Почему и как Вашингтон убивает экономику Пакистана и при чем тут Китай

Ведущее деловое международное (хотя формально — британское) издание The Financial Times опубликовало информацию о намерении нового правительства Пакистана обратиться к МВФ за крупнейшей за всю историю страны кредитной линией в объеме от 10 до 12 млрд долларов. Как сообщается, этот план был представлен премьер-министру Имрану Хану и теперь обсуждается на встрече представителей Всемирного банка и МВФ, проходящей в Индонезии. Источником информации называется министр финансов Пакистана Асад Умар.

Хотя пока официальной заявки от правительства страны в Международный валютный фонд еще не поступало, ведущие западные экономисты уже называют происходящее признаком большой трещины в китайском плане «Пояса и пути» и следствием, а то и прямым доказательством разрушительности экономической экспансии Поднебесной для всех сотрудничающих с ней стран. Сюда же вспоминается отказ от ранее подписанных соглашений по китайским инвестициям в инфраструктуру (железная дорога, порт и два трубопровода) нового правительства Малайзии.

На первый взгляд, аналогия выглядит уместной. За безусловно привлекательным фасадом глобального китайского международного проекта на практике находится стремление Пекина не только сформировать в будущем отдельный самодостаточный экономический кластер, по масштабу превосходящий Европу и США вместе взятые, но и уже сейчас, в процессе его создания, обеспечить загрузку собственной промышленности, масштаб которой заметно обгоняет внутренние потребности экономики КНР.

Вследствие чего китайцы активно раздают партнерам большие кредиты, в отличие от западной практики, не связанные с какими-либо политическими условиями — тем более с вмешательством во внутренние политические или экономические дела других стран. Но при этом поток дешевых юаней довольно жестко привязывается к чисто экономическим условиям по их освоению. Чаще всего финансирование сопровождается требованием использовать китайские материалы, оборудование и рабочую силу. Если не полностью, то в значительной, чаще всего подавляющей доле. Тогда как расходы на последующее содержание инфраструктуры ложатся на местные правительства, которые к тому же оказываются должны еще и возвращать потом сам кредит.

Теоретически — из будущих доходов от этой инфраструктуры, но на практике доходов еще нет, а платить по долгам уже надо, что создает серьезную нагрузку на местные бюджеты. Так как масштабы инфраструктуры рассчитываются из потребностей будущего «китайского мира», то для получателей они на данный момент оказываются явно избыточными, что и вызывает трения.

Малайзия в этом смысле является как раз наглядным примером имеющихся в плане «Пояса и пути» определенных структурных перегибов. Однако не следует забывать и про существенные различия между Куала-Лумпуром и Исламабадом практически по всем ключевым параметрам.

У пакистанской экономики есть три серьезные черты, значительно отличающие ее не только от Малайзии, но даже от других стран Азии, не говоря уже о западных государствах или России. Во-первых, при населении в 207 млн человек (на 2017 год) ее номинальный ВВП составляет лишь 287 млрд долл. Для справки, это в 5,32 раза меньше российского.

Во-вторых, доходная часть бюджета страны лишь на 12% формируется за счет налоговых поступлений. Остальное дают госпредприятия и прочие «совместные проекты», как правило с иностранными инвесторами. Что наглядно свидетельствует о значительной отсталости экономического устройства и значительности доли «серого и черного» бизнеса, а также высокой зависимости страны от иностранных инвестиций в целом.

В-третьих, в существующем виде пакистанская экономика критически моноукладна. Из 24,2 млрд долларов совокупного экспорта 57,8% формируется за счет продажи только текстильной продукции. Ведущими товарными группами являются постельное белье (13% экспорта), хлопчатобумажная ткань для швейной промышленности (6,5%), тяжелые некрашеные ткани (4,1%), легкие некрашеные ткани для женской одежды (4,1%), хлопчатобумажная пряжа (5,3%). Еще 12,3% обеспечивает продовольствие, в том числе больше половины — экспорт риса.

