Хроники не того Апокалипсиса

В самое последнее воскресенье перед Великим Затворничеством, когда улицы французских городов только начали расчищаться и ещё не остыли от привычной толпы, я объезжала и обходила Париж и пригороды, в радиусе примерно 70 километров, фиксируя в личных хрониках все самые мелкие детали истории, творящейся прямо на глазах. Ровно через сутки жителям Франции был дан приказ затвориться у себя дома и не появляться снаружи без достаточно уважительных причин. К уважительным причинам тогда ещё относили не только обязательный поход за продуктами, вылазку в аптеку или визит к врачу, но и выезд на работу, которой вы не можете пренебречь, и выгул домашних животных, и даже личные прогулки или пробежки в целях укрепления здоровья. Ваша подпись и честное слово являются достаточным обоснованием безоговорочной необходимости прерывания карантина. Для этого достаточно всего лишь иметь при себе бумажку с «заверением на чести», что данная вылазка наружу сего дня и года вам реально необходима. Каким образом эта мера не то чтобы устрашения, но эдакого отговаривания от ненужных выходов сочетается с карантином, было не очень понятно изначально. Ведь упомянутую бумажку, в случае контроля, вам следовало предъявить полицейскому, который брал её в руки, прочитывал, разглядывал, сверял с вашим удостоверением личности. Которое он тоже брал в руки, прочитывал и разглядывал, а потом возвращал вам. Лучшего дополнительного обмена бактериями после походов в магазин, аптеку, на работу или ко врачу придумать сложно. Но ладно, пусть. Раз уж других методов на коллективного «Костю Сапрыкина», не соблюдающего карантин, ещё не изобрели.

В то последнее перед «затвором» воскресенье таких строгостей ещё не было, но уже одна за другой закрывались лавочки, бутики, мелкие магазинчики, турагенства и парикмахерские. Баррикадировались желeзными шторами кафе, бары и рестораны. Хотя в отдельных мелких перекусочных ещё шла торговл, я и самые бесстрастные или несознательные граждане даже покупали неизвестно чьими руками слепленные сэндвичи, оплачивая их идеальным рассадником инфекции — наличными деньгами. А потом ещё и шли по улицам, откусывая и жуя. Пожалуй, это был последний день такой «перекусочной Помпеи». С тех самых пор подобные картины ещё можно наблюдать только в самых неблагополучных кварталах Парижа и пригородов, где «трудное» население «выходцев из…» категорически отказывается соблюдать карантин и уже целую неделю ежедневно устраивает стычки с полицией, требуя свободы передвижений, телодвижений и «пищеприниманий» где вздумается. В то уже ставшее историческим воскресенье, когда с понедельника объявили Великий Затвор, но не отменили муниципальные выборы, светило по-весеннему яркое солнце, по лицам разливалось неожиданно благодатное тепло, а все городские улицы и парки заполнились народом, как никогда. То есть при уже объявленном, но в буквальном смысле отложенном на завтра карантине ликующая толпа вышла надышаться, что называется, от пуза. И никто её не остановил. Никто, конечно, не братался и не трогал руками мимо проходящих, но все улыбались в некоем блаженном и непонятном единении, какое бывает только перед большой и общей бедой или сразу после её долгожданного окончания. И этот феномен, я считаю, необходимо занести в анналы для последующего осмысления. Ещё открыты были все булочные и несколько чайных салонов с россыпями изящнейших пирожных за стеклом.

Один из владельцев, уже соблюдающий необходимую дистанцию, с порога своего готового закрыться заведения охотно пояснил обстановку: никто ещё не получил точную разнарядку, кому разрешат работать и в какой периодичности. Но некоторые уже знали, что придётся закрыться, потому что перепуганный персонал отказывается выходить на работу и контактировать с клиентами. Сам владелец закрывается прямо сейчас: его работники не явились уже сегодня, он один, покупателям не до пирожных, а хлеб уже разобрали. Он закрывается на всё время карантина, то есть до нового распоряжения. Я показала на феерические залежи кондитерских изделий на его витрине и спросила, пойдёт ли всё это изобилие в морозильник, до лучших времён. — «Нет, — спокойно ответил хозяин, — Всё это буквально с минуты на минуту у меня заберёт одна ассоциация для бездомных. Собственно, я поэтому ещё и не закрылся: жду их грузовичок… «

Больше вопросов я не задавала, чтобы не смутить хозяина, а также благотворителей из ассоциации для бездомных. Я даже укрепила волю и удержалась от давно набившей оскомину цитаты про «пусть едят пирожные». Я вспомнила об этих залежах и цитате несколько дней спустя, когда в соцсети попали первые сведения о том, что в Париже и Лионе пытаются штрафовать бомжей на 135 евро за «нарушение изоляции и затворничества по месту жительства… «Префектура сведения о штрафах опровергла, но пресса подхватила и понесла проблему распространения инфекции через бомжевание, которого практически невозможно ни избежать, ни контролировать. В первые дни обязательного затворничества общий контроль за выходами граждан ещё набирал силу и разум, крепчая не по дням, а по часам. Тревожные вести от итальянских соседей серьёзно влияли даже на самых беспечных. Поначалу панически опустевшие полки в магазинах стали быстро заполняться снова: народ понял, что особого дефицита не будет, и несколько успокоился, а снабженцы возобновили перевозки. В городах открыты практически все аптеки, но лишних вопросов там не зaдают, потому что на дверях каждой из них уже висит интересующий публику ответ: геля, масок и термометров в продаже не имеется. В зависимости от внешнего вида персонала вы можете с ходу определить, как здесь относятся к происходящему. На одной и той же улице в одной аптеке вы увидите всех сотрудников, облачённых в операционные белые халаты, маски и резиновые одноразовые перчатки, протягивающих вам пластмассовый лоток с товаром, стараясь не приближаться к прилавку, чтобы вы вполне прочувствовали, что вам здесь рады, как прокажённым. В соседней аптеке ни на одной из четырёх работающих сотрудниц нет ни масок, ни перчаток. Все хорошо и уместно одеты в обычную одежду и общаются с вами, как всегда, а не на расстоянии вытянутой лыжной палки. Спрашиваю, почему не принимают таких мер предосторожности, как их соседи, двумя домами дальше по той же улице. «Видите ли, у нас, как и у всех аптек в городе, больше нет масок. И раз уж мы не можем их продавать, то как-то неудобно получится, если мы сами облачимся и будем шарахаться от клиентов. Всё-таки наши клиенты на нас не кашляют…»

