Новая премьера Волковского театра стала событием для Ярославля. Спектакль «Опера нищих» в постановке молодого режиссера Глеба Черепанова вызвал шквал споров, критики и восхищения. В соцсетях развернулись целые дискуссии на тему, что же именно показал Волковский зрителю, и как к этому относиться.

Театр им. Ф.Волкова
«Опера нищих»

С последним проблемы — постановка для ярославской сцены, мягко говоря, не типичная. Эстетика бёртоновского кошмара, воплощенная в фарсовом мюзикле под соусом гротеска, приправленного элементами буффонады. Художественная условность, возведенная в квадрат и выплеснувшаяся за пределы сцены. Монохромное цветовое решение сценографии, жуткие маски вместо лиц, откровенные провокации и — как удар в лоб — русская попса… В общем, непростое испытание для ярославского зрителя, не привыкшего к жестким экспериментам. Зритель уходил, зритель ругался… Зритель не понял… Не понял, что с ним просто ‑ и довольно весело — играют.

Так что это было?

Замысел спектакля безумно интересный — и столь же безумно сложный. Не потому, что жанр мюзикла для Волковского театра не совсем привычен. А в силу множества разноплановых элементов, которые режиссер соединил в одной постановке — живой оркестр за сценой, перфоманс, клоунаду, пантомиму, фарс, вокал, шоу, литературные и музыкальные заимствования и аллюзии… За всем этим многообразием нетрудно и извинительно потерять смысл повествования — что и случилось с некоторыми зрителями. Но это не повод расстраиваться — потеря с лихвой компенсируется самим процессом действия. Не нащупываете мысль? Не беда — просто наслаждайтесь тем, что происходит на сцене. Слушайте и смотрите здесь и сейчас. Это как рагу у Джерома К. Джерома: там есть, что пожевать, а тут есть, что посмотреть. Один Капитан Мэкхит синего цвета, как абориген планеты Пандора из фильма «Аватар», чего стоит! И это, на мой взгляд, одно из достоинств спектакля, а также элемент игры со зрителем.

Те же, кого не удалось заморочить, найдут вполне читаемые смыслы — их тоже много, и ими тоже играют. Синий бандит примеряет на себя образы то героя, то дьявола, то Христа. Клоака маргинального сообщества не оставляет людям шанса на человечность — потому в ней нет людей. Есть лишь уродливые маски, среди которых рассуждения о Боге и дьяволе выглядят абсурдной фантасмагорией. Продолжать можно долго — почва для философствования в постановке дана обильная, в том числе в силу многих литературных отсылок — к Булгакову, Достоевскому, Гете…

Но самый интересный — весь этот искалеченный мир выходит за пределы сцены. В антракте зритель там и сям сталкивается с персонажами. Один пришел в кафе, другой играет в наперстки и клянчит у людей деньги (временами вполне успешно), третий с пьяным бухтеньем валяется в проходах зрительного зала, переваливается через кресла, пробираясь к сцене. Это, конечно, тоже игра. Это перфоманс. Но с вполне читаемым подтекстом: уродливые души существуют не только в маргинальной клоаке, — которая тоже существует, прямо рядом с театрами, дворцами и вашими домами, но и в любой другой социальной прослойке. И никто от этого кошмара не гарантирован.

Страшно, аж жуть!

С режиссерским взглядом на постановку можно соглашаться или нет. Но трудно спорить с тем, что концепция спектакля довольно интересна. Мир, созданный на сцене, воплощает эстетику кошмаров — как в мультфильмах Бертона, Селика и других подобных произведениях. Он существует в черно-белых тонах и преимущественно покрыт тенью. Мир мертвых, потустороннее темное пространство. Это впечатление подчеркивается сценографией: глухие стены скрывают неясные ходы, где обитают странные существа, а освещенный белый проем создает впечатление гроба, пустого перехода между мирами — искореженное пространство, лишенное гравитации, изломанные линии… Чьи-то руки, ползающие пауками по краям света и исчезающие в никуда… Гротескные искореженные фигуры, медленно вылезающие и опускающиеся в яму перед авансценой — как в могилу… Мумия в бинтах… Персонажи — тени ночных кошмаров, мертвецы, куклы, уроды, отражения в разбитом зеркале. Шевелящаяся грязевая масса, черепа и прочее, и прочее. Здесь невозможно услышать нормальный человеческий голос — это либо шипение, либо крик, либо фальцет, либо интонирование — все, на что способны голосовые связки актеров. Движения, жесты — соответствующие. Впечатление — самое жуткое. Но наблюдать все это безумно интересно!

Впрочем, нечто подобное я уже видела в Ярославле — подобную эстетику в спектакле «Приглашение на казнь» на Международном Волковском фестивале показал Белградский театр. Но раз речь зашла о заимствованиях, то почему бы и нет — в конце-концов, загадкой больше, загадкой меньше…

Но зритель оглушен и зачарован. Его затягивает в могилу вместе с персонажами. Зритель там, в могиле, никому не нужен — под сценой не так много места. Поэтому транс периодически снимается переключением планов. Актеры вдруг выходят из образа ‑ и из спектакля ‑ и общаются друг с другом и зрителем уже как исполнители: жалуются, обижаются, беседуют, ругаются, шутят, пьют чай. Зрителю напоминают: театр условен! Впрочем, и этот интерактив — еще большая условность.

Есть и третья условность — эстрадные номера под русскую попсу, снимающие напряжение в зале и почему-то приводящие зрителя в восторг. Наверное, потому что Лепс, Пугачева и Натали привычны и понятны всем, а Тим Бёртон, Джон Гей, Глеб Черепанов — не всем. Если бы режиссер отказался именно от этой условности, спектакль приобрел бы большее стилистическое единство. Но две условности — это, как говорится, на покойника.

Ну, давайте уже про актеров!

Хорошо, вам не нравятся намеки на могилы, женщины-пауки и попка Дарьи Таран. Зато какой простор для самовыражения актеров! Говорить о том, что они создали великолепные образы — банально и слишком просто. Мы все прекрасно знаем, что волковцы способны даже отразить вторжение инопланетян. Но диапазон для актерской игры предоставлен широчайший — и он используется по-максимуму. Каждый персонаж выполнен в несколько «слоёв» и постоянно меняет маски. Но главное — актеры просто «отрываются» на сцене, валяют дурака и чего только еще не делают. И вот за это можно аплодировать создателям спектакля, потому что скучно в таких условиях точно не будет. Хотя в течение почти четырех часов действие местами казалось затянувшимся. Но это вопрос темпа спектакля и регулируется чисто механически.

Что в итоге? Передать впечатления от постановки непросто — это яркий, захватывающий кошмар в зимнюю ночь. С учетом синкретичности — довольно цельный, продуманный и выстроенный. Может, и слишком много там всего: и музыки, и смыслов, и вокальных партий, и образов, — но это отнюдь не утомительно. Да — не всегда понятно зрителю, но органично и захватывающе. Будет жаль, если постановка не найдет своего зрителя. Хотя жаркие споры вокруг спектакля, по идее, должны сыграть в пользу кассы. Да и заспался что-то ярославский зритель. Пора его встряхнуть.