Это «ж-ж-ж» неспроста: об оренбургских «пчелках», школе, семье и балете
.
Поистине всегда там,где недостает разумных доводов,их заменяет крик.
Леонардо Да Винчи
* * *
12 апреля, в воскресенье, на одном из политизированных you-tube каналов появилось позже оказавшееся скандальным видео, озаглавленное «Пчелки и Винни пух. Оренбург. Школьный детский театр». Самим скандалом с разоблачением, последствиями для детей и их родственников, совещаниями оренбургских властей, инициативами думских фракций и прокурорскими проверками можно насладиться при помощи любого средства массовой информации от интернет-изданий до утюгов радиоточек. Отдельного внимания заслуживает не только скорость распространения скандала, но и фактическое его наполнение.
С одной стороны, сама пресса, дружно забыв про повсеместно декларируемый моральный нейтралитет, четко занимает одну из радикальных этических позиций по отношению к предполагаемой «школьной» постановке: «Запретить и не пущать!» или «А что тут такого?». С другой — и это наиболее интересно — публика высказывается более чем однозначно про качество и наполнение самого танца: «Ужасная пошлятина. Почти на грани педофильского порно: («, «У деток такие ж… пы, что это уже не театр, а бордель», «Пошлый и мерзкий танец». И о предполагаемых последствиях для людей, к танцу (якобы) причастных: «Хореографа и дирекцию под статью!» или «Мозгами шевелить, а не жопами вертеть. Вот чему в школе должны учить. Директора и постановщика под СУД, а школьниц в библиотеку!» или даже «постановщика танца на кол!!!».
В целом комментарии как довольных, так и недовольных видео граждан можно свести к «обсуждению» двух тем: сексуальности девушек на видео и их дальнейшему трудоустройству (обычно в не самой уважаемой сфере) и качества школьного образования в России на примере личности директора школы или руководства Оренбурга, или Министерства образования, или Правительства в целом, или лично Президента. При этом уровень аргументированности дискуссии часто оставляет желать лучшего, приведенные выше примеры высказываний — достаточное доказательство. Источающие ненависть комментарии, как и предложения разнообразных вариантов физической расправы с тем или иным реальным или воображаемым участником событий, встречаются в обсуждениях очень часто.
Так, очень показателен объединяющий обе темы и в меру аргументированный и сравнительно взвешенный комментарий некоего Виталия: «Соглашусь со многими тут. Танец вызывает только неприязнь. Потому что это школьницы. И сразу представляешь себя отцом одной из девушек и реально хочется вломить люлей директору и хореографу. А еще радует, что комментарии адекватные пишут. Есть еще нормальные люди в нашей стране!» Нам, кроме прочего, важно отметить, что комментарий оставлен 14 апреля, то есть в день, когда уже точно только ленивому было неизвестно, что речь не идет о постановке в какой-либо общеобразовательной школе.
Собственно, львиная доля разразившейся и дошедшей аж до федеральных законодателей бури связана с изначальной идеей, что «такое» творится прямо в школе — между уроками по обществознанию и слову божьему геометрии. Идея взялась, конечно, не с потолка, а из названия ролика, в котором упоминался некий «Школьный детский театр». Идея эта чудесным образом сохранилась вопреки тому, что уже на следующий день после публикации — в понедельник, 13 апреля, — всякому заинтересованному могло быть ясно, что видео это имеет отношение к частной танцевальной студии и никаким боком школы Оренбурга не затрагивает. Это уточнение было (или должно было быть) опубликовано всяким уважающим себя СМИ, проверяющим источники глубже заголовка. Но, как в известном анекдоте, «ложки нашлись, а осадок остался». Именно таким анекдотическим образом скандальные новости остаются в коллективной памяти общества — они входят в культуру именно в своей изначально скандальной форме вне зависимости от любых опровержений и уточнений. Будь то новость о том, что где-то из библиотек изымают книги о Карлсоне и Дюймовочке, или о том, что в недрах Думы разрабатывается закон, запрещающий работать не по специальности, или что «под землею город строят», всякий новостной скандал развивается по одному и тому же сценарию и суточному циклу — «утром деньги — вечером стулья». Рассмотрим этот цикл на примере видео с «пчелками»:
Действие первое: «утром» (в нашем случае — в воскресенье), когда большинство адекватных журналистов и действующих лиц всякой новости еще спят/отдыхают/недоступны/в отпуске, в сеть или в СМИ попадает нечто, кричащее заголовком и содержащее информацию на грани абсурда, но всё же такую, чтобы при определенном настрое публики она могла в нее поверить. В случае с «пчелками-школьницами» кажется, что поверить в такие танцы, организованные в качестве самодеятельности в общеобразовательной школе, можно, только постоянно занимаясь критикой власти и современной образовательной системы. Критикой уже настолько привычной, что сама она никакой внутренней критической оценке не подвергается.
