Классику всегда хоронят. Каждое новое модное явление в общественном сознании воспринимается как даже не потенциальный, а реальный могильщик высокого искусства. Джаз, а затем танго должны были покончить с классической музыкой, кинематограф, а затем телевидение — с театром.

-1

Композитор и пианист Русского зарубежья Николай Метнер (1879−1951) не был исключением в этом хоре алармических прогнозов. Но его суждения существенно отличались от позиций большинства критиков, которые не могли похвастаться ни их большой глубиной, ни, тем более, взвешенностью.

Во-первых, Метнер был искренен, что как минимум заставляет задуматься над его взглядом на модерность. «Я верю не в свои слова о музыке, а в самую музыку. Я хочу поделиться не своими мыслями о ней, а своей верой в нее».

Во-вторых, композитор указывал на действительно слабые стороны модных тенденций, которые, если возможно здесь использовать название книги Нормана Лебрехта, могли «убить классическую музыку».

Метнер выступал «главным образом против современной (но уже давно устарелой) идеологии, которая вращается вокруг следующего положения: гении почти всегда оказывались непонятыми своими современниками, а потому каждый новый композитор имеет основание оправдать непонятность своего творчества гениальностью».

Нередко такая цель достигается умышленным упрощением. Настоящий художник стремится в своем произведении гармонично соединить все элементы искусства, естественно, с сохранением авторского стиля, который и создает новизну произведению. В то время как «с начала нашего века стали понемногу появляться, а потом с угрожающей прогрессией размножаться музыкальные сочинения, в которых индивидуальное подчеркивание смыслов заменилось произвольным вычеркиванием их».

Следует отметить, что Метнер не был всегда справедлив к своим оппонентам. Он отказывал в талантах Рихарду Штраусу и позднему Скрябину, не видел разницы между Хиндемитом и Сибелиусом. Несправедлив он и к автору «Аиды»: «…плодовитость в искусстве должна измеряться не количеством опусов, а качеством и разнообразием тем. В этом смысле Глинка бесконечно плодовитее, нежели Верди».

Тем не менее его мысль об изначальной целостности культуры, особенно в условиях ее расколотости постмодерном, очень ценна: «Единственной проблемой каждой его эпохи должно быть сохранение преемственной связи с великим прошлым. Проблема порванной нити, несмотря на всю свою кажущуюся скромность, оказывается бесконечно труднее и сложнее всех других гордых, заносчивых проблем».