Русским тут не место: «Олег» – важнейший фильм Латвии

Говорят, кино как искусство неизменно теряет свою остроту. Вовсе нет. В рамках программы «Двухнедельник режиссеров» (Quinzaine des Réalisateurs), которая проходит параллельно с основной конкурсной программой Каннского кинофестиваля, была показана социальная драма «Олег» латвийского режиссера Юриса Курсиетиса. Скромная картина прошла незамеченной для российской прессы. Ни старейший «Искусство кино», ни другой журнал о кино «Сеанс» не обратили внимания на эту драму — видимо, пролетарское кино поклонникам Звягинцева чуждо, неинтересно. На родине фильм хвалят тихо, без шума (премьера — в начале октября), но картина, которая попала в лонг-лист так называемого европейского «Оскара» (премия European Film Academy), получилась достойной и, надеюсь, способной оказать влияние если не на европейскую публику, то хотя бы на латвийскую.

Очень символично, что премьера «Олега» прошла в альтернативной программе, придуманной во время социально-политического кризиса, когда Францию захлестнула волна протестов студентов и рабочих. Тогда кинематографисты, среди которых главным образом выступали титаны Nouvelle Vague Жан-Люк Годар и Франсуа Трюффо, остановили Каннский кинофестиваль в знак солидарности с протестующими. Фестиваль, основанный в ответ на фашистский Венецианский, действительно обуржуазился. Впрочем, буржуазным главный международный киносмотр так и остался, но он, как бы то ни было, умудряется указать на болезни человечества. Так, в новом миллениуме главный каннский приз получили братья Дарденн за «Дитя», Майкл Мур за «Фаренгейт 9/11», Кристиан Мунджиу за «4 месяца, 3 недели и 2 дня», Кен Лоуч за «Я, Дэниел Блэйк». Латвийская драма о выживании простого человека на чужбине тоже вписывается в фестивальный гуманизм.

Несмотря на то, что «Двухнедельник» не имеет конкурса, режиссеров все равно награждают, тем самым эта программа часто служит толчком для молодых авторов по всему миру. Здесь впервые были показаны фильмы Софии Копполы («Девственницы-самоубийцы»), братьев Дарденн («Обещание»), Ксавье Долана («Я убил свою маму»), Джима Джармуша («Более странно, чем в раю»), Мартина Скорсезе («Злые улицы»), а в прошлом году главный приз программы отдали «Экстазу» Гаспара Ноэ.

Можно согласиться с теми, кто утверждает, что кино остановилось в своем развитии, но как призыв к диалогу, как живая история живых людей «Олег» хорош. Не гениален, не радикален, а по-человечески хорош. Курсиетис умеет рассказать современную историю, полноценную, пусть иногда драматургия надуманная, абсурдная и даже глупая.

Олег работает мясником в Бельгии вместе с другими латвийскими мигрантами и отсылает деньги домой бабушке, которая ему часто названивает. Собственно, только это об Олеге и известно. А рубит мясо молодой гастарбайтер, надо думать, как все, не от хорошей жизни. Но рассказ о рижанине начинается не среди раскачивающихся на крюках животных туш, а плавным панорамным пролетом камеры над зимним лесом, где на покрытой льдом реке одиноко лежит Олег, чей монолог об агнце постоянно звучит за кадром. Будь фильм в руках зрелого режиссера, этого навязчивого монолога не было бы, потому что библейский характер истории и жертвенность главного героя и так понятны. Курсиетис придумал историю освобождения и возвращения.

Латвийский негражданин (это важно!) прилетает в «цивилизованную» европейскую страну, где честно трудится, а после работы пьет пиво с товарищами по цеху. Обычное дело для рабочего человека. Но несчастный случай на производстве сводит латвийца с поляком, который обещает несправедливо уволенному и жилье, и работу, и польское гражданство. Красный паспорт парень действительно получает. Не молоткастый, серпастый, а фальшивый, зато торжественно — в Рождество. Латыши земляку гражданство не дают — дают поляки, которые сначала с улыбкой обещают персонажу Валентина Новопольского (иронично) обязательно заплатить, а потом отнимают паспорт, телефон, кошелек, издеваются, унижают и даже угрожают убить. Поляк — хозяин, русский — раб.

Курсиетис умышленно показывает, как в католической церкви герой — отшельник и страдалец — разглядывает открытый Гентский алтарь, величайшее явление в истории мирового искусства, на котором белый жертвенный агнец, из груди которого льется кровь, символизирует Христа. Олег — мученик, вокруг которого должны собраться мы, святые и грешники? Олег — символ искупления и очищения? Автор призывает к объединению, сплоченности и братству?

Режиссер открыто демонстрирует разделенность Европы, духовной, национальной и классовой, где, по фильму, страдает не просто человек труда. Гонимый — русский, но почему именно русский — непонятно. Национальность обыгрывается автором постоянно и пройти мимо и не заметить эту больную во всех смыслах для постсоветской Латвии тему невозможно. Персонажи шутят, что латыш дал кошке кличку «Брексит», мол, это британское, почти все разговаривают на родных языках и не всегда понимают друг друга. Свои бросают, чужие обманывают. Русский оказывается чужим среди чужих. Даже когда Олег тайком попадает на закрытую вечеринку «для своих», латышка Зита (незаменимая в латышском театре и кино Гуна Зариня) тоже прогоняет земляка, но не за национальность — по-латышски парень понимает, но совсем не говорит. Просто герой не ее круга.

Должен заметить, что персонажи иной раз выглядят ужасно глупо. Автор не потрудился показать, что мешает герою вернуться домой и почему он послушно возвращается туда, где его унижают. Почему не набить обидчику морду и не удрать? Трусость? Странно и то, что в судьбе беспомощного, дрожащего от страха гастарбайтера есть те, кто углядел черный юмор. «Олег» — это трагедия, особенно, когда осознаешь, что единственное, что может сделать негражданин, который не нашел себе места на родине, так это вернуться на ту самую «родину», которая его не признает. В конце этого сумасшедшего приключения смотришь на уставшего, потерянного, никому ненужного — только бандитам — человека и тяжело, даже стыдно сказать, перефразируя классика: завидуйте, я — гражданин Европейского Союза. И в отличие от роуд-муви «Гив ми либерти», тоже показанного в каннском «Двухнедельнике» и тоже об эмигрантах, здесь люди не пытаются понять друг друга. Но герой успокаивает: «Плакать не нужно, потому что эта история о надежде».

Режиссер не раз возвращается и к белому агнцу, и к замерзшей реке, куда персонаж проваливается и тонет — эти метафоричные сцены особенно живописны. И все происходит будто в дурном сне, который должен вот-вот закончиться, но потом, уже наяву герой вылезает из проруби, крестится и целует икону в руках священника. Олег наконец находит спасение и покой. Герой рождается, умирает и воскресает.

«Олег» является важнейшим фильмом современной Латвии. Конечно, само понятие «негражданин», которое называют и несправедливостью, и предательством, и ошибкой, и позором Латвии, останется и после фильма, сделанного в духе и стиле картин Кена Лоуча и Андреа Арнольд, или «Айки» — тоже драмы о мигрантах, но представленной в Каннском конкурсе. Длинные дубли, крупные планы, живая, почти документальная камера, цвета холодные, атмосфера тревожная. Драма похожа на протесты во Франции 68-го, которые вспоминают как «революцию, которой не было» — ничего не переворачивает. «Олег» живой, острый, жизненный, но неудивительный, лишенный, как главный герой, самости. И загадкой остается — кому и зачем автор все это сообщает, ведь народ и так об этом безобразии знает.