Люди на краю: трагично-красивый роман о познании смерти

В 2018 году сайт «Год литературы» проводил опрос экспертов под лозунгом «100 главных книг за 30 лет». Попал в него и Александр Кузнецов-Тулянин с романом «Язычник». Это очень приятный факт, помнит об этой книге далеко не каждый критик, и уж тем более читатель. А помнить меж тем есть за что.

Автор назвал свой роман этнографическим. Он повествует о странном сообществе людей, обосновавшихся на острове Кунашир Курильской гряды. Да-да, одном из тех трёх, на которые пытается претендовать Япония. Остальные два — Хабомаи и Шикотан. Про отношения с японцами в романе тоже есть кое-что, но об этом чуть позже.

Энциклопедия говорит нам, что этногра́фия — общественная наука, изучающая народы-этносы и др. этнические общности, их этногенез, быт, культурно-исторические отношения.

Здесь у нас речь, конечно же, не о народе, а об этнической общности. И что же объединяет всех этих людей? Я бы рискнул сказать, что это всё люди, живущие на краю, на грани. Они постоянно балансируют между жизнью и смертью. У рыбака в море опасности понятные и объяснимые профессией, но даже и у тех, кто в море не ходит, есть постоянный риск погибнуть от водки, ножа собутыльника, пожара, болезни…

В славянской языческой мифологии была богиня смерти Мара (Морена). По одной из версий, слово «море» произошло от её имени. Жители романа Кузнецова-Тулянина живут у океана, постоянно видят его, слышат, во время путины месяцами пропадают там. И точно так же смерть всегда находится рядом с ними. От этого чувства людей обострены, реакции непредсказуемы. Близость смерти всегда побуждает к действию, к тому, чтобы почувствовать жизнь в максимальных её проявлениях. И сгодится тут всё — спирт, любовь, поэзия, танец, чудачества.

«Сняв со сберкнижки часть полученных денег, он шёл домой и во дворе, вскрыв пачки и смяв банкноты, набивал ими два помойных ведра. В дом он заходил, открыв дверь пинком.

— А этого тебе не надо? — с весёлой грубостью изрекал он и вываливал деньги посреди кухни. Супруга притворно ругалась:

— Что ж ты делаешь!.. — А потом, довольно урча, шевеля зачарованными губами, полчаса ползала по полу, собирая, разглаживая и укладывая бумажки в ровные стопочки».

В книге встречается бессмысленная жестокость, но это ведь тоже некий способ познания смерти, целый океан которой всё время бушует рядом и не даёт покоя живому.

«Миша рассеянно вытащил из-под банки полуметрового катрана, пристроил на борту и ножом в два приёма отсек акуле красиво изогнутый лунообразный чёрный хвост, рыба принялась биться и разевать пасть, уставленную белыми треугольными бритвочками, но Миша бросил её в воду, и все увидели, как акула, подобно подбитому самолету, штопором уходит в глубину, оставляя тонкий шлейф крови. — Опять ты за своё?.. — не вытерпел Бессонов. — А че… Она же рыбу портит, — неопределённо ответил Миша».

»Миша не просто подмечал, он сноровистыми руками выхватывал жизнь из мира. В этом лысом морщинистом хранилось известное живодёрское пристрастие тринадцатилетнего подростка: он мог без надобности умертвить любую животную тварь, он, как ребёнок, хотел постигнуть непостижимое — превращение живого в неживое. …Машинально шевеля губами, Миша медленно вскрыл оцепеневшему бычку бело-фиолетовое брюшко, постепенно добрался до маленького треугольного сердца. Осоловело смотрел на красный сжимающийся комочек, исправно трудившийся над незатейливой рыбьей жизнью, а потом разрезал сердце пополам. Но и отсечённые друг от друга половинки продолжали испуганно сжиматься и раздуваться, будто и теперь был какой-то толк в их движении».

Люди, живущие на Кунашире, словно сметены сюда случайными ветрами. Кого привели на остров деньги, кого — романтика, кого — поиск смысла жизни…

Главных героев, по большому счёту, двое.

Первая — Таня Сысоева, детдомовская девочка, натура бурная, непокорная, человек не от мира сего, как, впрочем, и многие другие персонажи романа.

»…В ней вдруг родилась параллельным миром страсть к поэзии. Став в шестнадцать лет владивостокской портовой шлюхой, она была за полтора года бита мореманами всего два раза: поневоле начитанные в долгих рейсах, они ценили в романтичной девочке способность быть не только раздаточным мясом. Таня могла в тихую минуту, со стаканом крепкого вина в руке, улыбнуться, и её внутренний вещун, разливающий нежность по всей компании, произносил ещё не огрубевшим бархатным голосом: «Хороша была Танюша, краше не было в селе, Красной рюшкою по белу сарафан на подоле»».

