Театральный сезон 2017 года в Челябинском молодежном театре открылся премьерой постановки Тимура Насирова «Капитанская дочка». Анонс спектакля интригует — постаревший Петр Гринёв вспоминает события юности и задается вопросом: в чем именно он ошибся, почему жизнь его оказалась сломанной, несмотря на принципы чести?

П.Л. Бунин. Пугачев и Гринев. 1960 (Иллюстрация к повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»)

Повесть Пушкина, в которой судьба сталкивает главного героя с Емельяном Пугачевым, — произведение хрестоматийное, всем известное и давно разобранное, отмечают авторы, но не всё так просто, как может показаться.

«Шаг за шагом Петр Андреевич разбирает свою жизнь и задает один и тот же вопрос: где он, Петруша Гринёв, оказавшийся в центре бессмысленного и беспощадного русского бунта, допустил ошибку?», — говорится в анонсе.

Показы «Капитанской дочки» проходят с большим успехом — зал заполнен, зрители оставляют отзывы в соцсетях. Премьере предшествовала активная информационная кампания, нацеленная главным образом на молодежь. Школьники идут в театр вместе с педагогами. Как переосмыслена повесть Пушкина на сцене Молодежного театра?

Николай Ге. Пушкин в селе Михайловском. 1875

Расхождений с оригиналом в постановке немного, но… более чем достаточно. Так, на сцене одновременно присутствуют два Гринёва: юный Петруша и пожилой Петр Андреевич ‑ и две Марии: капитанская дочка Маша и Мария Ивановна. Герой постаревший смотрит на себя же молодого, но в кульминации, когда реальность переплетается с воспоминаниями, главными действующими лицами становятся взрослые Петр и Мария.

Подчеркнута наивность, даже инфантильность молодого Гринёва. В детские годы его окружают многочисленные няньки, в отрочестве его воспитатель — француз Бопре, приехавший в поместье на велосипеде с воздушным шариком. (На всякий случай напомним читателям, что первые велосипеды, похожие на нынешние, появились только к концу XIX века, а воздушные шарики ‑ и подавно во второй половине XX века. Этот, очевидно намеренный анахронизм, вероятно, что-то должен сказать зрителям. Или о них. Только вот что?) Этот белый шарик, символ чистоты и незрелости, позже обнаружится среди вещей главного героя в самый драматичный момент — перед штурмом Белогорской крепости Пугачёвым.

Особая атмосфера спектакля — в деталях. Безысходность снежной бури, в которой едва не погибли Петр и Савельич, передана речитативом пушкинского «Мчатся тучи, вьются тучи…», а безнадежность осажденных в крепости — тягучей народной песней.

Пугачёв у Насирова — харизматичен и ярок, созданный Пушкиным образ обрастает чертами бандита времен 90-х (интересно, не правда ли?). Но страшнее вожака — его ближайшие сподвижники, постоянно поигрывающие ножичками, опасные в своей обыденной и веселой озлобленности.

Василий Перов. Суд Пугачёва. 1875

Трактовка повести автором спектакля проявляется ближе к финалу. При последней встрече Пугачёв рассказывает Гринёву калмыцкую сказку о соколе и вороне. Первый живет тридцать три года, второй — триста лет, питаясь падалью. Мятежник уже предчувствует свой конец, он предвидит, что будет предан своими же людьми, и оправдывает себя тем, что лучше «раз напиться живой кровью». Но Гринёв возражает ему: жить убийствами и разбоем — это и есть «клевать мертвечину».

Пушкин здесь ставит точку, Насыров же добавляет одну реплику. «Нет орла в твоей сказке!», — кричит Гринёву Пугачёв.

После усмирения пугачевского бунта Гринёва, которого Пугачёв оставил в живых после захвата крепости, судят за пособничество мятежнику. Изменивший присяге Швабрин приговорен к смертной казни, та же участь грозит Гринёву. Молодой офицер предстает перед государственными судьями, которых играют… те же «братки» Пугачёва. Разудалым бандитам тесно и неловко в судейских мундирах, они поигрывают ножичками и глумятся над Гринёвым.

Петруше грозит виселица — именно так казнили коменданта Белогорской крепости и бунтовщики — но за своего невиновного возлюбленного заступается Маша и вымаливает прощение ему у императрицы.

Иван Миодушевский. Екатерине II передают письмо Маши. 1861 (На сюжет повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка»)

Екатерина II появляется на сцене царственно-холодной и грозной, в ярком алом платье. Она может казнить или миловать, наказать или наградить — как и самозваный «царь Петр III» Емельян Пугачев. Объявив Гринёва помилованным, пообещав Маше свое покровительство, императрица удаляется меж силуэтов виселиц.

Гринёв остается с любимой женщиной, но он на всю жизнь запятнан в глазах своего сословия. В его жизни больше нет ни войн, ни свершений, а есть лишь тихое счастье с супругой, обеспокоенной тем, не пересолено ли новое блюдо.

Тимур Насиров в интервью «Южноуральской панораме» прямо говорит о параллелях с сегодняшним днем. Российская жизнь, отмечает режиссер, — это

«противостояние господ и рабов, одних бандитов и других бандитов», это несправедливый суд, которому не нужны доказательства, это сотни невинных в тюрьмах.

«Так было и во времена Пушкина, и сейчас», — говорит Насиров.

В.А. Фаворский. Маша и Гринев.1938 (Иллюстрация к повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»)

В интервью режиссер смягчает посыл собственной постановки. Поставленный в анонсе «Капитанской дочки» вопрос остается без ответа. В чем заключалась ошибка следовавшего отцовскому завету дворянина Петруши Гринёва? Да, власть сначала объявила его, невиновного, преступником, а после снизошла до милости. Судьба его, пушкинского маленького человека, оказалась опалена историей. Да, пороки самодержавия привели к пугачевскому бунту, но ведь и борцов за правду в постановке нет.

«Пушкин не дает ответа на вопрос, нужно ли беречь честь смолоду. С другой стороны, быть нечестным, как Швабрин, тоже противно. Ответов нет…» — говорит Насиров.

Головоломка складывается, если, следуя замыслу автора, признать Россию преступным государством, объявить ее мертвечиной, безорловщиной — «Нет орла в твоей сказке!». Если уравнять императрицу Екатерину, окруженную повешенными, и мятежника Пугачёва. Тогда само служение такой России — ошибка.

Пожалуй, можно поспорить с тем, есть ли ответ у Пушкина, но дело в другом — как же школьники? Допустимо ли в столь сложный для страны период выставлять ее историю в совершенно черном свете? И каким образом они, со свойственным юности максимализмом, будут выбирать, как строить свою жизнь и чему служить?