В театре был злой охранник и добрый, злой просил обязательно всё выкладывать, когда пищит, а добрый — чуть виновато на меня смотрел, извинялся за начальника. И был готов пропустить. А до этого администратор в галстуке. А в туалетах чисто. Подписи на стене «Рахманинова Зина». График всеблагой уборки. А в буфете недовольные толпой продавщицы икры и кофе. Вот и всё. Это повседневность. Часто невыносимая. Как давка толпы в час пик. В театре шумно.

Кузьма Петров-Водкин. Театр. Фарс. 1907

Роман «Улисс» в том числе и о повседневности. Но и обо всём. О богах и верах. Любви и ненависти. Жизни и смерти. О чём угодно… И всё-таки об одном дне, об одной любви. Про это снимали. Можно посмотреть черно-белое кино «Улисс», можно фильм «Нора» про Джойса и его возлюбленную. Собственно, день их встречи стал днём действия романа. Можно почитать лекции Набокова. Или книгу Сергея Хоружего (переводчика романа). На сцене посмотреть Джойса почти невозможно. Негде. Но вот разве что здесь… Уже это заслуживает почтения. Публика и правда почтенная. Одна девушка меняла обувь на сменную. Трогательные старые нравы. На спектакле можно получить некоторое представление о романе. ЕГЭ не сдашь, но и хуже не станет. Сам роман обвинялся когда-то в порнографии (песни про онанистов прилагаются и исполняются в спектакле), богохульстве (оно же богоискательство), в чём только не обвинялся… Один из самых влиятельных романов прошлого века. Мучительно шёл к печати. Судьба спектакля завидней. Награды. Признание. Авторские платить автору поздно. Очки Джойса дружат с чеховским пенсне. Костюмы сделаны в мхатовских традициях. И вообще свет, сценография — достойны высших похвал. Разговоров в кафе сколько угодно: «Скажите! Джойс — это уже постмодернизм или ещё модернизм?» Остроумие отмеривается чайными ложками. Можно мериться зачётками филфаков…

Vtbrussia.ru
Евгений Каменькович

Режиссёр делает Джойса простым, забавным и понятным. Доступным для широких масс. Конечно, тут есть и перемигивания для посвящённых. Чего стоит сцена с издёвкой над критиками с их кондовыми жестами (кстати говоря, я заметил, что сижу именно в позе критика, подперев пальцем щёку, созерцая эту сцену, чего со мной обычно не бывает). Ах, театральный дым, марево духов публики… Чего только в этом ни пригрезится. Есть здесь и чуть видный акцент на теме еврейства, и внятные человеческие характеры. Есть даже пресловутый финальный 40-страничный монолог (конечно, для удобства потребления он перебивается недолгими развлекательными интермедиями). Публике нравится. Мне нравится. Хотя мужчина в хорошем вязаном джемпере обронил супруге: «Скучно, бессмыслица», — но покорно за ней поплёлся в первый ряд. Понятно, что это театральное событие должно быть в доме каждого театрала и просто состоятельного скучающего человека… Да всё понятно, когда про бога, то надо падать на колени в свет прожектора. В конце концов, роман «Цемент» на сцене был бы жестом авангарда, а Джойс — давно классика.

Для меня это спектакль о попытках смириться с пошлостью и обыденностью жизни, через которую просвечивают мифы, бессмертные образы и вечные великие надежды и ожидания. Спектакль очень смешной. Хотя смеялось, помимо меня, только пара человек в зале. А соседка даже интересовалось у спутника: «Это что, смешно?» Каждодневное путешествие через себя довольно грустно. Но что уж делать. Нужно как-то двигаться через туалеты, буфеты, бордели, церкви, библиотеки к чему-то важному, к своим Итакам. Что нам остаётся? Среди множество изобретенных Джойсом слов есть одно знаменательное «хаосмос», помесь хаоса и космоса. Карнавальное гадание на кофейной гуще. Вселенная в капле воды, плевке (в лучшем случае). Чаще всего самоучители по Джойсу строятся по принципу толкований. Например, составляются таблицы мотивов, ассоциаций, планов. Считается, что Джойс вёл постоянную перекличку с «Одиссеей» (а заодно со всей мировой культурой, которую сумел освоить в Тринити-колледже). В этом смысле путешествие по спектаклю может стать началом конца для слишком любознательных зрителей. Среди джойсоведов есть даже термин «Воронка Улисса», чем дальше, тем больше засасывает в себя этот бездонный текст. И вот вы обнаруживаете, что пришли в театр как зритель. А на самом деле вы участник своего собственного путешествия. Наравне с актёрами, режиссёром, переводчиком, греческим пантеоном, авраамическими религиями, шлюхами, святыми, инквизиторами, рабочими сцены, президентами и человеком в макинтоше…

Одиссей, получающий наставления Тиресия. Краснофигурная роспись на кратере. IV век до н. э

Отдельно стоит упомянуть про существование актёров. Они существуют с уверенностью и даже некоторой наглостью первооткрывателей. Им радостно. Им хорошо. Почти всегда. И эта материя игры. Удовольствия. От столкновения с друг другом и текстом как-то растворяется в воздухе. И жизнь кажется более терпимой. Удивительно мягкое и открытое пространство. Никто ничего не навязывает особо. Хочешь — смотри это как варьете или кабаре (а песни и правда замечательно органичны), хочешь — как умный и проникновенный спектакль о мужчине и женщине, альфе и омеге, тени и плетне, Англии и Ирландии… А уж комментаторов — да сколько угодно. Счастье незнания, счастье святого причастия к великому тексту, счастье юмора и трагедии. И всего-то шесть часов вашей жизни. Стоит ли раздумывать? Идите. Сквозь себя к себе и другим. Через рамку металлоискателя на входе в вечность.