Писать про спектакли — занятие неблагодарное, даже когда приятельствуешь с режиссёром. Может быть, особенно. Всё-таки театр сродни жизни в чём-то. Его проживаешь. А что можно сказать про жизнь? Да, ничего, если быть честным. Это уникальный опыт. Радости, скуки, любви. Всё что говорится оказывается в каком-то смысле либо ненужным, либо уже сказанным и пошлым, либо непонятным другим. Слова, слова. Гамлет в дырявом трико. Подмостки. Леонид Алимов один из востребованных актёров и режиссёров, причём спектакль «Доктор Живаго» побывал в Поднебесной. С успехом. Вот уж интереснейшая тема… Китай, коммунизм и «их» восприятие Живаго. Их понимание предательства и потери лица. Наверное, и про это напишут…

Леонид Торопов
Юрий Андреевич и Антонина Александровна

Однако, вернёмся в зал. Если бы я был театроведом всерьёз, то, наверное, писал бы прежде всего про «школу» Льва Абрамовича Додина, какие изменения она претерпела здесь? Похоже ли это на «Братьев и сестёр»? Здесь же тоже поют, танцуют, «живут жизнь», ищут соль земли. Но как-то иначе. С мотивами уже других театральных эстетик и эпох.

Леонид Торопов
Позирование

Конечно, подобные спектакли — интересный способ столкнуться с историей и её интерпретацией. Сам роман более чем скандальный и противоречивый, причём оценки отрицательные получивший не только от «красных» и «номенклатуры» вроде того же Бориса Слуцкого, но, например, Набокова, которого сложно обвинить в симпатиях «большевикам» и «СССР». То, что в нынешней России продолжается «холодная гражданская война», мне кажется, довольно очевидно. Культура оказывается полем битвы смыслов. Было ли задействовано ЦРУ в этой истории публикации и продвижении романа. Говорят, было. Говорят, доказано. Документы опубликованы. Упрощает ли это дело оценки? Вряд ли…

Говоря пошловатым языком плохой журналистики, Живаго вполне себе про «космополитический гуманизм». Христианский, разумеется. Кстати, из неочевидного: «еврейский вопрос», «иудаизм и христианство». Роман получил осуждение даже из уст некоторых иудейских ортодоксов. В спектакле особо история «ветхого» и «нового» заветов вроде бы не педалируется… Не до этого. Воды бы наносить и зиму перезимовать, печурку разжечь, да поле перейти. Обилие актёрской конкретики. Подробностей. Почти натурализма.

Леонид Торопов
Бинты

Роман крайне запутанный и сложный по структуре. Написанный поэтическим (а часто газетно-публицистическим, даже нарочито «сниженным») языком. Тем сложней (и интересней) представить себе его сценическую версию. В этом спектакле герои часто говорят долгие монологи. Но не только. Мне как зрителю несколько раз приходилось если не сдерживать рыдания, то, по крайней мере, разгонять стада бегающих мурашек. Или это были снежинки. Мело ведь по всей земле… Однако у каждого зрителя свой камертон, свой вкус, в конце концов. Интересно, что несмотря на весь психологизм игры, это, скорее, «современный театр». Здесь есть и «хор» по отношению к герою, и сложнейшие переходы на разные уровни существования и игры, где одни условности оказываются поводом для других, и плавное перетекание одного события в другое. Тонкая и пластическая режиссёрская ткань. Изящные сценические решения. Чего стоит сцена самоубийства одного из героев… Сам режиссёр остаётся голосом за кадром иногда. Хотя бы голосом надзирателя-тюремщика.

Минималистическая, практически «рождественская» сценография. Ёлка. Печурка. Звёзды. Уместная в своей простоте. Приходя на спектакль, вы получаете шанс посмотреть на мир своей истории. Позвонить кому-то, несмотря на выключенные в основном в зале мобильные. Каждый звонит кому-то своему. Для кого-то это про «Христа», для кого-то про «репрессии», для кого-то про «поэзию», «любовь», «родину». Для кого-то про опыт их, конкретных, дедов и прадедов… Общим местом при разговоре о романе становится частный взгляд на мировую историю. Где «маленькое» больше «большого». Как совместить жизнь одного человека и историю страны, мира? Как пересекаются все эти миллионы нитей, какой узор ткётся в этом ковре.

Леонид Торопов
Сцена с елкой

Для меня острее всего в пространстве романа звучит тема «предательства». В самых разных значениях. И «свинья не сделает», и предательства любовные (!!!), и, может быть, самое странное предательство, когда Родина предаёт человека. Предательство Бога (Богом?) На чьей вы стороне? За белых или красных. Или это просто маскарад? Какой вам билетик, в какой ряд? Путешествие в предательство. В покаяние? В раскаянье? Кому нужно каяться и перед кем в нынешней России? Нелепо и смешно. Грустно и трагично. Наша. История. Уже давно ряженые казаки и попы с погонами. Но что-то же должно оставаться настоящим?

И, конечно, этот спектакль может вполне себе стать путешествием не только в ад отечественной истории, но и в частную поэтику Пастернака. Тут вам и свист соловьёв, и герань с жирандолью и канделябрами, и кляксы на нотных листочках, и клейкие почки на деревьях, и рукомойники, и цедра с мармеладом, и далее по списку… Можно летать над крышами, почти не держась за руку возлюбленных, в сжигающем ветре революций.

Леонид Торопов
Антонина Александровна и Юрий Андреевич

Хрестоматийная банальность в том, что талантливое произведение даёт веер (часто противоречивых) интерпретаций и толкований, биение смыслов и оценок, словно бы волны (иногда столетиями) расходятся по воде, складываясь в замысловатые узоры… Стоит ли говорить о соотношении «авторского» и «режиссёрского» в данном конкретном случае? Я не рискну это делать. Хочется верить, что создатели спектакля погружались в материал, который сам по себе был «культовым», с предельной искренностью. Вероятно, для режиссёра тема истории и её понимания важна, если вспомнить, например, его же спектакль о Сталине. Пусть как попытка прочтения. Исследователи же самого романа настаивают, что в нём есть отражения Толстого и Пушкина, Диккенса и Вальтер-Скотта, Булгакова… Полифонический разговор всех со всеми. Удел «сложных текстов». Можно ли это сделать любопытным и живым на театре? Приходите с тысячью биноклей и убедитесь в одном из вариантов.