«Я — чеченец!»: Книга-оберег от гражданской брани
Герман Садулаев пришел, чтобы остановить буйство гражданской войны, излечить ее последствия и национальные разделения, поэтому и заявил «Я — чеченец!». Легендарный основатель «НАУ» ему в этом помог и с названием тоже.
Небольшая книжица с парящим орлом на обложке, вышедшая в издательстве легендарного Ильи Кормильцева. В аннотации говорится не только о «шокирующей правде», но также и о том, что «оказывается, чеченцы умеют говорить…». Тот миф — о чеченцах — ведь лепился по отработанным трафаретам, чтобы не только запугать, но полностью и бесповоротно разобщить. А они оказываются умеют говорить… Кто бы сейчас написал прогрессивному миру книгу о русских, чтобы там поняли, что и Россия умеет не только рычать и когти свои точить о демократические струны?..
Книга Садулаева о родстве и любви, пронесенных и сохраненных в ситуации повсеместной катастрофичности. Когда чувство родства теряется, начинают «просыпаться танки», и сама страна превращается в обособленные осколки грандиозного взрыва, в воронку, которая все глубже и глубже проседает. Начинает свирепствовать вирус отторжения, когда все становились чужими друг другу настолько, что полилась кровь. За страной и люди, и нации превращались в осколки, стали этакими Каями из «Снежной королевы». Все впустили в себя хаос, лед — начался «ледниковый период». В разорванные души поселяется зверь, и он рвет все внутри и прорывается наружу.
«Что-то сломалось в этом мире, разладилось, пошло наперекосяк» — боль, вылитая в книгу, — это печаль по порушенному единству, миру, любви.
Этим вообще отличалось поколение, вошедшее в литературу в первые годы нового века и тысячелетия. Оно стало собирать камни и противостоять распаду. Если прилепинский Саша Тишин чистит пляж детства и свою память от сорняков, которые бурно поросли в последние годы, то Садулаев пишет о сохранении и сбережении любви в ситуации, когда это сделать практически невозможно, и все вокруг зарастает борщевиками ненависти. Впрочем, и эпизод схожий у него есть, где герой рубит деревянным мечом стебли чертополоха, которыми заросло поле… Взять хотя бы то, что ростки новой жизни пробиваются в крайне агрессивной среде, с ее верхушкой социальной лестницы, где «приватизировали страну по кусочкам» и «грызлись за власть». Напомним, идет середина нулевых и подводятся итоги прошедшего буйно помешанного десятилетия. Но постепенно выстраивается и альтернативный вектор, когда «мы искали дорогу в небо», «стучались в двери небес», берегли любовь в сердце и старались не пустить туда ненависть с ее выжженной пустыней. Очень важно оставаться людьми, от этого и «небо не падает», пока люди не впускают в себя звериное и драконье. Но, вот развал страны открыл шлюзы для всего этого, выпустил зверя ненависти и распада, оттого и небо готово было обрушиться без человеческой поддержки на землю. В воздухе витало апокалипсическое, и Садулаев передает это ощущение: «И снова кровь, кровь пролилась на землю. Реки и озера, крови было так много, что казалось, что сама земля сочится кровью, как больная мать, у которой из груди уже не течет молоко, только кровь».
Во многом «Я — чеченец!» — попытка преодоления реальной и идеологической войны, брани, противостояния в обществе. Сейчас две чеченские войны в духе времени называют противоборством с международным терроризмом. И в этом есть своя правда, но только часть. Чечня девяностых — эхо распада большой страны, один из грандиозных и кровавых костров на ее окраине. Периодически возгорается до сих пор: то там, то здесь. То Южная Осетия, то Донбасс… Все это — цепная реакция взрывов после обвала 91-го и спущенного флага. Процессы эти идут до сих пор, и распадное еще угрожает. Все это означает, что тема разлома великой страны еще не закрыта и продолжается, будто тлеет торф, идет подземное горение, периодически прорываясь наружу.
Собственно, об этом и говорит Садулаев. Страшная, местами шоковая книга, ведь она про то, как приходила ненависть, несущая разделение и затеявшая свой круговорот смертей. Но при этом книга не за какую-то сторону, у родни нет сторон. Она не за разделение, а ради преодоления той самой гражданской войны, в мертвых водах которой и страна могла утонуть.