Важно отметить, что по всем ключевым экспортным группам страна находится в жесткой конкуренции с другими ведущими производителями, в том числе с Китаем, на который приходится 8% совокупного экспорта из 38,3%, которые в пакистанском экспорте занимают страны Азии. Кстати, там доля Афганистана (7%) лишь немногим уступает китайской. Вторым направлением торговли является Евросоюз (35,3%), третьим — США (15%).

Причем внешнеторговый баланс страны дефицитен, совокупный импорт вдвое больше экспорта.

Таким образом, страна располагает достаточно ограниченными ресурсами для модернизации с опорой только на внутренние силы. Собственно поэтому Исламабад широко привлекает иностранных инвесторов и проявляет заинтересованность в крупных глобальных проектах, в том числе китайском.

При этом следует отметить очевидные успехи развития местной экономики, демонстрируемые ею на протяжении последних лет. По оценке МВФ, ВВП страны рос по 4−5% в год, увеличившись с 1990 по 2016 год в три раза. Учитывая дешевизну рабочей силы, привлекательный налоговый климат и активное развитие инфраструктуры, особенно портовой, то есть нацеленной на облегчение экспорта продукции, на следующую пятилетку эксперты фонда уверенно пророчили Исламабаду выход на уровень 6% ежегодно.

В том числе — благодаря экономическому эффекту участия в «Одном поясе — одном пути» (OneBelt, OneRoad, OBOR), в рамках которого Пекин намерен инвестировать в развитие пакистанской промышленности и инфраструктуры до 62 млрд долларов, из которых на данный момент вложено уже около 14 млрд долларов.

Так что же сломалось в, казалось бы, успешно реализуемой стратегии? Может, действительно виноват Китай? Если на то пошло, через кредитование OBOR ему на данный момент принадлежит 14,4% из 95 млрд внешнего долга Пакистана. Причем резкий рост размера задолженности произошел на протяжении четырех последних лет расширенного сотрудничества в рамках OBOR.

Однако цифры говорят о другом. Да, с 1980-х годов Пакистан обращался к помощи МВФ уже 14 раз. В прошлый — в 2013 году. Но следует помнить, что, во-первых, он всегда занимал небольшие суммы относительно масштабов своей экономики, максимальная — 6,6 млрд долларов, во-вторых, брал их на короткие сроки, выплаты по которым соблюдал. Рост задолженности Исламабада связана как раз именно с гарантиями для иностранных инвестиций, на основе которых правительство, надо сказать, в целом достаточно успешно осуществляло обширную программу модернизации национальной экономики.

Критичные проблемы в Пакистане начались лишь в начале текущего года, фактически сразу после начала эскалации американо-китайского торгового противостояния и расширения масштаба запущенной ФРС США в октябре прошлого года программы количественного ужесточения (QT), ставшей огромным пылесосом долларов с зарубежных рынков.

Ранее активно вкладывавшиеся в Пакистан западные инвесторы постепенно начали уводить деньги в США, и пакистанская экономика просто не выдержала роста масштабов оттока капитала. За десять месяцев курс пакистанской рупии упал на 20% и продолжает проседать дальше. На данный момент национальные ЗВР сократились до 9 млрд долларов, которых хватит только на два месяца обеспечения внешнеторговых операций. Кроме того, в течение 2018−2019 годов стране по внешним кредитам необходимо выплатить около 11−12 млрд долларов, которых у нее в текущих обстоятельствах, скорее всего, может не оказаться.

И вот с этого момента начинается интересное. Если Малайзия действительно остановила китайские проекты общей стоимостью в 22 млрд долларов по причине спорности их текущей для нее выгодности, то для условий Пакистана участие в OBOR является единственным реальным вариантом на серьезную модернизацию государства. Как минимум, экономическую. По мере реализации китайских инфраструктурных проектов увеличивается логистическая связность территории, что позитивно отражается на развитии бизнеса — как внутреннего, так и внешнего. Особенно на темпах развития промышленности, что для полуаграрного Пакистана особенно важно.

Так что ни о каком разладе с Китаем там речи и близко не идет. Другой вопрос, что правительство страны старается со складыванием яиц в единственную корзину не переусердствовать. Потому в первую очередь рассматривает возможность занять у МВФ, опыт сотрудничества с которым имеет большой, и его деньгами грамотно пользоваться научилось. Однако и Китай как источник финансирования со счетов не сбрасывается.

