Соломона Волкова, известного русско-американского культуролога и «диалогиста», часто называют «современным Эккерманом», проводя, таким образом, лестную параллель с Иоганном Петером Эккерманом, автором знаменитых «Разговоров с Гёте» (1836). Эта книга, как известно, во многом сформировала человеческий облик великого немца, прояснив и уточнив также его эстетические, философские и политические воззрения. Без нее до сих пор не обходится ни один серьезный труд о Гёте.

Соломон Волков

У Волкова можно даже обнаружить некоторые биографические параллели с Эккерманом. Оба были аутсайдерами из бедных семей, обоим была свойственна плебейская гордость. Правда, отец Волкова, рижский еврей, был по профессии архивистом (знавшим русский, немецкий, идиш, иврит и латышский), членом Бунда и журналистом (до прихода в Латвию советской власти), но окончил всего лишь иешиву, а отец Эккермана был коробейником, но основания для сходства все же имеются.

Волков пришел к своему главному герою, Шостаковичу, молодым человеком, как и Эккерман к Гёте; оба были начинающими литераторами. Шостаковичу шел 65-й год, а Гёте — 74-й, оба уже считались живыми классиками. Разница была в том, что Гёте осаждали молодые люди, «мнящие себя поэтами» и пачками присылавшие свои опусы [1], а музыканты — сверстники Волкова, скорее отвергали Шостаковича как «устаревшего» композитора, увлекаясь новейшими авангардными изысками.

Начинающий музыковед попросил Шостаковича написать предисловие к своей первой книжке «Молодые композиторы Ленинграда» (1971), тот согласился. Гёте тоже благосклонно оценил дебют Эккермана как критика и поверил в него [2]. И Гёте, и Шостакович настояли на посмертной публикации разговоров с ними. Оба гения рассматривали их как важный комментарий к своему творчеству.

Разница же заключалась не только в том, что Эккерман остался автором одной книги, но и в том, что появившиеся в 1836 г. «Разговоры с Гёте» при жизни Эккермана особого ажиотажа не вызвали. Их значение было осознано позднее. Иная судьба ожидала «Свидетельство» Шостаковича — Волкова. Опубликованная в английском переводе в Нью-Йорке в 1979 г., книга произвела сенсацию, вскоре была издана на 20 с лишним языках и стала международным бестселлером.

Это произошло, конечно, благодаря политической ситуации. Некролог Шостаковича, опубликованный 12 августа 1975 г. в «Правде» и подписанный, среди прочих, Брежневым и Андроповым, начинался с характеристики композитора как «верного сына Коммунистической партии». Подобная оценка Шостаковича разделялась, как ни странно, и на Западе. И «Нью-Йорк Таймс», и лондонская «Таймс» сообщили о смерти «лояльного советского гражданина». Но советские власти еще до выхода книги боялись, что скандал неминуем. Известный диссидентский журнал «Хроника текущих событий» сообщал: «Сотрудники КГБ беседовали с И. А. Шостакович (вдовой композитора) по поводу мемуаров Д. Д. Шостаковича, которые в последние четыре года своей жизни (будучи уже тяжело больным) он надиктовал музыковеду С. Волкову» [3]. Их опасения были не напрасны: книга, в которой композитор яростно нападал на Сталина и его культурную политику, произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Советская официальная реакция не замедлила себя ждать. Как рассказывают, сигнал подал лично Брежнев, заявивший: «Мы нашего гения в обиду не дадим!» Литературовед Алла Латынина, работавшая тогда в «Литературной газете», вспоминает, как в ноябре 1979 г. из «компетентных органов» туда доставили блок материалов, озаглавленный «Жалкая подделка. О так называемых «Мемуарах» Д. Д. Шостаковича» [4]. Процитируем Латынину: «В письме шестеро композиторов, называвших себя друзьями и учениками Шостаковича, языком гэбистского протокола протестовали против вышедшей в США книги: «нагромождение клеветнических измышлений», «бесплодное стремление очернить нашу страну». По существу же книги не было сказано ни слова» [5]. Вслед за письмом появились и другие статьи, характеризовавшие «Свидетельство» как «идеологическую диверсию» [6].

Культурная холодная война между СССР и Западом, в сущности, никогда не прекращалась, и страсти, вызванные неожиданным появлением «Свидетельства», были одним из ее последних ярких эпизодов. С тех прошло уже почти 40 лет, но книга эта не забыта: она вызвала к жизни три объемистых аналитических тома, изданных в США, ее продолжают читать.