По-моему, очень объёмно прорисованный персонаж, но в романе вообще хорошо разработаны все образы.

Вот, например, ещё о Тане. Она просыпается с Мишей, тем самым мужичонкой, который резал сердце бычка, понимает, что он ей глубоко неприятен. Будит его среди ночи и выгоняет из своей хатёнки. Тот, естественно, отказывается уходить.

«Если сейчас не уйдёшь, я подожду, пока ты заснёшь, а потом зарежу тебя во сне», — заявляет она.

Миша уходит, но через некоторое время из мести поджигает дом Тани. Во второй половине сгоревшего дома живёт с женой Семён Бессонов, который является вторым главным героем книги.

Бывший учитель истории. В детстве его едва не замотала хулиганская улица, с финками, драками и всё той же бессмысленной жестокостью, но он сумел вырваться. Не спился, не погиб, не сел в тюрьму. Выучился, и всё, вроде бы, пошло по накатанной, но потом он в какой-то момент понял, что не может больше учительствовать. Стало душно, заела тоска, и он уехал на край света ловить рыбу, пьянствовать, чудить…

«Бессонов с тех пор не читал книг об умершем времени — оно было погребено под дикими сопками и вулканами, под непроходимыми джунглями, под закрученными атмосферными перьями, под океаном, без конца переливающим прозрачно-бездонные воды по величественным сосудам».

»И мудрость умудрялась сочетаться в нём (Бессонове, — прим. И.М.) с совершенной дикостью».

Природа взяла в оборот вчерашнего школьного учителя, перемолола, а может быть, всего лишь открыла то, что пряталось под «культурным слоем» городского человека.

«Океан и был жизнью. И самим текучим временем. Здесь стены — теснившие взор, обычные городские стены, которые отгораживали Бессонова от мира двадцать восемь лет, начали разваливаться, и все те царства, пирамиды, крепости, храмы, все армии, полчища, все образы истории, вся та гигантская империя прошлого, помеченная датами и событиями, испещрённая магическими письменами, пахнущая навозом и кровью, копотью крепостей, плесенью склепов, стала блекнуть и растворяться до лоскутков, до оборвышей фраз, имён и полузабытых картинок».

Кто-то может посчитать, что «улица» всё же взяла своё, а кому-то увидится за этим превращением нечто бОльшее…

Книга непростая и нелёгкая. Сплошное чередование высокого и низкого: «роскошные лилии» здесь растут «вперемежку с приблудной крапивой», разгул и разврат сменяется почти кристальной чистоты чувствами, низость — самыми тонкими ощущениями.

«Она подумала с тоской, что как же так опрометчиво она сразу стала взрослой, опытной бабой, не испытав тех мучительно-сладких движений души, которые совершенно задаром даются человеку».

Возвращаясь к теме японцев… В романе они выведены в крайне неприятном свете. И, думаю, спорить с автором в данном случае не стоит, он около десяти лет прожил на Курилах, обстановку представляет.

«Он, как и все курильчане, понимал, что раз за дело взялись авантюристы и торгаши, передача островов Японии — вопрос времени. И понимал также, что японцы ни за какие коврижки не потерпят на своей земле инородцев — если только, подобно айнам, стать не просто вторым сортом, а превратиться во внесортовое мясо».

Это нелишне помнить тем, кто думает, что для местных жителей передача островов Японии — как свет в окошке.

Название романа — «Язычник», совершенно оправдано и ясно выражает суть книги. По своим поступкам, словам, желаниям герои очень далеки от христианского мировоззрения. Слишком мало в романе совершается по любви и от любви. Всё больше от дури, пьянства, от невыносимой нехватки чего-то главного, без чего и жизнь не жизнь.

А мировоззрение у героев — так и вовсе чистое, густое язычество.

«Бессонов в те дни уже перекликался с океаном, и он знал, что не за ним одним такое водится…»

»…И тогда океан наполняется душой — или душа его становится видна тебе. Океан оживает и начинает откликаться».

»И где-то фоном, мимоходом приходило мелькающее знание о том, что завтра — ну, может быть, послезавтра — косяки лососей сместятся к югу и достигнут острова».

Шаманизм, слияние с океаном, плавающими в нём косяками рыб, растворение в огромной клокочущей жизни.

Книга трагичная, но и красивая, как сама жизнь.