Петербургский девелопер Олег Барков рассказал, когда Россия выкатилась из экономической реанимации, что мешает ей сформулировать свою собственную экономическую модель и почему сделать это всё-таки необходимо.

Советский плакат «Оружием мы добили врага. Трудом мы добудем хлеб. Все за работу, товарищи!» (фрагмент)

— Петербург и Ленобласть — это неотъемлемая часть России, но по своему потенциалу (населения, географии, промышленности) наш регион сопоставим с небольшим государством. Поэтому развитие экономической модели — это многофакторная задача.

Сейчас мы находимся в точке бифуркации. Есть неясность с моделью будущего. Это характерно и для страны в целом, и для региона в частности. Начиная с 2000 года наши представления о собственном будущем несколько раз менялись. Поначалу видели себя неотъемлемой частью мирового хозяйства, поддерживали идеи глобализации, усиленно стучались во все международные организации, включая ВТО. Во вред себе мы подписывали массу невыгодных соглашений, считая, что постепенно всё наладится.

Потом начинало приходить понимание, что все эти механизмы сделаны не для нас, что мы в них играем чисто вспомогательную, техническую функцию. Джон Мейджор, в бытность свою премьер-министром Великобритании в первой половине 90-х, говорил так: мы видим Россию в границах северных территорий, с населением не более 50−60 миллионов человек, исправно выполняющую функцию по поставке энергоносителей на Запад. То есть нам предлагалось стать частью общего пространства, но частью сугубо вспомогательной.

— В середине нулевых годов наш оптимизм начал улетучиваться. Стало приходить понимание, что глобальная экономика по справедливости должна быть устроена иначе. Благодаря скачку цен на энергоносители мы стали насыщаться деньгами, и когда мы выкатились из экономической реанимации, в которой пребывали в 90-е годы, к нам начало возвращаться наше нормальное национальное самосознание. Мы снова стали осознавать себя великой державой, пришли к пониманию элементарного факта, что если мы хотим сохранить и успешно развивать свою страну, то мы должны обладать таким статусом. А для этого нам нужна экономическая модель, которая будет полностью адекватной нашим возможностям, ресурсам и национальному характеру

Некоторое время переговоры шли достаточно мирно. Мы просто ставили эти вопросы, а нас вежливо посылали. Я считаю, точкой перелома, как в геополитике, так и в экономике, была мюнхенская речь Владимира Путина. Она, конечно, войдет в историю. Если ее переслушать сейчас, то можно убедиться: как было предсказано — так всё и произошло. Вербальные формулировки материализовались в кризисе августа 2008 года вокруг Южной Осетии.

Kremlin.ru
Мюнхенская речь Владимира Путина. 10 февраля 2007 года

Потом был этап так называемой суверенной демократии, или, если угодно, холодный мир. Шел поиск схемы достойного взаимодействия с глобальным Западом, без поцелуев взасос. Эта история закончилась в 2014 году. Сейчас, если называть вещи своими именами, мы живем в состоянии жёсткого геополитического конфликта и экономической войны.

Мы балансируем на грани военного конфликта, и никто не знает, как долго это продлится и как глубоко зайдет конфронтация. Но мы ни в коем случае не должны исповедовать психологию осажденной крепости и использовать мобилизационную модель военного времени. Наша задача на сегодня — создать максимально возможную суверенную экономическую модель, с таким запасом, чтобы обеспечить развитие даже в ситуации затягивания конфронтации. Это можно уподобить строительству дома с расчётом, чтобы он мог выдержать и возможное землетрясение.

— Она должна быть построена на нормальных рыночных основах и примате экономической свободы и вместе с тем — с присутствием государства в необходимом объеме. С учетом размеров нашей страны и стоящих перед нами геополитических вызовов это участие является неизбежным. «Невидимая рука рынка» в наших обстоятельствах не работает на 100%, тем более что у нас эта «рука» достаточно слабая и принадлежит зачастую не самым чистоплотным людям.

Наша доля в мировой экономике невелика и продолжает сокращаться. Для нормального развития нам нужна модель, которая бы обеспечивала минимум 5−7 процентов роста ежегодно при сохранении инфляции в разумных пределах.

Экономическая модель тесно соприкасается с понятием национальной идеи. Они — как инь и янь, как двуглавый орел. Мы — уникальная страна, уникальная цивилизация. Мы выглядим абсолютно по-европейски, но мы совершенно иные внутри. Это, кстати, и является одной из причин постоянных очень непростых отношений между Россией и странами Европы и Америки, при многократных и искренних попытках наладить нормальные отношения с нашей стороны. Но это тема для отдельного разговора.