Что особенно важно, «Свидетельство» стало толчком к радикальной переоценке имиджа Шостаковича. Как уже было сказано, отклики в западной прессе после его смерти были, парадоксальным образом, во многом схожи с советской официальной оценкой. Например, в уже упомянутом письме в «Литературную газету» говорилось, что, хотя Шостакович и пострадал от гонений со стороны власти в 1936 и 1948 гг., но зато творчество Шостаковича «от первых его сочинений до последних» связано с «революционной историей и современностью нашей страны» [7]. Конечно, музыка Шостаковича неразрывно связана с историей СССР, но сейчас даже самый закоренелый левак не охарактеризует композитора как «верного сына Коммунистической партии».

  • (Заметим в скобках, что для друзей Шостаковича его подлинное отношение к Сталину и партии не было секретом. Именно поэтому в 1979 г. Георгий Свиридов, Родион Щедрин, Борис Чайковский и Галина Уствольская отказались присоединиться к атаке на мемуары композитора.)

О значении «Свидетельства» и в его поддержку в разные годы высказывались многие видные деятели отечественной и западной культуры: имена Мстислава Ростроповича, Святослава Рихтера, Кирилла Кондрашина, Рудольфа Баршая, Владимира Ашкенази, Юрия Темирканова, Родиона Щедрина, Евгения Евтушенко, Владимира Спивакова, Курта Зандерлинга, Леонарда Бернстайна, Курта Мазура, Иегуди Менухина говорят сами за себя.

Для Владимира Ашкенази, например, не было сомнений, что в этой книге мы видим «реального Шостаковича» [8]. Ситуацию подытожила авторитетнейшая музыкальная энциклопедия, британский «Музыкальный словарь Гроува»: «Свидетельство» драматическим образом изменило перцепцию жизни и творчества Шостаковича и повлияло на бесчисленное количество исполнений его музыки» [9].

К примеру, Пятая симфония Шостаковича, традиционно, начиная со своей премьеры, характеризовавшаяся как «деловой творческий ответ советского художника на справедливую критику» [10], теперь, по словам Галины Вишневской, воспринималась так: «…Мы слышим, как вопит и стонет, извиваясь в пытках, насилуемая собственными сыновьями, поруганная Россия» [11]. Такого рода переоценка, произошедшая под прямым воздействием «Свидетельства», коснулась и многих других опусов Шостаковича.

Важным развернутым комментарием к «Свидетельству», основанным на опубликованных в постсоветскую эпоху прежде секретных документах, стала также переведенная на многие языки книга Волкова «Шостакович и Сталин: художник и царь». Как нам представляется, наиболее эмоциональную — и в то же время точную — оценку дали ей Максим и Галина Шостаковичи:

«Мы, дети Шостаковича, чья жизнь прошла на наших глазах, выражаем свою глубокую благодарность за его замечательный труд, обнаженная правда которого, без сомнения, поможет и нашим современникам, и грядущим поколениям подробнее проследить нелегкую судьбу нашего незабвенного отца, а через это — и глубже понять его великую музыку» [12].

В России наибольшую популярность из «эккермановских» работ Волкова завоевали его «Диалоги с Иосифом Бродским», впервые изданные в Москве в 1998 году и ставшие с тех пор, без преувеличения, настольной книгой целого поколения отечественных интеллектуалов. В отличие от «Свидетельства», эта книга не стала сенсацией, перевернувшей имидж ее героя, но зато она дала многочисленным отечественным фанатам Бродского сфокусированное представление о яркой личности поэта.

Друг Бродского Яков Гордин в предисловии к этим «Диалогам» также указывал на сходство данной книги с эккермановским опусом. Тем не менее Гордин подчеркивал:

«Диалоги с Бродским» — явление принципиально иного характера. Наличие магнитофона исключает фактор даже непредумышленной интерпретации. Перед читателем не волковский Бродский, но Бродский как таковой… При этом Волков отнюдь не ограничивает себя функцией включения и выключения магнитофона. Он искусно направляет разговор, не влияя при этом на характер сказанного собеседником. Его задача — определить круг стратегических тем, а внутри каждой темы он отводит себе роль интеллектуального провокатора» [13].

Книга стала своего рода «Бедекером» по жизни и творчеству Бродского. Фактически Волкову удалось в этих «Диалогах» высветить характер Бродского, выполнив не только научную, но и биографическую задачу; неудивительно, что книга стала одним из источников самой известной литературной биографии Бродского, принадлежащей перу Льва Лосева.