Но самое главное — вся эта шумиха началась не просто так и вовсе не на пустом месте. 11 сентября в Исламабаде с визитом побывал госсекретарь США Майк Помпео… Многоточие здесь поставлено не просто так. Если до этого Трамп громогласно заявлял о решительном нежелании американскими деньгами — что напрямую, что через МВФ —помогать Пакистану расплачиваться по китайским кредитам, то Помпео дал прямо обратное обещание: пакистанскую заявку в Фонд, если она поступит, США блокировать не будут. Им важно сохранить дружбу между странами, и особенно — помощь Пакистана в войне с афганскими талибами (организация, деятельность которой запрещена в РФ), которая у американской армии в последнее время идет явно неудачно. Опять же — если с Пакистаном слишком сильно поссориться, то возникнут почти непреодолимые проблемы с логистическим обеспечением экспедиционных сил США в Афганистане.

Есть основания полагать, что какие-то соглашения по ходу визита были достигнуты. Но сразу после возвращения госсекретаря домой США через СМИ пакистанцев немедленно попытались подставить, в надежде вбить клин между Пекином и его главным партнером по «Поясу и пути», фактически являющемуся парадной витриной всего проекта. В конце концов, не важно, как дела обстоят на самом деле, главное — как они преподносятся в прессе. По крайней мере, в западной. В том числе, с дальним прицелом. Исламабад в любом случае пропустил удар и находится в состоянии гроги. Так или иначе, без крупного займа ему не выкрутиться.

Если за деньгами он таки обратится к Кристин Лагард, то этот шаг легко будет трактовать как подтверждение «трещины в китайской витрине». Мол, смотрите и не говорите, что не видели. У ребят все было хорошо, пока не связались с китайцами. Как только начали, все рухнуло и стало очень плохо. Едва ли не смертельно. Не делайте, как они, если вам дорого ваше благополучие. Не бог весть что, однако Пекину в отношениях с партнерами в регионе это сложностей прибавит.

Если же пакистанцы возмутятся вероломству и пойдут за деньгами к председателю Си, то можно будет с сожалением показывать мировой общественности Пакистан в качестве очевидного примера безжалостного закабаления китайцами всех своих партнеров как главной стратегической цели этого их «нового шелкового пути». И ведь по цифрам все будет похоже на правду. Значит, и тут выйдет неплохая шпилька Китаю.

В любом случае иностранные инвесторы из внезапно ставшим неспокойным региона побегут. Чтобы их лучше стимулировать, в западной финансовой прессе уже ведутся разговоры о неизбежном падении пакистанской рупии еще как минимум на 10%. А значит, вложенные капиталы еще больше обесценятся. А значит, их нужно как можно быстрее из трясины вытаскивать. И нести в единственное спокойное и благополучное место — в сияющий град на холме.

Надо признать, пока план действует. Однако не стоит забывать, что хайп — штука скользкая. Ключевым фактором оказывается момент испуга жертвы. Если она дрогнет и замечется, то процесс приобретет самодостаточный характер, и на нее набросятся все остальные. Инвесторы. Кредиторы. Рейтинговые агентства. Все посыплется как карточный домик. Если нервы выдержат, то, как это уже не раз случалось, мутная волна быстро спадет и можно будет спокойно реализовывать контрмеры.

Хотя, конечно, нынешнее положение, в котором оказались пакистанские власти, легким не назовешь. Им придется хорошо подумать, кого выбирать. Хотя… тут ведь открываются и довольно неожиданные варианты. Кроме МВФ, ведь существуют и другие деньги. Например в банке ЕАЭС или в банке БРИКС.

Словом, будем посмотреть. Но в любом случае происходящее — это не собственные пакистанские проблемы и точно не китайская колонизация, это результат реализации американской глобальной стратегии, вызванной противостоянием с Китаем, превратившимся из торгового спора в глобальную экономическую войну на уничтожение. Если не друг друга, то глобальной мировой экономики точно.