На границе прекрасных черновиков

Если бы было можно прожить чужую жизнь, или хотя бы написать чужую книгу, то, пожалуй, что я бы выбрал эту. Это книжка во многом уникальна тем, что она сделана как «незаконченное», как «черновики», как «заметки». Конечно, можно вспомнить Гаспарова с его «Записями и выписками», и более того, с его попытками «экспериментальных переводов», где он нарочито сокращает и «уродует» поэтические тексты. Когда обрывки и сокращения парадоксальным образом расширяют текст.

В этой книге нет никакого сознательного (пост)модернизма, но тем не менее она читается удивительно современно. Есть здесь и короткие двустишия, и длинные тексты. Конечно, не стоит считать, что можно прочитать только эту книгу поэта. Лучше читать собрание его сочинений, чтобы понять эту. Или, например, прочитать его замечательное эссе о Слуцком (казалось бы, вовсе не поэтическое, но, в сущности, говорящие о поэзии больше, чем иные антологии)…

Сплошные превосходные степени в рецензии. Если вам захочется найти суровых критиков Чухонцева, то можно вспомнить уничижительную характеристику, которую дал ему Бродский, который вообще не брезговал уничижительными оценками. Однако вернёмся к книге. Здесь есть и относительно цельные стихи. Например.

радости не было?.. только она и была, радость (счастье — другое) у нас с тобою;это проснёшься, а рядом — белым бела —слива в окне и облако голубое —пусть разовьёт это Кушнер, а я скажупросто: слива и облако и довольно,белое и голубое, ну задержувзгляд на какой-нибудь мелочи: тени хвойнойили скворечнике без жильцов на культе стволабывшего дерева, высохшего от зноя,впрочем, всё это — слова, слова, слова,я же хотел — про белое и голубое…

И обрывки, которые бракосочетаются в удивительной калейдоскопической игре (ассоциаций, смыслов, музык, умолчаний, намёков). Иногда сочинитель задаёт жару и перцу, и просто почти жеребячится в яростном порыве игры с языком. Как в этой блистательной гусарской демонстрации версификационной ловкости. Где обыгрываются разные поэтические размеры «одного текста». Итак, два варианта.

пока пыль столетий бесследнаяглаза не повыест уму,телекия великолепнаяпо званью цветёт своему;

державы падут и империи,болваны рассыплются в прах,а в праздничной этой мистерииона — абсолютный монарх;

позвольте же, Ваше Величество,в глаза, не сочтите за лесть,и мне на правах ученичестваВам оду сию преподнесть…

Или ямб:

Пока столетий пыль бесследнаяглаз не повыедет уму,телекия великолепнаяцветёт по званью своему;

падут державы и империи,болваны сокрушаться в прах,а в этой праздничной мистерииона — незыблемый монарх.

Позвольте же, Ваше величество,Хоть лесть глаголящих не счесть,и мне по праву ученичествасию Вам оду преподнесть.

Конечно, это во многом позёрство и демонстрация ремесла, но всё-таки как прекрасно. Книга полна искренности, техничности, самой жизни. Из «философии» можно заметить православную риторику, с её удобством для смирения с миром. И прочими «оправданиям бога». Интересно сравнить с поэтикой стихотворца того же поколения, Генадия Русакова, который иногда, как кажется, почти сводит счёты с создателем.

Книга поэта — всегда странная вещь, поскольку предполагает, что «может что-то сказать», в наши времена, когда, честно говоря, само понимание «книги» уже проблематично, это особенно наивно и прекрасно… В данном случае, как в магическом кристалле, или, если угодно, будем современны, в магическом голографическом кристалле, мы видим целиком поэтику автора, а во многом и его отношения с русской литературой вообще… Как и в мандельштамовских «стихах о русской поэзии», в этой небольшой книжке прямыми и косвенными цитатами, да и названиями имён, возникает целая перекличка поэтических верениц, полчищ ласточек, фонтанов и созвездий. Любой знаток и любитель русской словесности придёт в восторг, возможно, с чем-то будет яростно спорить, но уж точно не останется в стороне. Эта книга в полной мере собеседник. Сам сочинитель, который мечтает в одном из текстов о «далёком собеседнике», может быть уверен, что он найдётся.

Имя Чухонцева более известно старшему поколению читателей (и то для многих оно оставалось в тени «эстрадной поэзии»), тем, может быть, важнее и интересней думать про писателя как про современного и важного не только «литературной среде» (где ему хватает признаний и почитателей), но и условной «школьной программе». Моё личное знакомство с творчеством поэта произошло достаточно давно с одного лирического (даже местами эротического до неприличия стихотворения), которое показалось мне дико интересным то ли в силу юности, то ли в силу поэтики, которая показалась одновременно современной и традиционной. Не могу сказать, что с того времени пристально следил за всеми публикациями сочинителя, но после этой книжки я с огромной радостью перечитал доступный архив текстов. Хочется надеяться, что и эта книжка, и другие книги поэта окажутся интересным не только тем, кто хорошо знает его творчество, но и тем, кто, возможно, только открывает его для себя.