Действие второе: «днем» на новость начинают реагировать причастные к ней официальные и не очень лица, ею заинтересовывается (иногда проверяющая источники) пресса. Лица реагируют на новость в ее первозданном виде. В рассматриваемом случае Оренбургские власти собрали экстренное совещание, чтобы понять, что у них в школах творится. Но иногда доходит и до реальных прокурорских проверок или указаний Счетной палате. В это время новость всё еще несет в себе определенный заряд скандальности и абсурда, хотя в ней уже начинают проскальзывать нотки реальности. В нашем случае в этой фазе еще не на уровне заголовков, но в текстах сообщений уже можно было прочитать, что к школам Оренбурга танец с «пчелками» никакого отношения не имеет.
Действие третье: «вечером» появляются сравнительно подробные и уже спокойные по тону сообщения о том, что всё, что было написано утром, кому-то только показалось, что на самом деле танцуют девушки из некоей частной танцевальной школы и что нет повода устраивать истерики и сажать директоров школ на колья. Только вот внимания, эфирного времени и печатного пространства этим сообщениям достается значительно меньше, чем утренним и дневным.
Результат разыгрывания сценария — тот самый «осадок». Обычно люди читают больше новостей утром, чем днем и вечером, когда их захватывает повседневный круговорот работы и быта, поэтому утренние скандалы оказываются существенно успешнее других, а опровержения и уточнения новостей иногда вообще не доходят до читателя — ведь на следующее утро будет новый скандал, и никто не будет повторять опубликованные накануне опровержения.
Человек обычно не склонен менять уже однажды сформированное мнение по поводу чего-либо. Пока это что-либо не причинит ему страдание непосредственно. Впитав скандальную новость утром, человек весь день обсуждает ее с друзьями и коллегами, распространяет ее в социальных сетях, закрепляя ее тем самым и в себе, и в культуре. В результате нередко приходится слышать, как люди обращаются к «осадкам» вот таких вот новостей-однодневок через месяцы после разыгрывания их суточного цикла зарождения-опровержения. Такие новости становятся полноправными элементами чьей-то психической реальности: их пересказывают себе, друзьями и будут рассказывать потомкам и записывать в мемуары. Так и запомнится кому-то наше время как эпоха, когда в школе девочек учили танцевать стриптиз.
Что возвращает к теме сексуальности данного видео, школьных танцев вообще и педофилии в частности. И осуждающие, и восхваляющие творящееся на видео граждане практически в один голос признают его сексуальную заряженность. Расходится публика только в оценке этого явления: кому-то это кажется пошлостью, а кто-то рад, что ему доставили чисто эротическое удовольствие. Некоторые высказываются в том смысле, что ничего сексуального в данном танце не находят, но их чаще других можно заподозрить или в плохо скрываемой иронии или просто в желании показаться оригинальными любой ценой.
Нам кажется вполне обоснованным предположение, что в данном случае скандализирующим зарядом оказалось (пусть и существующие лишь на уровне заголовка) сочетание элементов «откровенная сексуальность» и «школьное образование». Оставим на другой раз разговор о страстном желании защитить детей от любой исходящей от школы угрозы (вроде ЕГЭ или «секспросвета»), и даже способности выдумать ее, если вдруг особенно сильно нужно позащищать. Нельзя сказать, чтобы нас особенно сильно удивлял тот накал страстей, что возникает регулярно, стоит только кому-то хоть малостью намекнуть, что секс в его жизни — хоть что-то, да значит. На то она и сокрытая сторона жизни, чтобы о ней очень громко, но всё же молчать.
В данном случае особенно сильно задевает всех мысль, что несовершеннолетние подростки не только являются результатом чьих-то постельных развлечений, но и сами уже вполне на них способны и даже, может быть (о, ужас!), хотели бы с ними столкнуться… Нам бы хотелось, чтобы наши дочери вечно оставались невинно любящими только нас девочками с косичками, а всякий «хореограф», напоминающий о непотребной телесной зрелости этих самых дочерей, получал хороших «люлей». Лучше бы он вообще никогда дочерей наших и в глаза не видел! Но нет, так не выйдет! Время идет злобно и неумолимо. И дочери будут любить кого-то, и спать с ними и иметь от них детей. И будут иногда счастливы совершенно без нашей в том вины, и страдать тоже будут сами, без нашей помощи.
