С Ксюшей мы познакомились на семинаре литературной премии, которой больше нет, кажется. Премии. Ксюша есть. Ест пирожки на презентации своей первой книги прозы. Небольшой. Но с рекламными репликами на обложках от знатных литературных людей. Это повесть. Кажется, что детская. Как-то я сидел в кафе с Ксюшей и смотрел, как она общается со своим подрастающим ребёнком, который, кажется, приближался тогда к возрасту героя книги. Стоит ли делать далеко идущие психологические выводы… Короче говоря, поделюсь своими фантазиями и мыслями по поводу повести. От самой Ксюши (как собеседницы) у меня всегда сложные и противоречивые ощущения. Словно бы ты имеешь дело со старинным музыкальным инструментом, скажем, загадочным клавесином (из благородных пород деревьев с дребезжащими металлическими частями) или даже небольшим органом… Которым никто не умеет пользоваться. Утеряные ключи. Забытые ноты. Лёгкий диссонанс отстранения, хрупкости, которая прячется за внешней лёгкостью. Сдать в музей? Это мои фантазии, разумеются. Однако чуть ближе к книжке.

Impactliving.org
Трудный возраст

Это история подростка, его взросления, столкновения с коллективом. Жанр довольно обжитой, скажем прямо. «Драма взросления». С первобытных времён, что может быть важней, чем размышления о том, как «ребёнок становится взрослым». Позже, конечно, обряды инициации как-то отошли. Но темы остались: от Крапивина и Сэлинджера до популярных и «философских» текстов на эту тему, которые периодически возникают в массовой культуре. Ребёнок и мир взрослых. Жестокость детства. Подросток и коллектив, это конечно не про «воздух свободы», но и про это тоже. Система и личность. Тут заставляют лизать ботинки. Сама книга написана с заметным влиянием «драматургического» прошлого Ксюши. Есть тут и диалоги. И действеные глаголы. И, кажется, нарочитая сухость повествования. И мышление «сценами», «драматическими ситуациями» (часто нарочитыми, просто чтобы был «сюжет». Скажем, убийство косеножки. Столкновение со смертью «бабуши». Всё как-то перекликается, конечно… Но заметно «сконструировано».

Гантели

Где тут граница между «ремеслом» и озарением. Кажется, что автор посетила несколько десятков семинаров по детской литературе, что уже говорит о многом. Остальное дело вкуса. Даже назвать книгу последними её словами несколько «школьное» решение на мой вкус, но он, к счастью, может быть совсем разным. Мне кажется, что здесь всё чуть-чуть «понарошку», мотивировки, психология, язык описания, ощущения жизни, это всё детское, детская проза про ребёнка. Который должен столкнуться с миром, любовью, смертью… Процесс Кафки в детском спортивном лагере, абсурдный и отчуждённый мир. В этом есть некоторая тенденциозность, как сказали бы старые редакторы какого-нибудь издательства. Нет тут луча в тёмном царстве. Одни матерные школьные частушки.

Интересен язык книги. Иногда нарочито словно бы уплощенный. Всё идет своим чередом. Постоянно повторяются одни и те же примерно ритмические и семантические структуры повествовательные, завораживающая бедность выражения, своего рода поэтика сухости. Например.

«НикСан в последний день четверти пришёл к ним в класс и попросил отпустить Кирилла к нему в спортзал. В спортзале сидела рыжая маленькая женщина. Она попросила Кирилла пробежать. Кирилл пробежал, потом женщина попроисила кинуть ей мяч, потом внимательно смотрела, как Кирилл подтягивается. Потом переглянулась с НикСаном, а Кириллу сказала идти обратно на урок.

А на следующий день к ним домой позвонили. Та женщина набирала спортивную группу по плаванью».

Какой-то такой мир, мама и бабушка, детские лагеря и медленно, но не очень верно уходящее детство, всё это создаёт мир книги, условности, скупости языка и жизни, гербарии чувств (вновь эта ломкость, крылья стрекоз высушенных трепещат на ветру). Про что это книга? Конечно её можно прочитать и просто как сюжетную прозу. Она это позволяет. Есть тут и смешные моменты про детские страшилки, и куда как более грустные, про те ужасы мира, которые редко получают названия и превращаются в анекдоты… Где-то на втором дне, контрабандой, просачиваюсь сквозь страницы, обнаруживается печаль и грусть, невозможность любви, словно бы рассечённые и распавшиеся куски былого. Проза интересна тем, что сама написана часто почти детским языком. Для меня это про переговоры с собственным детством и детством своего ребёнка и детством вообще… Ведь что такое детство как ни то, что мы про него помним и сочиняем, ибо когда мы счастливы в нём, то оно не имеет форм и названий.

В конце стоит заметить, что мы, приятельствуя с Ксюшей, совсем отличаемся по способу отношения к текстам и «литературному процессу». Ксюша, к счастью, становится настоящим писателем, так, например, эта повесть принесла автору звание «стильное перо» русско-немецкого конкурса Русский still. С ней она стала финалистом «Корнейчуковской» премии… Так и написано в начале книги, которая, кстати говоря, издана при поддержке Министерства культуры РФ и Союза российских писателей. Судя по названному тиражу в 500 экземпляров, нельзя сказать, что поддержка была грандиозной, но всё-таки… Стильное перо. Столь хрупкое и стальное в одно и то же время. Читайте эту прозу. Это интересно.