Вечный разговор — у писателей о других писателях. Когда обсуждают, спорят, не соглашаются в оценках. И в данной беседе неизбежен пункт: «Кто из живых может называться великим русским писателем, без поправок?» Есть не так много людей, относительно которых мнения всегда сходятся. До 3 декабря 2018 года Андрей Георгиевич Битов был одним из них. Одним из немногих.

Пожалуй, его самое известное произведение называется «Пушкинский дом». Принято считать, что это классический образец постмодернистской литературы. Есть расхожее убеждение, что именно Битов является основоположником русского постмодернизма. Убеждение это ошибочное, потому что сузить творчество Андрея Георгиевича до определённых направлений, канонов значит исключить из него главное — великий талант быть глубинно отзывчивым.

Да, «Пушкинский дом» — это многоголосая, почти шаманская перекличка с русской классикой. Но есть, к примеру, «Уроки Армении» — эталонные очерки, метафизический путеводитель, которые меж тем могут восприниматься как новое, сквозь экзистенциальную призму прочтение «Одиссеи». Битов до величия интерконтекстуален. Одни могут сказать — шестидесятник, но одновременно другие увидят в его произведениях образцы классической европейской прозы, предугадывающие её развитие на много лет вперёд.

Предугадать, предсказать, предвидеть — это, несомненно, тоже про Битова. Возможно, выйдет сборник его интервью, где мы прочтём, как он со смелостью и прозорливостью Симона Волхва смотрел в будущее, словно размышлял о саде, где каждое дерево давало плоды.

И это ещё одно важное качество Битова — умение создать среду. Он стоял у истоков Русского ПЕН-центра, он организовал «Новую Пушкинскую премию» — уже этого достаточно, чтобы понимать созидающий дар Андрея Георгиевича. Однако важно другое — вокруг себя Битов умел создать атмосферу насыщенную, полнокровную, живородящую. Праздник, который всегда с тобой — может прозвучать странно по отношению к Андрею Георгиевичу, но это так.

Анастасия Федоренко
Андрей Битов

Хотя сам он, по сути, Битовский дом — особняк, в который попадают только по особым приглашениям. Андрей Георгиевич ведь мало кого подпускал к себе близко. Высказываться однозначно о нём как о человеке — ещё большая ошибка, нежели выносить одномерные вердикты о его творчестве. Битов шёл так, как считал нужным — уже великое счастье. Но великий дар — идти по тем дорогам, которые видишь и протаптываешь только ты. Большой зверь не боится леса — он подчиняет его себе, но не через силу, не через излом, а естественно, по праву рождения.

Потому, возможно, главное качество Андрея Битова и как человека, и как писателя — абсолютная самодостаточность. Редкое качество всегда, но сегодня, когда литераторы ходят, «скованные одной цепью», по банкетам, грантам и премиям, особенно. Архитрудно, почти невозможно не только творить, но и жить вне этого марширующего строя. Так было при Союзе, так есть и сейчас — механизмы подавления и контроля разные, но суть, цели одни и те же. Битов прокладывал себе дорогу сначала сквозь матрицу красного колеса, а после сквозь либерально-рыночную мораль — и делал это так, что фиксировалась каждая его веха.

Битов, с одной стороны, всегда был против, но, с другой, что важнее, всегда знал, интуитивно чувствовал, за что в конечном итоге быть нужно, дабы оберегать талант и сохранять мудрость здравого человека. И ключевое тут — русский язык. Всё остальное если не вторично, то куда менее важно. Без своего языка нет большого писателя. Всё остальное если не вторично, то куда менее важно. Без своего языка нет большого писателя.

Язык же Битова узнаёшь моментально, какие бы разные по стилистике, посылу произведения он ни писал. Это язык скупого мудреца, к которому приходишь за советом, и он даёт его, но ответ в конечном итоге должен найти ты сам, потому что не всё так щедро, цветасто, в лоб. Битов — это Набоков, процеженный сквозь сито молчания: одной деталью, одной чертой он даёт единственно правильное, полное описание улицы, человека, события. И ещё говорят: «Мастерство писателя видно по тому, как прописаны диалоги». Прочтите их у Андрея Георгиевича — кристаллизация слов в совершенном порядке.

И за каждым кристаллом — традиция, вот что важно. «Человек высокой культуры» — уже несколько комичное выражение. Однако в случае Андрея Георгиевича его нужно переиначить — «человек глубинной культуры». Ведь «культура» в оригинальном переводе с латинского языка — это возделывание. Чтобы на почве росли деревья, цветы, действительно, нужно долго и умело возделывать её, пласт за пластом наслаивая полезные активные вещества. В случае Андрея Битова данными пластами стали различные традиции, культуры, наследия.

A.Savin
Андрей Битов

И в этом смысле узки отсылки его творчества к европейским традициям. Нет, Битов писатель в полной мере русский, особенно если вспомнить известный тезис Фёдора Достоевского о «всемирной отзывчивости». И в то же время сам Андрей Георгиевич говорил, что в детстве очень любил «Записки охотника». Иван Тургенев — вечный оппонент Достоевского, но именно ему лучше других удавалось объединять в одно начало две великих культуры — западную и русскую. Битов обладал тут не меньшим мастерством, умея в тексте творить нечто вроде алхимического эксперимента, и на выходе рождалось настоящее, монументальное, то, что сдвинуть, поколебать невозможно было. И уже не получится.

Андрей Георгиевич Битов смог проложить тропы не только себе, но и тем, кто устремится к его «дому». Благодаря таланту, самодостаточности он создал то, что в литературе удавалось немногим — живую систему, иррациональную, магическую, но действующую через реальные образы, строки. Эта система называется судьбой. И полагаю, Андрей Битов прежде всего исследовал и создавал её, точно плетение Слова, а после удалился в молчание, из которого, как сам говорил, рождаются произведения.