Ах, вы, Пушкины дети…

Если вы хотите купить детям книжку о Пушкине, покупайте эту. Почему? Почему бы и нет. На ней ярлык 6+. Не Вересаева же детям покупать. Или подневное жизнеописание. Эта книжка написана писателем и учёным, но при этом на простом и ясном языке. Замечательно иллюстрирована. Издана за счёт государственной программы, что, вероятно, тоже должно гарантировать качество. Про что эта книжка? Популярно про детство нашего национального поэта, но при этом в каких-то штрихах автор умудряется рассказывать и про историю, и про время, и вообще «про жизнь». Конечно, это компилятивная книга больше, чем «личная». Хотя мы давно живём в эпоху «Мой Пушкин» (и это не только текст Цветаевой). Любой относительно крупный художник знает, что про это сказать. Пушкин стал воздухом, водой, хлебом, языком, обязательной буквой в алфавите, хорошим поводом получить финансирование. Поводом к чужому вниманию. Даже в случае борьбы с ним в духе Писарева или куда как более тонкой и грустной критики, а-ля Самуил Лурье в последней его книге, даже в этих случаях Пушкин непотопляемо присутствует в картине мира. Это немудрено, ибо количество памятников (вполне рукотворных), Пушкиных и Лениных в нашей стране запредельно. Пушкин, конечно, не лежит в мавзолее хрустальном, как спящая красавица, но в каком-то смысле…

И в этом проблема. Как разбудить ребёнка, который прекрасно проживёт без Пушкина, а только с планшетом и спинером. Нужно ли его «заставлять читать Пушкина». Будем считать, что «да», конечно. Будем считать, что без этого никак нельзя. Не всего Пушкина. А только «правильную и парадную его часть». И тут возникает вечная драма понимания культуры. Есть «миф», а есть «реальность». Есть «чудные мгновения», а есть «сеновалы», где кого-то с божьей помощью любил. Скажем так. Всё есть. Есть переписки, есть донжуанские списки, есть разговоры с государями, есть миллионы нюансов. Есть сложнейшие культурологические и литературоведческие коды. Например, вспомним Набокова с его комментарием к «Евгению Онегину», при том, что Набоков формально не был даже «пушкинистом». Но после прочтения комментария ты можешь осознать, что вообще не читал «Евгения Онегина», или читал его по-другому… И тут возникает чертовски сложный вопрос. А не лучше ли оставлять всё на уровне «поверхности». Меньше знать, крепче спать. Верить в Дедов Морозов и добрых богов, думать, что портреты на стенах вполне себе и есть «писатели». Вот Пушкин воркует с голубями, которые на нём сидят. Памятник, он и есть…

Эта книжка что-то среднее. С одной стороны, это «лубок», пусть и образовательный. С другой, там есть какие-то семена критического мышления (что не очень странно для учёного), внимания к истории, попытки анализа. При этом это легко читается.

Мне кажется, что главная проблема преподавания «культуры» на самом деле в том, как она связана с тем, кто её изучает. Конечно, здесь я говорю только о своих фантазиях и восприятии. Ведь, когда человек учится косить луг, а потом идёт и косит его, сверкая серебряной дугой косы, то вроде бы понятно, что он делает. Или учится печь хлеб. Мыть посуду. Даже воровать в трамваях. Есть вор-мастер, а есть ученик. Экзамены. А что делает человек, когда он читает «великую книгу»? Куда он может деть это всё величие? Как применить? Чему научиться? В чём прагматический смысл этого? Как соотнести себя с «эталоном»? Во времена «единых государственных экзаменов» особо? Великолепно можно жить без всяких Пушкиных и прочих Апулеев. Даже быть более счастливым. Но даже пусть, скажем, это нужно для «культурного уровня». Но ведь дальше возникает ещё более страшный вопрос. Какое «ты лично» имеешь отношение к этим текстам? Какова твоя книжка «я и Пушкин», как ты её напишешь? В этом смысле мне кажется, разумеется, что это канонический жанр соотнесения себя с эталоном, метрономом, стандартом. Эта книга написана в том числе как попытка разобраться для себя с образом Пушкина и всеми теми проблемами: поэзии, истории, красоты, которые здесь возникают.

Мифологизация происходит постоянно, как и идеализация и обесценивание, вероятно, это неизбежные процессы, которые составляют неотъемлемую часть человеческого существования вообще. При этом, что является мифом, не так уж важно, «кольчуга убийцы», «заметки на рукописях» (известны заметки псевдо-Пушкина), «родословная». Те, кому интересно, могут почитать прекрасный сборник «Легенды и мифы о Пушкине: Сборник статей». Чем завершить эту рецензию? Действительно, прелестная книга. Детского писателя (в том числе), живая, обжигающе волнующая (завершается она, кажется, женитьбой Пушкина).

Пока ваши дети не женились, то они вполне могут её читать. Один из моих наставников в писательстве, известный поэт как-то высказался о Пушкине с попыткой афористичности: «Пушкина читают только дети и старики». До какой-то степени я его начинаю понимать.

Забавно, что все имеют что сказать по поводу Пушкина. Все знают, как он выглядит. Якобы. Что он написал. Многие знают, как он жил. С определённой степенью подробности. Так как «фб» тогда не было. Значительная часть знает, с кем он спал, а какая-то часть пушкинистов крайне заинтересована быть специалистами в этих вопросах. О, этот исчезающий Пушкин. Таинство пустоты. Гениальности. Или того, что принято считать гениальностью за неимением другой в наши краях. Как открыть дверь к тому, что распахнуто? Как понять этот секрет, который лежит на прилавках книжных старьёвщиков? Что нужно сделать, чтобы постигнуть самих себя, историю (у Пушкина были даже историософские концепции, цикличности событий и так далее). Хуже того, как понять всех других, которые пытаются понять Пушкина. Он ведь, как дао, оказывается, неускользаем. И «своим» почти для всех. Левых, правых, монархистов, революционеров, православных, атеистов, девственников, развратников…

Ребёнок может это сделать. Ребёнок и сам ещё гений понимания всего. Дайте ему такой шанс, пока он не повзрослел. Давайте завидовать нашим детям, что они так мало знают. О той стране, где они живут. О её истории. О её писателях. Что может быть более святым, чем ребёнок, который учится читать, ещё зачастую не понимая, что это сделает его несчастным, вполне вероятно, если он будет слишком упорствовать в этой привычке.