Родители гения: Шекспир, жрицы вуду и марсиане
«ГРАЖДАНИН КЕЙН» / CITIZEN KANE
В 1938 году 23-летний юнец, создавший бродвейский театр «Меркурий», переполошил всю Америку радиопостановкой «Война миров». Несмотря на то, что трансляция предварялась анонсом, многие решили, что идёт прямой репортаж с места высадки марсиан. Началась паника. Тысячи людей рванули искать места, где их не обнаружат боевые треножники. Многие беглецы обматывали головы мокрыми полотенцами, чтобы защититься от отравляющих газов. Церкви заполнились прихожанами, молящимися о спасении своих душ. Однако не все решили драпать или вручили судьбы Создателю. Многие забаррикадировались и взяли в руки оружие. В ряде городов были созданы вооружённые группы, полные решимости вломить марсианам.
На следующий день Америка узнала имя радиохулигана — Орсон Уэллс. Газетчики вспомнили, что именно этот юнец в своём бродвейском балагане объединил Шекспира и вуду. В его версии «Макбета» действие разворачивалось на Таити. В спектакле играли негры, а на сцене исполнялись кровавые ритуалы — настоящие жрицы резали настоящих овец.
В суды полетели иски. Люди, испытавшие ужас, требовали от радиостанции компенсации за моральный урон. Никто ничего не получил, кроме одного человека. По настоянию автора постановки мужчине была выплачена сумма, равная стоимости его ботинок, порванных во время бегства от марсиан.
Вскоре студия «РКО» сделала одарённому юноше предложение, от которого отдавало чисто американским авантюризмом. Орсон Уэллс получал возможность снять фильм в условиях полной творческой свободы. Он был волен выбирать сюжет, приглашать актёров, каких захочет, и работать без вмешательства руководства. Дебютант также получал право, которое десятилетиями выбивали себе такие мастера, как Фрэнк Капра, — право на окончательный монтаж. Условия вознаграждения выглядели столь же фантастическими. Студия гарантировала дебютанту двадцать пять процентов от прибыли, которую принесёт его фильм.
Шанс сделать фильм вне продюсерского контроля был воспринят Уэллсом и как подарок судьбы, и как брошенный вызов. Он понимал, что в случае провала у него не будет никаких оправданий. Дебютант знал, что его считают выскочкой и немало людей примутся отыскивать в его картине изъяны. Поэтому, переселившись в Голливуд, он на протяжении нескольких месяцев изучал азбуку кинопроизводства. Вместе с оператором Греггом Толандом он по кадрам разбирал «Дилижанс» Джона Форда.
Над сценарием Уэллс работал вместе с Германом Манкевичем. Их героем был человек, которого сам Уэллс называл эгоистом и добрейшим малым, идеалистом и негодяем, гением и посредственностью. Всё зависело от того, кто о нём рассказывал. Воля, энергия и целеустремленность вознесли этого человека на вершину мира, где его терпеливо поджидали пустота и одиночество. Картина показывала, как Чарльз Фостер Кейн двигался к цели — стать во главе американского государства, а по большому счёту и мира, — и как на этом пути происходило его перерождение. Его «я» выходило из берегов, и в этих кипучих водах исчезали всякие сомнения в собственных правоте и величии. Проиграв в войне компроматов и утратив шанс взойти на вершину, он стал возвышаться иным способом. Кейн построил оперу для своей дамы сердца, показывая, что он бросил семью и разрушил карьеру не из-за какой-то «певички», а из-за великой певицы, и стал возводить замок-гигант, какого нет ни у кого на свете. Лишь в последние мгновения жизни на поверхности этого океана самолюбия показался крохотный островок далёкого прошлого — символ безмятежного детства как отправной точки его трагического пути. Ему вспомнились его старые санки, пылящиеся в подвале, среди нагромождения вывезенных из Европы статуй. На них стояло фирменное клеймо «Розовый бутон». Эти слова он произнёс, умирая, и газетчики так и не смогли выяснить их смысл.
«Человек не может стать великим, если он не признаёт над собой чего-то более великого — будь то Бог, Искусство или Закон», — сказал Орсон Уэллс, когда журналисты попросили его разъяснить идею картины.
