«Селфи» на фоне зеркала: зритель остается с носом

Если в первых кадрах фильма (после автокатастрофы для привлечения внимания) демонстрируется, пусть и прилично-фрагментарно, бурный секс в туалете с красующимся в зеркале полуобнаженным дамским филеем и подрагивающими в воздухе острейшими «шпильками» в стиле «радость травматолога», то совершенно ясно, что в остальной картине будут безжалостно обнажаться грехи и пороки, а герой окажется в полной… ну, той самой части организма и будет неоднократно уязвлен в самое сердце — или что там у него. Фильм «Селфи» этих ожиданий не обманывает — попутно обманув множество других.

Прежде всего, среди если не обманутых, то удивленных наверняка оказались читатели и почитатели творчества Сергея Минаева. К почти одноименной книге «Духless 21 века. Селфи» фильм Николая Хомерики почти не имеет отношения — от нее остались одни «кости», сюжетный скелет, да и тот порядком перемонтирован при помощи клея, цветного скотча и проволоки. Если бы это сделал какой-нибудь «маляр негодный», можно было бы и вознегодовать, но эту операцию совершил сам автор книги, он же автор сценария, так что без вопросов, хозяин барин. Ироничный романист решил поиздеваться над собственным творчеством и образом жизни, а заодно — уже вместе с режиссером — и над киноштампами. Имеет право, в конце концов.

Жанр фильма определяется как драма и триллер. Это тоже по-своему изящный обман, причем двойной. Драма подразумевает наличие ярких персонажей, испытывающих душевные терзания, кризисы, вступающих в конфликты. Живущих жизнь в полном смысле слова. Главный герой «Селфи», блестящий, хотя и несколько потертый медийный и богемный «звездун» Богданов жизнь не живет, а дежурно прожигает. Причем и в этом отличие его от тезки из романа, по нему не особо и видно, что такая ситуация ему не нравится, что он от нее устал, что его тошнит. Он представляет собой этакий удешевленный аналог марвелловского Тони Старка, пусть не миллиардера и уж точно не филантропа, но, несомненно, плейбоя и циника, который живет, если уж говорить прямо, как скотина, и ни о чем особо не задумывается до тех пор, пока не клюнул жареный петух. Впрочем, и после выяснения отношений с грозной птицей судьбы он, в отличие от Железного Тони, отнюдь не становится супергероем, мстителем и спасателем мира, а превращается из большой свиньи в маленького и предположительно счастливого своей малостью человечка. Что — по сравнению со свиньей — безусловный прогресс, но…

Константин Хабенский старательно и, в общем, профессионально грамотно пытается изобразить страдания и терзания своего героя. Отчасти это заслуга гримеров (или времени), постепенно трансформирующих художественную небритость в трагическую многодневную щетину а-ля клошар. Долгие взгляды на равнодушные огни большого города, который слезам не верит, довершают настроение. Но чего-то явно не хватает. Не таланта актеру, а материала для проявления таланта. Огонь не горит без топлива. Богданов — что оригинальный, что имитатор, — при всех усилиях Хабенского напоминает не костер на жестоком ветру, а фальшивые электрокамины, где огонь демонстрируют на вставленной в стилизованную конструкцию «плазме». В сценарии нет ни ситуаций, ни диалогов, которые могли бы быть «вкусно» сыграны. Герой, даже пережив невероятные потрясения, особо никак не меняется — просто предполагается, что его человеческий облик, проявлявшийся ненадолго во время общения с дочкой, стал постоянным и основным. Но зритель этого не видит. Непонятно, будет ли он продолжать писать, но кажется, что скорее нет, чем да, что писательство отвалилось от него вместе со всей остальной шелухой, а, значит, и не было мальчика-то. Результатом всей то ли достоевщины, то ли гофманианы становится не возрождение припорошенного наркотической волшебной пылью и залитого алкоголем таланта, а вполне символическая отдача последней, вероятно, «настоящей» книги в виде выкупа за свободу (на, нежить, подавись!), отказ от творчества как от чего-то ненужного, погружение в семейную жизнь. Выходит, «голосу поколения» даже теперь абсолютно ничего не хочется сказать людям или больше нечего сказать? Но не есть ли это всего лишь другая сторона все той же вертлявой монетки эгоизма?

Самая же большая беда Богданова в том, что ему совершенно невозможно сопереживать. И дело даже не в предельной надуманности ситуации — «День сурка» гораздо фантастичнее, однако герой Мюррея глубоко трогает сердце. Герой же Хабенского выглядит не человеком, столкнувшимся с серьезными экзистенциальными проблемами, а, пардон, зажравшимся себялюбцем, «страшно далеким от народа», каким-то марсианином с рыбьей кровью, действующим в синтетических декорациях, объевшимся самим собой Уроборосом. Он не вызывает сострадания и сам к состраданию неспособен. Сострадает он исключительно себе, да и то для этого его нужно выставить на мороз, как нашкодившего кота. Кота, кстати, у него, в отличие от книжного прототипа, нет. Как-то не удивительно.

