к показателям 1905 года. Это ли не повод поговорить о несправедливом распределении общественного дохода в терминах марксизма-ленинизма, а не какого-то непонятного политологического суржика?

Далее Минченко говорит, что все те, кто позволяет себе использовать идеологию в политике, используют образ врага, то есть это плохо. По его умолчанию следует, что врага в политике как бы и нет. Есть лишь несовпадающие интересы. Никаких антагонизмов. «Антиглобализм» — это такой эвфемизм, чтобы не произносить слова «антиимпериализм». А «антиэлитизм» — чтобы не произносить «социальный протест всех прочих классов против крупной буржуазии». Современный политолог должен так описать острейшие классовые конфликты современного капиталистического строя, чтобы никаких ассоциаций с антикапиталистическими идеологиями не прозвучало.

Это, конечно, можно сделать. Но тогда исследование превращается из исследования в пропаганду, в прокламацию. Если ваша главная цель — убить понятийный аппарат идейного противника, то это не анализ, а маскировка сути. Это не акт познания, а акт манипуляции. Политической и идеологической, как бы вы ни старались выглядеть подчёркнуто нейтральным, аполитичным и безыдейным. И либеральная политика, и либеральная идеология выпирают тут, как шило из мешка. Это было бы не так страшно, но проблема-то остаётся, нарыв не лечится. Значит, угроза сепсиса остаётся.

Экономика — это, как ни крути, наука классовая, излагаемая всегда с позиции интересов господствующего класса. Нет нейтральной экономики. Нейтральная экономика — это бухгалтерия. Всё, что выходит за её рамки — уже несёт идеологию. Потому что требует обобщений, что значит оценок не количественных, а качественных. То есть этических, нравственных. А значит, имманентно несущих в себе идеологическую составляющую. Ибо описывает, в чью пользу и за чей счёт в обществе происходят процесс воспроизводства, распределения и потребления.

Это наука. И если вы уклоняетесь от использования языка противника, не умея при этом дать свой, более познавательный инструмент, а лишь маскируете ту реальность, которую тщитесь познать, то вы уклоняетесь от научной и полемической схватки и проигрываете её. Замалчивание — это путь проигравшего. В век интернета ничего замолчать нельзя.

Для России и для всего мира кризис левого движения сыграл трагическую роль. То, что в России правящий класс, праволиберальный и правоконсервативный, использует социальную незрелость масс и будет всеми силами избегать появления сильного социал-демократического движения — это понятный факт. Но проблема в том, что так болячки капитализма не лечатся. Лишённый левого сдерживающего элемента, с его понятийной базой, правый капитализм, выродившись в империализм самого крайнего и реакционного толка, поставил мир на грань катастрофы.

И ничего, кроме социал-демократии с разными версиями социализации, не способно улучшить положение дел. Главное противоречие капитализма между общественным характером производства и частным способом присвоения результатов никуда не делось. Но для этого сама мировая социал-демократия должна стать качественно иной, если она вообще на это способна. Она должна уйти с позиций неприкрытого оппортунизма и соглашательства с крупной либеральной буржуазией и вернуть связь с массами. Социал-демократам не удалось остаться левоцентристской силой, и они сильно сместились вправо, в либеральный уклон.

Если социал-демократия больна, то это не повод её отбросить. Больных иногда лечат и даже вылечивают. Сейчас в равной степени больны и коммунизм, и либерализм, и консерватизм, и национализм. Все они больны ультралиберализмом, которому проиграли историческую битву. Без учения, ставящего во главу угла не наполнение бюджета, а социальное самочувствие масс, сейчас никак не обойтись. Те, кто видят перед собой лишь бюджет, обрушат общество до стадии пещерного существования. Но и там они станут бороться за налоги и бюджет, отбирая последние шкуры и недогрызенные кости. Потому что они не знают, как иначе руководить народом.

Можно попытаться создать в России сверху квазипопулистскую, как говорит Минченко, партию. Но она будет именно популистской, демагогической, не укоренённой в массах, и не социал-демократической, по сути. В Германии правых уравновешивают социал-демократы. Да, они тоже подверглись либеральной деградации, их кризис привёл к появлению новых внесистемных партий, но в целом система пока остаётся сбалансированной именно благодаря цивилизованной социал-демократии.

В России этого нет, и суррогаты, спешно создаваемые к очередным выборам, чтобы спасти от разгрома партию власти, могут её не спасти и наверняка не помогут делу. Очень велика вероятность того, что Минченко называет «выходом борьбы за пределы электоральной плоскости». То есть того, что Ленин называл «кризисом верхов» и «революционной ситуацией». А попросту — политического переворота. Нет, можно, конечно, этих слов не произносить, но если их при этом не держать в уме, то беда неизбежна. Помнится, когда-то советские коммунисты эпохи Сталина называли это «лакировкой действительности». Точное определение.

Главная фальшивая цель российского правительства состоит в его бюджетоцентрической установке. «Даёшь бюджет любой ценой!» — это путь к социальной катастрофе. Если бесконечно убивать платёжеспособный спрос, не будет ни спроса, ни экономики, ни бюджета.

На первое место в политике правительства должна выйти проблема обеспечения экономического роста, а не наполнения бюджета — при всей важности бюджета. То есть приоритет — экономическая эффективность принимаемых решений, в том числе и решений по бюджету. Бюджет — не самоцель, он не существует сам по себе и сам для себя. Бюджет — это инструмент для чего-то. Для чего? Для наращивания эффективности производства. Но у наших либералов бюджет — это вещь в себе. Самоцель и итог работы, главный критерий её качества. Есть бюджет — есть результат. Даже если этот результат — убийство экономики.

Бюджет у либералов существует для бюджета, ценой удушения производства и убийства его эффективности. Наполнять бюджет при падающем росте и предупреждать о том, что ещё шесть лет будет только хуже, денег всё больше не будет, но вы держитесь и хорошего вам настроения — это колоссальная политическая ошибка.

Если не учиться, учиться и учиться, если забыть исторический опыт, накопленный человечеством, то можно не только не стать коммунистом, а и перестать быть капиталистом, превратившись в членов временного правительства, в конце концов, озабоченных только проблемой скорейшей и безопасной эмиграции. Однако и такая перспектива нынешним министрам-экономистам может не улыбнуться. Спастись в этом мире в стадии его полураспада будет уже негде.