Сценарий писался втайне. Никто не знал, что создаёт юный нью-йоркский гений. Вскоре стало известно лишь невразумительное название, под которым фильм запустили в производство — «Гражданин Кейн». Его придумал президент «РКО» Джордж Шэффер.
Уэллс старался работать быстро, не показывая руководству материал. Он планировал сделать это, когда фильм будет снят не менее чем на три четверти. Режиссёр опасался, что на более ранней стадии студия может заморозить проект. В герое фильма голливудские боссы могли узнать себя или своих партнёров по гольфу.
Уэллс оказался прав. Руководство студии встревожилось, увидев практически готовую картину, но отступать уже было поздно.
Первые же премьерные показы породили волну слухов, которые быстро докатились до Уильяма Рэндольфа Хёрста. Именно с него, как все поняли, был срисован «гражданин Кейн».
Владелец газетной империи сразу влез в драку, что вполне отвечало его характеру. Через своего друга Луиса Майера он передал Джорджу Шэфферу предложение. Он готов был выплатить восемьсот тысяч долларов за уничтожение негатива фильма и всех позитивных копий.
Студия взяла тайм-аут. Её боссы взвешивали «за» и «против». С одной стороны, они не хотели ссориться с Хёрстом и его влиятельными друзьями. Но с другой — скандал, связанный с фильмом, сулил барыши, намного превышающие ту сумму, которую предложил всесильный газетный магнат. Руководство студии не могло прийти к решению, затягивая выпуск картины.
Столь трусливая позиция возмутила Уэллса, который пригрозил «РКО» судебным иском. Это решило исход дела. Фильм был выпущен на экран.
Как и ожидалось, армия Хёрста получила сигнал к атаке. Особенно старалась ведущая колонки голливудских новостей Луэлла Парсонс. Её хорошо оплаченный гнев оказался наиболее яростным.
Отзывы изданий, не подчинявшихся Хёрсту, были диаметрально противоположными. Картину назвали шедевром, а приёмы съёмок, применённые режиссёром и оператором, и сама структура рассказа были признаны абсолютно новаторскими.
В одном из интервью режиссёр рассказал о провокации, которую пытались организовать, как он выразился, «холуи Хёрста», подсунув в его гостиничный номер несовершеннолетнюю девицу. Если бы не полицейский, предупредивший Уэллса о подготовленной ловушке, режиссёр не миновал бы тюрьмы.
Результаты первых прокатных недель оказались неутешительными. Главной причиной стал бойкот, организованный Хёрстом, но была и другая. Провинциальной Америке фильм оказался не по зубам. Студия получила прибыль только после его повторных прокатов.
За прошедшие десятилетия своё отношение к творению Уэллса выразили сотни критиков. «Гражданин Кейн» был объявлен лучшим фильм в истории сначала американского, а потом — и мирового кино. Последнее выглядит дико, поскольку фильм, созданный в рамках американской идентичности, не может быть объявлен высшим достижением мирового киноискусства. В Западной Европе или России с этим могут согласиться только ползающие на коленях ничтожества.
Суперстатус фильма породил скандальную возню вокруг авторства. Вот сработал бы Уэллс заурядно, и никто бы ничего не оспаривал, но он создал шедевр — и разгорелся спор, который длится десятилетия.
Сам режиссёр говорил по этому поводу: «Мне повезло, что я работал с Манкевичем: всё, что касается «бутона розы», — его идея, но, откровенно говоря, мне она не особенно нравится, хотя и работает. Мне очень повезло также, что оператором был Грегг Толанд — лучший из когда-либо работавших кинооператоров, мне также повезло и в том, что попались актёры, никогда до тех пор в кино не снимавшиеся. Все они были из моего театра. Я не смог бы сделать «Гражданина Кейна» с опытными киноактерами, потому что те обязательно спорили бы со мной. То, что я был новичком, их раздражало бы и в конечном счёте испортило бы фильм. А так я оставался, как говорится, в кругу семьи».
Сказанного оказалось достаточно одним критикам, но мало другим. Возникла целая литература, страстно выясняющая, кто бросил золото, а кто медь в копилку великого замысла. Споры, связанные с рождением сценария фильма, чётко разделяют авторов публикаций по этническому признаку. И это невозможно не видеть. Как невозможно не видеть того, что в этом споре отражаются мания величия, властолюбие и потеря ориентиров — ровно то, о чём поведал «Гражданин Кейн».