Как по Великой депрессии ударили «счастливым концом»
В 1933 году Америка волочилась по дну. Шестнадцать миллионов безработных, промышленность, загруженная на двадцать процентов, жалкие будки отверженных на окраинах мегаполисов, разорившиеся фермерские хозяйства, голод, уносящий тысячи жизней, протесты, подавляемые с помощью дубинок полиции и револьверов частной охраны, — таким был итог правления предыдущих администраций, отказавшихся регулировать экономику и свято веривших в могущество невидимой руки рынка.
Невидимая рука потрясающе себя проявила — раздула пузырь финансовых спекуляций и привела к катастрофе. Правительство, допустившее это, уверяло сограждан, что кризис сам себя изживёт — невидимая рука всё исправит, и надо просто набраться терпения. Но страна не поверила и избрала нового президента.
Весной 1933 года пожарная команда Франклина Рузвельта приступила к работе. Она закрыла все сомнительные кредитные учреждения, заставила банки страховать вклады и установила жёсткий контроль над рынком ценных бумаг. Она провела девальвацию, скупила ряд банков и через них стала кредитовать экономику. Она создавала разные формы занятости — от строительства автострад до разрисовки стен зданий.
Невидимая рука вставляла палки в колёса. Её сторонники заявляли, что Рузвельт держит курс на создание плановой экономики и корпоративного государства. Они готовы были принести в жертву миллионы людей, «не вписавшихся в рынок», но не отступить от заветов Адама Смита. Истинные демократы обратились в Верховный суд и добились упразднения Национальной администрации восстановления промышленности — как органа, нарушающего принципы Конституции.
Несмотря на короткий срок существования, «недемократический орган» успел сделать много. Например, выработал кодексы честной конкуренции для каждой отрасли, включая кино.
Кодекс честной конкуренции для Голливуда оказался самым длинным из всех. Отрасль уже представляла собой олигополию, и крупные компании, поделившие рынок, должны были снять все вопросы, способные омрачить бизнес.
Рузвельт возлагал огромные надежды на кинопромышленность. Она переживала не лучшие времена, но не рухнула под ударами кризиса. В её переоснащение вкладывались огромные деньги, и не сегодня-завтра она должна была выбиться в лидеры и приносить доходы казне.
Новая администрация видела в кино и мощный политический инструмент. На дворе была слякоть общественных разочарований, и власти нужны были фильмы, вселяющие надежду и показывающие сильных людей. Кино должно было вкачивать в американский мир оптимизм.
Поэтому правительство на многое закрыло глаза. Оно сохранило практику «блокбукинга», когда кинотеатры получали фильмы «пакетами» и были вынуждены показывать хлам. Оно не дало ход новому разбирательству о нарушении Голливудом антитрестовского закона. Правительство просто заблокировало его, поскольку крупный капитал активно развивал кинобизнес. Впоследствии, когда «великая депрессия» уйдёт в прошлое, дело возобновится, но пока его запрятали под сукно.
1933 год был очень тревожным для Голливуда. Треть кинотеатров закрылась. Цены на билеты упали с тридцати центов до двадцати. Производство приносило убытки, а общий долг студий перевалил за четыреста миллионов долларов. Но при этом кинофабрика не думала останавливаться. «Столица кино» не превратилась в мёртвый город, как многие американские города той эпохи. Конвейер работал, и внешне всё обстояло благополучно.
Самым мрачным был день, когда из Нью-Йорка пришло распоряжение о сокращении зарплаты по отрасли аж на пять процентов. Луис Майер, объявляя об этом сотрудникам «МГМ», не выдержал и расплакался. А успокоившись, пообещал, что всё и очень скоро вернётся.
Это было время полного взаимопонимания между Голливудом и администрацией Рузвельта — начало романа, который войдёт в историю американского кино как «золотой век». Прямым отражением этих романтических отношений стало решение, принятое студийными боссами единогласно и пылко в том же 1933 году: отныне каждый фильм будет завершать хеппи-энд.