Общепринятая на Западе экономическая модель и система мотивации в наших условиях часто даёт прямо противоположный результат. Но история XX века показала, что мы способны на огромные экономические и технологические прорывы. Мы должны найти модель, которая обеспечит такие темпы развития, максимально использует наш потенциал, но без мер внеэкономического принуждения.

Есть и другой аспект. С учетом наших площадей и протяженности границ, население страны, по подсчетам экспертов, должно составлять порядка 500−600 миллионов человек. Именно эта численность может дать нам гарантированную возможность суверенного развития и обеспечения обороны без векового, постоянного перенапряжения национального организма. К экономической задаче и задаче национального устройства добавляется задача демографическая, и все они должны решаться комплексно.

— Что касается Петербурга, то мы должны подходить к задаче построения полииндустриальной экономики, очень внимательно изучив советский опыт и структуру советской экономики. Когда вы в советское время прилетали в «Пулково», то в самолете объявляли: вы прилетели в Ленинград, колыбель трех революций, научный, культурный и промышленный центр Советского Союза. Эти три составляющие и должны быть основой нашего развития. Сейчас и первое, и второе, и третье находится в состоянии кризиса.

Айтен Юран
Панорама Санкт-Петербурга

Мы сильно «просели» с точки зрения нашей культурной значимости, почти перестали быть городом, который создаёт культурные события и культурные смыслы. Это только кажется, что между культурой и экономикой нет связи. Но сильная культурная составляющая привлекает в город неординарных людей, создаёт благоприятную атмосферу, в которой рождаются в том числе и экономические идеи.

Уровень образования в Петербурге по-прежнему высок, мы опираемся на давно заложенные традиции, хотя и здесь большие потери. Развитие высшего образования, в том числе и платного, будет привлекать пассионарных молодых людей, многие из которых потом остаются в городе. Мы должны позиционировать себя городом международного уровня, в котором можно получить высококачественное образование, которое можно использовать в любой стране мира.

То же можно сказать и про науку. Нужно выбрать те направления развития, с которыми а) связаны наши образовательные и научные традиции, б) в которых мы до сих пор конкурентоспособны и в) у которых перспективное будущее. На первом этапе ключевой вопрос — финансирование, осознанная политика по созданию точек роста. Развитие каждой из этих точек, к примеру, высокотехнологичной медицины, дает синергетический эффект.

— К сожалению, в 90-е годы обрабатывающая промышленность, машиностроение, высокотехнологические отрасли понесли тяжелые потери. Считалось, что это прошлый век, что это вредно и ненужно, что должно быть сплошное постиндустриальное общество, где все работают в интернете из дома или уютного кафе. Это было иллюзией. Посмотрите на Германию — это по-прежнему страна сплошного mid-tech, то есть обрабатывающей промышленности, машиностроения.

Наше слияние в экстазе с глобальной экономикой как минимум откладывается. Мы можем стать первой страной, которая поймет, что этот экстаз ведёт лишь к утрате собственной экономики. Если мы хотим сохранить себя, мы должны развивать многие отрасли, развивать их так, чтобы как минимум обеспечивать своё развитие в условиях конфронтации.

Скандал с турбинами «Сименс», которые хотели установить на ТЭЦ в Крыму, как в капле воды показал порочность экономической политики 90-х и нулевых годов и нашу очень серьезную уязвимость в стратегических вещах сегодня. Если бы, например, «Электросила» расценивалась как безусловное национальное достояние и достойно развивалась бы все эти годы, то, возможно, подобное оборудование не просто было бы разработано и производилось в Санкт-Петербурге самостоятельно, а не по лицензии немецкой компании, но и на конкурентной основе поставлялось бы в десятки стран, как это было в советское время.

Рабочие завода «Электросила» выходят после смены. 1971

В развитии полииндустриальной экономики Петербургу есть что предложить. У нас может развиваться практически вся современная экономика. В сфере высоких технологий Петербург просто обязан быть лидером. Вместе с этим надо помнить, что наша глобальная задача не в том, чтобы быть в чем-то суперсовременными, а в том, чтобы обеспечивать высокие темпы экономического роста, прирост населения и улучшение качества его жизни.