Своеобразным продолжением «Диалогов с Бродским» стала изданная в 2018 г. книга Волкова (при участии Анны Нельсон) «Диалоги с Евгением Евтушенко», основанная на показанном на Первом канале трехсерийном фильме (2013). Но если фильм вызвал негодование некоторых ретивых поклонников Бродского, один из которых даже призвал в фейсбуке «повесить Евтушенко на березе» за его полемическую версию драматичных взаимоотношений двух поэтов-антагонистов, то книга, появившаяся уже после смерти Евтушенко, была встречена гораздо более благосклонно («они любить умеют только мертвых», по Пушкину).

Илья Фаликов в «Независимой газете» написал: «Но книга Волкова — не евтушенковедение. Поиск утраченного времени, воскрешение эпохи. Неистребимость проклятых вопросов. Голос истории» [14]. Эти слова, в сущности, суммируют смысл и направленность всей культурной деятельности Волкова, которому 17 апреля исполняется 75 лет.

В столь почтенном возрасте Волков, казалось бы, мог бы почивать на вполне заслуженных им «культурологических лаврах». Но он продолжает работать, готовя к изданию в «Редакции Елены Шубиной» книгу об истории московской культуры за последние 100 лет, «от Чехова до Д. А. Пригова».

Да и прежние книги Волкова прорастают новыми, часто неожиданными побегами. К примеру, недавняя (2016) книга британского мэтра Джулиана Барнса «Шум времени» (о Шостаковиче), ставшая бестселлером по всему миру, в том числе и в России, во многом основана (как признал в послесловии сам автор) на мемуарах композитора.

Волков, кстати, в связи с этим выразил в одном из своих радиокомментариев сожаление, что роман о Шостаковиче не написал Андрей Битов: ведь тот очень ценил его мемуары. В своем эссе о них, озаглавленном «ГУЛАГ и мемориал Шостаковича», Битов проницательно заметил:

«Чтобы понять справедливость исповеди Шостаковича, надо любить трех человек: Мусоргского, Чехова и Зощенко… Этих трех своих кумиров Шостакович понимал, как самого себя. Вряд ли у него были другие друзья» [15].

И Битов заключает, вспоминая еще одну «эккермановскую» работу Волкова — вышедшие в 2002 г. «Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным»: «Ведь вот не собирался Шостакович говорить и никому бы не сказал — а сказал именно С. Волкову. Вот и Баланчин, всем отказавший, почему-то именно ему перед смертью все поведал… Что это за талант — слушать?» [16].

Талант «нового Эккермана».

* * *

[1] Вильмонт Н.Н. О книге «Разговоры с Гёте» и ее авторе // Эккерман И.П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. М.: Художественная литература, 1986. С. 4.

[2] Мемуары Шостаковича. Обмен мнениями // Вестник. 2000. № 22(255). 24 октября.

[3] Хроника текущих событий. Вып. 39. 12 марта 1976. [Б.м.:] Издательство «Хроника». С. 80

[4] Жалкая подделка. О так называемых «мемуарах» Д. Д. Шостаковича // Литературная газета. 1979. 14 ноября. С. 8.

[5] Латынина Алла. Тайный поединок // Новый мир. 2005. № 2.

[6] Клоп: Официальное досье // Литературная газета. 1979. 14 ноября. С. 8.

[7] Жалкая подделка. О так называемых «мемуарах» Д. Д. Шостаковича // Литературная газета. 1979. 14 ноября. С. 8.

[8]Vladimir Ashkenazy. Overture // Allan B. Ho, D. Feofanov. Shostakovich reconsidered. London: Toccata Press, 1998. P. 10.

[9] The new Grove Dictionary of Music and Musicians. Second Edition. London: Macmillan Publishers, 2001. V. 26. P. 885.

[10] Мой творческий ответ // Вечерняя Москва. 1938. 25 января.

[11] Вишневская Г. Галина. История жизни. М.: Новости, 1991. С. 235.

[12] Соломон Волков. Шостакович и Сталин: художник и царь. М.: ЭКСМО, 2006. С. 7.

[13] Соломон Волков. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Независимая Газета, 1998. С. 6.

[14] Фаликов Илья. Почему-то история выбрала меня // НГ Ex libris. 2018. 1 ноября.

[15] Андрей Битов. Мы проснулись в незнакомой стране. Публицистика. Л.: Советский писатель, 1991. С. 85−86.

[16] Там же. С. 82.