Кроме аптек, открыты практически все медицинские кабинеты — от дантистов до психотерапевтов. Визит ко врачу для большинства французов, особенно «старше среднего возраста», это святое. В непосредственной близости крупных госпиталей ещё неделю назад никакого ожидаемого ажиотажа не наблюдалось. Даже в отделениях неотложной помощи: ни тебе сирен, ни бесконечных скорых с санитарами и больными на каталках и носилках. За одним из таких крупных госпиталей, прямо возле которого ещё задолго до начала пандемии шло плановое строительство новых блоков, я понаблюдала в самом начале этой первой недели затворничества. Стройка остановленa. На въезде в госпиталь вяло дежурит один скучающий охранник, без маски, без перчаток. Чешет живот и подбородок, наклоняется к въезжающим машинам, проверяя пропуска. Через этот же вход въезжают и выезжают снабженцы, привозящие в госпиталь провиант и все другие необходимые материалы. Ни у одного из шофёров (а я насчитала четырёх) не было ни маски, ни перчаток; отгружали они на железные каталки, сплёвывая и покуривая, и ввозили внутрь безо всяких мер дезинфекции. Мне лично всё это показалось мало соответствующим царящему вокруг психозу, но, возможно, это оттого, что я мало понимаю в ситуации, зато чересчур насмотрелась фантастических фильмов с людьми в костюмах химзащиты и думала, что все снабжающие госпитали товарами и грузчики должны соответствовать именно такой лубочной картинке… Зато за истекшую неделю существенно ужесточились все остальные меры изоляции потенциальных носителей и источников заражения.

Участился контроль за выходящими и выезжающими из дома. На паркингах лесных прогулок полиция пачками штрафует обескураженный народ, который думал, что, поскольку личные прогулки и пробежки не запрещены, а, наоборот, поощряются, прогулки и пробежки по лесу, гдe однозначно невозможно никакое столпотворение, должны поощряться вдвойне. Ан нет. Цитируя классику в переводе Заходера, «и задом наперёд, совсем наоборот». Мало того, что в пампасы теперь тоже не пускают — вчера на безлюдном морском французском побережье догнали и оштрафовали парня, проживающего в 20 метрах от пляжа, куда он спокойно просочился ввиду хорошей погоды. Парень плыл себе в гордом одиночестве и купальной шапочке далеко за буйками и не догадывался, что давно выявлен и отслежен специальным дроном, а в погоню за ним отправлен целый катер, полный блюстителей порядка и телевизионщиков. Даже сквозь замазанное на экране лицо этого бездумного персонажа отчётливо просматривалось его изумление и раскаяние за такой несознательный поступок. Я, правда, так и не поняла, где гарантия, что все находившиеся на катере люди, полицейские и журналисты, отловившие и опросившие парня на камeру, чтоб другим неповадно было, не заразили его чем-нибудь, чего у него не было, пока он скользил по весенним волнам, как парус одинокий…

Вообще, надо признать, я многое в этом Апокалипсисе не понимаю. Это какой-то неправильный Апокалипсис. Может быть, конечно, ещё не все прониклись и сообразили. И многим, натурально, не верится, что это он и есть. Многие дожидаются, чтоб было, как в кино, наглядно и понятно: это не учебная тревога, а настоящая чума — драматически пустые улицы, дымящиеся свалки повсюду, серое небо, горы видимых трупов, редкие прохожие — все, как один, зомби или умалишённые выживанцы. Вот тогда никто не засомневается. Тогда и вопросов не возникнет. Все подберут полы одёжи, подхватят свои манатки и ринутся спасаться, кому не поздно. А сейчас пока всё как-то половинчато и непохоже. В прессе убеждают, стращают, сообщают, а верится с трудом. Такое чувство, что кто хочет — объявляет Апокалипсис, кто не хочет — не внимает, и всё тут. Здесь — карантин, там — рыбу заворачиваем. Как-то они бестолково его организовали и теперь ещё бестолковее всех убеждают, что это он и есть. Не подумайте дурного: я готова поверить (не скажу «с радостью», но готова…). И неукоснительно соблюдаю всё, что предписано. Но мне почему-то кажется, что это не тот, которого все ждут. Мне почему-то кажется, что этот — пробный. Так сказать, тренировочный. Настоящий, может, и не за горами, но явно — впереди. До него ещё жить и жить. Так что руки вы всё-таки мойте почаще и порядок дома тоже наведите. Что-то мне намекает, что настоящего Апокалипсиса нам ещё ждать и ждать…