Наш город исторически был столицей военно-промышленного комплекса. У нас располагаются ведущие конструкторские бюро, опытные и серийные производства. Мы поняли, что в мире ничего не изменилось, что лозунг 90-х годов «у нас больше нет врагов» был ошибкой. Мы должны воссоздать то, что воссоздать необходимо, тем более что сейчас решить эти задачи можно на куда меньших площадях и с куда меньшими энергозатратами.

У этой отрасли есть и гарантированный рынок сбыта, государственный заказ, а следовательно, и гарантированная занятость. Есть и другие плюсы. В этой отрасли люди с высоким уровнем образования занимаются высокоинтеллектуальным или высококвалифицированным трудом. Их жизнь здесь повышает спрос на интеллектуальные услуги, культурное развитие и так далее.

— Экономика — это тоже война. Раньше она шла за рынки сбыта, сейчас — за право производить. Количество рабочих мест в мире сокращается, и в недалеком будущем возможность иметь работу, а не сидеть на пособии, будет привилегией, которая обеспечивает человеку и его детям лучшее будущее. Многочисленные примеры из западных стран показывают, как быстро деградируют люди и целые регионы, в которых больше нет работы, но есть пособия. Импортозамещение — это элемент экономической войны за привилегию иметь достойную, осознанную работу. Нужно стараться перетягивать производства из других стран. С учетом слабости рубля мы уже сравнимы по привлекательности с Китаем. Этим нужно пользоваться, в этой войне тоже надо побеждать.

Главная наша проблема — это качество управления. Мы должны стремиться к решению двух задач одновременно: к четким правилам и государственному регулированию в отдельных отраслях и к созданию условий гарантированной экономической свободы.

То же касается и управления на уровне города. Разумное экономическое планирование и стимулирование, разумный контроль должны развиваться параллельно с улучшением предпринимательского климата. По некоторым вопросам, к примеру, об электронных государственных услугах, работе налоговых органов, уже есть огромный прогресс, но нужно еще больше. Нужно, чтобы у человека, который хочет вести законный бизнес, не было вообще никаких формальных проблем.

Пока же у нас нет самого понятия своей уникальной экономической модели. Ее предстоит сформулировать. Предлагаемые рецепты не работают. Чтение программы Алексея Кудрина вызывает ощущение, что это ремейк программы «500 дней» Григория Явлинского.

— Отчасти потому, что мы постоянно привыкли себя ругать и критиковать. Нам тысяча лет, но мы похожи на 15-летнего подростка, который стоит перед зеркалом и выдавливает прыщи.

Советский плакат «Страну индустрии, державу науки построили наши рабочие руки»

Нужно проанализировать наш XX век, в котором были не только тяжелые испытания, но и величайшие экономические, научные и культурные достижения. Я неоднократно слышал от своих знакомых европейцев, что в 60-е годы в Европе во многих странах серьезно рассматривался пример советской экономической модели. О странах так называемого третьего мира и говорить не приходится. Мы тогда развивались очень быстро, одерживали одну за другой победы в спорте, культуре, технике и технологиях. Это доказывает, что мы можем обеспечивать прорывы и высокие темпы развития.

Тогда это было сделано на одной базе, теперь же этот созидательный потенциал страны надо разбудить каким-то иным образом. Анализ примеров этих достижений, как и внимательный анализ экономических причин краха Советского Союза, сейчас очень важен. В случае правильного использования этого опыта в условиях новой реальности начала XXI века и создания успешной модели развития как страны в целом, так и Санкт-Петербурга, мы можем начать ощущать закономерный исторический оптимизм, которого нам очень не хватает.

И последнее. Мы должны в качестве категорического императива поставить требование использования в развитии нашего города самых лучших и передовых мировых практик, при обязательном условии их адаптации к нашим условиям. Все цели, которые ставятся, должны быть целями достижения высших и лучших показателей мирового уровня. Через короткое, в историческом плане, время Санкт-Петербург должен позиционироваться как один из самых успешных мегаполисов мира и во всех рейтингах не опускаться ниже 10-го места. Тогда, поверьте мне, даже в условиях нынешней конфронтации наш город станет очень привлекательным местом жизни и успешной деятельности для пассионарных, активных людей из самых разных стран.

Россия обладает огромной притягательностью для многих нормальных людей. Мы, русские, слишком критично относимся к себе и своей стране. Мы плохо осознаём свои огромные конкурентные преимущества и еще хуже умеем их использовать и тем более продвигать во внешний мир. По крайней мере пока.

Читайте ранее в этом сюжете: «Туризм для Петербурга — это тупик в развитии»