Другие персонажи выглядят всего лишь рамкой для этого пузыря пустоты, инструментами, которые он использует, чтобы решать проблемы — сексуальные, деловые и прочие. Они плоские и картонные — вероятно, такими видит их он сам. Бармен Макс — Федор Бондарчук — с приросшей к голове шапочкой вместо того, чтобы как-то влиять на героя, только бубнит про «вещества», сдает друга в психушку, вытаскивает из психушки, участвует (точнее, пытается участвовать) в составлении планов кампании против узурпатора, выполняя чисто служебную роль. И вполне бессмысленно гибнет — удостоившись скорби в течение примерно одной ночи, пусть и драматично проведенной Богдановым возле покинутого бассейна в снегах. Женщины — все три, включая бывшую супругу, — тоже ни рыба ни мясо, а гарнир для «таланта в беде». Гибель одной из них тоже эмоций не вызывает — не выплыла так и не выплыла, сама виновата. Дочка… Вроде бы за эту милую девчушку Богданов готов порвать любого на британский флаг, но ради своих целей, не моргнув глазом, подвергает ее опасности. А если бы у кого-то дрогнула рука? А если бы у злодея был пистолет? Девочка, впрочем, совершенно не против поработать подставой для лучшего в мире папы, который умеет так весело шутить про оторванный нос. Маньяк… маньяк и есть. Совершенно алогичный в своих желаниях и действиях. Чего он хочет — и впрямь духовного возрождения Богданова? Чужой литературной славы? Но Богданов свою славу и талант стремительно теряет. Откуда уверенность, что человек под таким запредельным давлением вдруг воспарит к высотам творчества, а не сиганет с крыши? Ну да, это же безумец… или собственный всезнающий гений, вполне совместимый со злодейством?

То есть драма неубедительна и невнятна. Триллер не получился вообще. Даже просто в качестве приема или пародии. Если это пародия, то ей явно не хватает блеска — пары слабеньких взрывов, погони, падения с машиной в воду и беготни по пожарным лестницам и катакомбам явно маловато для того, чтобы зритель оценил иронию. Непринужденные проникновения в психушку и тюрьму и выходы оттуда без всяких проблем, может, и заставляют припомнить классику ужасов (как вертящаяся монетка — Двуликого) и понимающе кивнуть, но больше работают на то, что все происходящее — всего лишь сон: даже в каких-то по счету «Елках» герои сбегали из дурки затейливее. По погибшим — всерьез, а не в рамках спектакля — никто не только не плачет, но и их гибель не расследуют, не задают никому вопросов. При таком вольном изгибании реальности во все стороны очень странно, что авторы отказались от сугубо мистического объяснения происходящего. Или пустая тюремная койка означает, что двойник был бесплотен и просто испарился? Или его никогда и не было?

Что ж, такое объяснение вполне подходило бы для философской притчи. Но она тоже не вышла. Путешествие героя к самому себе превратилось в такую же суету сует, как и его прежняя жизнь, а мораль слишком легковесна и пластмассова. Слава и деньги ничто по сравнению с семейным теплом и любовью? И это все? Но умеет ли герой любить? Обрел ли он эту способность — хотя бы из зависти к украденному у него счастью? И можно ли вообще полюбить из зависти?

На финальных титрах задумываешься только об одном — зачем вообще это сделано? Фильм практически ничем не услаждает эстетическое чувство, в нем нет никаких находок кроме пары-тройки аллюзий и полуцитат (вроде монетки или чудовищно навязчивых намеков на гоголевский «Нос», за которые в какой-то момент и правда хочется герою нос оторвать). Задуматься о чем-то всерьез — о смысле творчества, смысле жизни, неповторимости или стереотипности личности, наконец, — зрителю тоже не дают шансов, настолько неглубоко тут копают. Элементарный ответ: «ради денег и саморекламы» кажется каким-то слишком пошлым. Может быть, ради толики народного сострадания к нелегкой доле «звезд». Ведь не понимает никто, что знаменитые тоже плачут, а если они при этом еще и богатые… Что крупнее — жемчуг или слезы? Вот только за непутевой жизнью хорошего писателя следить еще более-менее интересно, но если непутевый плейбой с самого начала объявлен исписавшимся автором одной книжки, обглоданной костью духless — то о чем вообще разговор?.. Такое можно «купить» только ради мощного катарсиса в финале, но где он?

Что-то и впрямь не то у нас с «голосами поколения», с этими «рожденными в СССР», точнее, на излете его, властителями дум, которым о каких-то смыслах выше семейных напоминают разве что юбилейные рубли с символикой Олимпиады-80. Похоже, они сами понимают это. Их дети уже начали им мстить за несбывшееся великое? Или покалывает между лопаток от чьего-то недоброго взгляда? Где-то ведь он ходит-бродит, этот двойник, отлетевший дух с профилем Пушкина на монете, без которого жизнь, даже не дойдя еще до половины, в любой момент может превратиться в темный и страшный less. И тут никакие селфи — с фотошопом или без, с сотней или тысячью лайков не помогут. Не убедят в том, что ты существуешь. И тут потребуется нечто большее, чем вовремя отвозить ребенка в школу и на фехтование и дарить жене цветы. Это и добросовестный фантом-доппельгангер сумеет.