Это очень трудно принять. Невероятно трудно. А вот писать в интернете, что кого-то нужно отдать под суд или посадить на кол — это вот просто. Написал такое и знаешь, что в «растлении» твоих детей виновато не то, что дети — люди культурные и у них есть определенные культурой же оформленные желания, а злые конкретные растлители. «Вломишь» растлителю разок и можно больше не волноваться. Эту бы энергию ненависти да обратить бы в любовь к самим детям… хоть заметить бы их. Так ведь нет! Страшно даже подумать, как теперь будет жить в Оренбурге девочкам из того видео. Каково им теперь в школе? А как им потом устраиваться на работу? Интернет-ненависть не проходит бесследно, ее объекты — это всегда какие-то реальные живые люди по другую сторону экрана, об этом очень легко забыть. Но злые и глупые слова незнакомца из сети наносят вреда ничуть не меньше, чем что-то, сказанное лицом к лицу. А может, и больше — ведь слова в сети сохраняются и остаются доступны людям годами, а произнесенную глупость «не поймаешь» — она навредит только тем, кто ее актуально слышал.
А между тем, в чем же «пчелки» провинились? В том, что танцуют не в ритме музыки и все вразнобой? Нет, волнует большую часть публики другое — то, что этот танец (в заданном контексте) кажется зрителям слишком уж откровенным, уж слишком он сексуален. А вот когда 15-летний танцор в белых лосинах, обтягивающих и подчеркивающих всё, что у него есть, поднимает на вытянутых руках 15-летнюю танцовщицу и вертит ею в воздухе так, что залу, переполненному обеспеченными людьми среднего и старшего возраста, со всех сторон демонстрируется ее элегантная «пятая точка», тогда это — настоящее искусство. Тогда тут нет ничего непристойного, ведь дело-то происходит на прославленной сцене Большого или Мариинки. А эти балетные юбочки-пачки, растопыренные во все стороны и ничего принципиально не прикрывающие, они же тоже — классическое искусство, к сексу никакого отношения не имеющее, так? А растопыривающие ноги и груди прямо над головой у зрителей воздушные акробатки в обтягивающее-подчеркивающих костюмах — они тоже только демонстрируют технику выполнения номера? И уж совсем никому не приходит в голову кричать о «педофильском порно» на соревнованиях юниоров по фигурному катанию, где девочки кружатся и прыгают, демонстрируя чудеса гибкости, перед группой престарелых судей с обвисшими лицами.
Не слишком ли лицемерно предполагать нарушение каких-то статей УК РФ в деятельности директора школы танцев в Оренбурге и сажать на кол ее хореографа, но не идти одновременно с вилами на Цискаридзе или с факелами на Гергиева? Мы (наивно) хотели бы быть поняты правильно: мы вовсе не считаем танец «пчелок» чем-то асексуальным и вовсе не считаем его искусством, соразмерным с классическим балетом. Мы задаемся вопросом: почему сексуальность «пчелок» публику так возмущает, а сексуальность профессиональных балерин (которые, как всем известно, учатся с пяти лет), остается совершенно незамеченной. Задаемся и не находим никакого достойного ответа.
От Пушкина (да и раньше) и до наших дней можно проследить в художественной культуре тенденцию относиться к балеринам как к своего рода легкодоступным (для определенного круга, конечно) женщинам. Например, в одном из «Бэтменов» Нолана герой в качестве прикрытия своих подвигов нанимает целую труппу балерин, чтобы уплыть с ними в круиз с явным сексуальным подтекстом. Так где же разница? Почему яростные комментаторы не обрушивают свой гнев на балет, цирк и спорт? Почему Дума и прокуратура не проверяют профильные специальные учебные заведения? Можно предположить, что непристойность, завернутая в обертку традиции и обслуживающая интересы истеблишмента, воспринимается обществом и его представителями вовсе не как непристойность, а как что-то приличное, значимое и красивое. Значит, всё дело в том, кто смотрит? Если это «обычный» человек перед монитором или житель далекого провинциального Оренбурга, то перед нами — похабщина, и путь девочкам — на панель. Но если зритель — это владелец заводов, газет, пароходов, и дело происходит в Петербурге или Москве, а лучше — в Париже или Нью-Йорке, то даже если девочки и мальчики будут почти совсем голые (а в балете и это не такая уж редкость), то речь идет об искусстве и ждет девочек слава, уважение и обложки глянцевых журналов.
Опять же, мы вовсе не призываем смириться и безропотно принять крайнюю сексуализацию культуры и через нее детей. Человек имеет право быть культурой недоволен и высказывать это недовольство как ему вздумается. Хочется только, чтобы делалось это хоть немного более обдуманно и взвешенно. Чтобы объекты для борьбы выбирались после хотя бы минутного, но размышления. Мы думаем, что бороться нужно именно с нежелательными элементами культуры как таковой, а не с конкретными девочками или хореографами. Человек — субъект культуры,