«Для кого я пишу эту книгу? Никто не будет ее читать, никто не сможет ее понять. Никто не примет ее. Ни по ту, ни по другую сторону огня. Никому не нужна такая книга, она не органична ни одной из систем пропаганды», — писал Герман Садулаев. В войне у него нет адресата, он над схваткой, вьется той самой бесприютной ласточкой, вылетевшей из разоренного гнезда, в поисках дома и места, где можно свить свое новое гнездо. Ласточка всегда летит домой, ей движет «логика любви» и иной у нее нет.
В рассказе «День Победы» ветеран Родин спрашивает у своего однополчанина Вахи не винит ли он русских в «трагедии своего народа». В ответ тот употребил важное слово «вместе»: «Вместе не только сидели на зонах. Вместе победили фашистов, отправили человек в космос, построили социализм в нищей и разоренной стране».
Только в наши дни все были погружены в «глубокий сон», а когда проснулись, то вокруг оказалась совершенно другая страна, и людей в «одночасье выселили из нашей родной страны, не было ни поездов, ни пулеметов». И нет этого чувства «вместе».
Очнулись и услышали уже новое приветствие в духе нового времени: «Доброе утро, рабы. Теперь вы наши рабы, у вас больше нет надежды на счастье, веры в равенство и справедливость». Началось время «мрачного пессимистичного фэнтези». Родина же осталась «пустой, горестной». Герман сравнивает ее с кошкой, у которой забрали котят и удавили. А она ходит, ищет, мяукает. Ходит до сих пор и периодически в ответ на ее мяуканья из-под земли вырываются смертоносные языки пламени.
«Родина бывает только одна. И та, больная страна была нашей родиной», ‑ и сам Герман будто стоит на посту № 1 в почетном карауле этой родины, этой памяти о лучшем мире, когда автоматные «рожки были еще пусты».
В своей книге Садулаев явил предельное сорастворение со всем происходящим. Сам, будто губка, вбирал в себя боль, которая разлилась по миру. Через эту самую боль сливаешься с миром, становишься с ним единым целым и преодолеваешь состояние враждебных и разящих осколков: «Когда упало небо, осколки его разлетелись по всему свету, они вонзились и в мое сердце, и теперь я не знаю, живу я или умер там, на поле, где когда-то паслись коровы и мальчики гоняли потрепанный мяч».
«Я — чеченец!» — своеобразная таблетка, наполненная болью, призванная излечить и преодолеть ее, избавить от «жестокого и грязного снаффа», перечеркнуть ход вирусов разложения и хаоса. Девять повестей и рассказов книги, что кассетная бомба. Начинка разлетается и попадает в сердца. Герману важно это попадание. Оно — преодоление, оберег от повторения. Оттого и заглавная повесть «Одна ласточка еще не делает весны» названа «Осколочной повестью». Таково ее действие и таков мир, реальность, о которой она повествует — осколочная.
Конечно, «одна ласточка еще не делает весны», но все же, мне кажется, что эта книга, придя в мир, достаточно сильно изменила его. Пусть это действие не очевидно, но оно есть и для меня оно безусловно. Иного эффекта и быть не могло от книги, позволяющей вновь увидеть друг в друге людей и выбросить вон все звериные маски.
Есть радиоактивные элементы таблицы Менделеева. О губительном действии радиации мы узнали все после Чернобыля. Невидимая и почти что мистическая сила, которая борется с живым. Та авария ведь тоже воспринималась в качестве апокалипсического предвестия: открылись врата невидимой силы, которая уничтожает все на своем пути. Сразу, либо медленно. Но должны же при этом быть и элементы с противоположным действием. Обязательно должны. Этакая живая вода, которая излечивает и возвращает жизнь, а также гармонию и лад в мир, укрепляет его. Этот элемент можно было бы назвать в честь Германа Садулаева, ведь именно в этих действиях и заключается его «пост № 1».
Об авторе книги.
Герман Садулаев родился в 1973 году в селе Шали, Чечено-Ингушская АССР. Писатель, публицист и политик. Окончил юридический факультет СПбГУ, живет и работает в Петербурге. Автор книг «Я — чеченец!», «AD», «Шалинский рейд», «Иван Ауслендер» и других. Лауреат «Русской премии».