«Чернобыль» Данилы Козловского: мелодрама и катастрофа

У этой картины целых три названия — два рабочих и одно прокатное. Поначалу фильм должен был называться «Опасная вода», но это было слишком просто и никак не намекало на событийную канву — скорее тут можно представить себе что-то из жизни акул-людоедов. Затем возникло «Когда падали аисты» — вроде бы ближе к делу, но, вероятно, показалось слишком напыщенным. В итоге создатели пришли к самому простому и беспроигрышному варианту. Что с того, что существует одноименный не наш сериал — пусть это будет нашим ответом! Вот только получился ли он? Нерешительность в выборе названия уже вызывает сомнения, потому что свидетельствует о расплывчатости концепции.

Прежде всего неясен жанр фильма. Козловский вроде бы снимает историческую драму, выходит же у него весьма незатейливая мелодрама на фоне трагического и героического момента нашей истории. Причем незатейливость эта доведена почти до предела. Главный герой фильма, пожарный с ЧАЭС Алексей, мачо и любитель красивой жизни, случайно в парикмахерской встречает свою бывшую любимую Ольгу, которую он по непонятной причине бросил десять лет назад. Совершенно внезапно в Алексее вновь вспыхивает страсть, и он атакует Ольгу с такой энергией и напором, как если бы она была очагом возгорания. Между делом он узнает, что у него есть сын, тоже Алеша. Грубое вторжение в практически чужую личную жизнь продолжается, причем Алексей не стесняется заявиться к любимой в сильно пьяном виде, чтобы сделать предложение. Из пожарной части он решает уйти — слишком скучно, ведь он практически выполняет работу пожарного инспектора, а не борется со стихией. Его манят столица, интересная работа и семейное счастье. Но мечтам не суждено сбыться…

Вообще, создается впечатление, что Алексей — жертва какого-то проклятия или обладатель отрицательного таланта. Он склонен без внятной причины внезапно и в самый неподходящий момент бросать своих, чтобы потом лихорадочно и суетливо пытаться всё исправить. Во время аварии он — уже уволенный — кидается в пекло и бестолково мечется там, пока не берет на себя роль медбрата. Впрочем, это всего лишь порыв. Когда на следующий день требуются добровольцы, чтобы помочь спустить из-под реактора перегретую радиоактивную воду, Алексей отказывается. И только беда с сыном заставляет его пойти на своего рода сделку: с вас — лечение в Швейцарии для мальчика, с меня — подвиг. Лишь ближе к финалу он таки становится настоящим добровольцем — как всегда, необъяснимо и спонтанно — про Первомай в Киеве ему твердили с самого начала, и только увидев массовый праздник по телевизору, он кидается спасать всех этих людей.

Представление о героизме у Алексея довольно странное. Трусость для него не порок, он убеждает впавшего в прострацию товарища, что Гагарин тоже намочил свой скафандр, просто нам этого не показали. И сулит в случае успеха чествование на Красной площади — как у того же Гагарина с Королевым. А еще много женщин, столько же, сколько якобы было у первого космонавта. Вся эта пошлятина, разумеется, помогает, а вот слова о людях в Киеве, Москве и Европе, которые пострадают от выброса радиоактивного пара, оказываются пустым звуком. Впрочем, может быть, Козловский хочет показать распад позднесоветской морали во времена валютных проституток и фарцовщиков? Но зачем для этого трепать имя Гагарина?

Иногда режиссер вспоминает, что фильм всё же исторический и что надо бы произвести хоть какое-то осмысление причин катастрофы и как-то оценить всё происходившее вокруг нее. Но в такие моменты всё сводится к плевкам в сторону «системы». Главным злодеем оказывается чиновник с «серьезными корочками», который, как и подобает опереточному злодею, кичится своей порочностью. Именно он сравнивает «систему» с радиацией, которая повсюду и во всех. Благородным же героям остается только кричать о том, что «русскими людьми заткнули дыру в реакторе», или фаталистически мямлить, что реактор рванул «из-за людей, не важно каких». Ну, если зловещая «система» проникла во всех и каждого, то, в самом деле, неважно, кто виноват, — виновата она, злая мать-мачеха советская власть. Такое упрощенчество в исторической картине не менее пошло, чем присочиненные для красного словца мокрые штаны Гагарина.

Историческая ценность «Чернобыля», в принципе, нулевая. Автор снимает с себя любую ответственность в первых титрах, заявляя, что фильм всего лишь «вдохновлен реальными событиями», всё же конкретика выдумана. В порыве вдохновения Козловский размашисто гробит людей, прототипы которых не только выжили, но двое из них живы до сих пор. Никакими добровольцами они, кстати, не были, а выполняли свой служебный долг. Но ведь это же неинтересно! Для мелодрамы нужен красивый жест и не менее красивая смерть, чтобы сердца зрительниц сжимались, а руки тянулись за платочками.

Кто-то может возразить, что показать, как Чернобыльская катастрофа отразилась на судьбах обычных людей, — задаче вполне благородная. Но вот только любые катастрофы проезжаются по людским судьбам — от землетрясения и цунами до обычного ДТП. Личное горе — всегда личное горе. А вот то, что персонажи отечественного якобы исторического кино сплошь и рядом совершают подвиги по сугубо личным причинам — это четко прослеживаемая тенденция. Она, тенденция эта, вовсе не возвеличивает «маленького человека», а сводит великие дела к чему-то вроде мюслей для семейного завтрака, делая их ничтожными из-за мелкотравчатости мотивов.

Если сериал «Чернобыль» хотя бы достоин детального обсуждения и дискуссий, то фильм Козловского практически пуст как в художественном, эмоциональном (если говорить о по-настоящему глубоких, не мелодраматических эмоциях), так и фактурном смысле. Герои плохо запоминаются, их характеры слабо проработаны или слишком грубо выструганы. Так что «наш ответ Чемберлену» действительно не получился, продемонстрировав всему свету глубокую провинциальность отечественного исторического кинематографа. Как долго будет продолжаться подмена истории мелодрамой или это, не дай Бог, навсегда, пока что предсказать невозможно.