Заседание по делу Гайзера: в суде новые обстоятельства и показания
Заседание откладывали уже несколько раз — то из-за недоставленных документов о смерти Соколова, то в связи с болезнью адвоката Веселова. Ожидается, что сегодня процесс всё-таки будет продолжен, хотя уверенности у присутствующих в этом нет.
Напомним, что второй заключивший сделку со следствием фигурант дела — бывший заместитель председателя правительства Коми Константин Ромаданов. Процесс по его делу идёт в настоящее время, очередное заседание состоится 29 мая. Гособвинение просит ему деввять лет строгого режима, назначить штраф в размере 186 млн рублей и лишить права занимать должности в течение шести лет.
Подсудимых ввели в зал. Похоже, всех из них представляет как минимум один адвокат, так что заседание должно состояться.
Прокуроры на месте, заседание вскоре начнётся.
Заседание началось.
Прокурор Борис Непорожный предложил изучать материалы дела: перечисляет акты проверки Счётной палаты. Вячеслав Гайзер вскоре сделал замечание о том, что данные документы однозначно говорят в пользу подсудимых: проверялись в том числе и объекты государственного имущества, и в результате никаких нарушений выявлено не было.
Прокуроры продолжают перечислять договоры аренды, свидетельства, сопроводительные письма и запросы и прочие документы. Как обычно бывает в зачитывании материалов дела, процесс этот не сильно информативный, гособвинители углубляются в содержание достаточно редко.
В перерыве между зачитыванием томов адвокат Веселова отметила, что прокурор указывает лишь названия процессуальных документов, не исследуя даже хотя бы их заключительную часть.
Зачитывание материалов неожиданно завершилось, в зал пригласили свидетеля бывшего сотрудника «Реновы» Олега Царькова. Он узнал Марущака и Либензона. Знает их в лицо, но не по имени-фамилии. Он был руководителем фонда, подконтрольного «Ренове», который был создан с целью управления прямыми инвестициями. Знал Зарубина, отношения были дружеские, товарищеские.
Насколько удалось понять, заказ на оценку капитала «Птицефабрики Зеленецкой» поступал непосредственно ему. Когда это произошло, свидетель не помнит, но на стадии следствия дата была указана. «Не самое значительное событие в моей жизни», — указал он.
Зарубин или Москвин не просили Царькова влиять на оценку стоимости, говорит свидетель.
Адвокат Чернова Карен Гиголян начал с вопросов по поводу допроса следователями. «Если в протоколе нет информации о том, что вы участвовали в переписке, значит её не было?», — спрашивает он Царькова. Царьков несколько теряется и не может понять, о чём речь.
«Была ли беседа без оформления ваших ответов?» — спрашивает Гиголян.
«Мне задавали вопросы, я отвечал. Потом занесли в протокол…» — говорит Царьков.
Царьков читал протокол внимательно, и он его подписал. «Вас не смущает, что вопросы в протоколе отсутствуют?» — спросил Гиголян, однако гособвинитель опротестовал.
Царьков: «Мы не являемся оценочной конторой, мы не выдавали формальной оценкой. Мы давно на рынке, сделать на пальцах оценку не сложно, но мы не делали это официально».
«Такая практика существует на рынке?»
«Каждый день»
В случае привлечения инвестора может наниматься не обязательно оценщик с лицензией — она может производиться инвестиционным банком, который не является лицензированным оценщиком.
«Главное, как её использовать. Если выдаёт кредит, тоже будет брать у лицензированного оценщика. Если же я просто говорю вам мнение, продавать или покупать, тогда так», — указывает Царьков.
Гиголян спрашивает, можно ли с помощью такой оценки представлять инвестиционную привлекательность объекта? «Если квалификация у человека выше среднего, то представлять ему нельзя», — указывает он.
Гиголян пытается спросить, насколько была точна оценка Царькова предприятия, отражала ли она финансовое состояние птицефабрики? Обвинители протестуют, адвокату задать вопрос не удаётся несколько раз.
Адвокат Евменина, защитница Гайзера просит объяснить, что значит справедливая цена, о которой говорил Царьков. «Любая оценка строится на допущениях. Она, даже если мы делаем её всеми доступными тремя методами… так как в России публичные рынки не развиты, есть метод сопоставимых компаний, где сравнивается с сопоставимыми компаниями за рубежом. Поэтому оценка будет условно справедлива — это моё отношение к оценочной деятельности», — указал он.
Оценка в управленческих решениях обычно не фигурирует, только если объект не используется в качестве залога при кредите, указывает Царьков.
«Дисконт можно крутить вниз и вверх. Контрагент по сделке будет использовать свою оценку, чтобы в свою пользу выкручивать», — продолжает Царьков объяснять степень объективности оценочной процедуры.
Заказ на оценку «Птицефабрики Зеленецкой» поступил именно Царькову в бытность работы его оценщиком. Зачем это делалось и с какой целью, Царьков не интересовался — предложение вполне укладывалось в порядок рабочей рутины оценочной компании.
Чернов спрашивает, какой опыт был в птицеводческой сфере компании Царькова. «Никакого. Сравнивали с Черкизовским, но у него тогда ещё птиц не было», — заявил свидетель, отметив, что для проведения оценки он обратился к знакомому руководителю предприятия, знакомого с рынком.
Гайзер уточняет, если есть предложение о продаже объекта на рынке, собственник будет заинтересован в том, чтобы стоимость объекта будет больше? Прокурор протестует, Гайзер переформулирует вопрос.
«Если человек понимает финансовые рынки, что бы я ни написал, это не приводит к увеличению цены. Она зависит от того, сколько покупателей претендуют на актив», — указывает Царьков.
В момент оценки птицефабрики использовалось сопоставление с иностранными аналогичными компаниями.
«Дисконт — вещь не научная, а чисто практически (сложившаяся). Есть мода считать дисконт именно так, как считают сейчас. В 2008 году дисконт был другой», — объясняет Царьков.
«Когда ведётся такой примитивный анализ, никто не углубляется в конкретику, вот есть дисконт 8%, его сейчас принимают», — отвечает Царьков в ответ на вопросы о его познаниях в сфере птицеводства. По словам свидетеля, уровень оценки не предполагал глубоких знаний в производстве и позволял делать оценку на основе общих соображений о логистике и прочих аспектах работы предприятия.
«Ренова-капитал» не существовала юридически, но занималась законной деятельностью, но не лицензированной деятельностью, говорит Царьков.
Дисконт определяется мнением человека, который готовит документ, но они основаны на общепринятых формулах и коэффициентах. «Вводная в эти формулы берётся по наитию», — говорит Царьков. Прокуроров раздражает общение адвокатов со свидетелем, Непорожный возмутился, что адвокат комментирует ответы свидетеля, уточняя их.
Царьков указывает, что деятельность оценщиков в его сфере руководствуется, прежде всего, «обычаем делового оборота». Деятельность не сильно формализована и не регламентируется строгими правилами.
Гиголян хотел спросить, были ли претензии по оценкам к Царькову, и нёс ли он ответственность за это? Прокуроры против вопроса, но Царьков отвечает, что проблем такого рода в его практике не было.
С Либензоном Царьков случайно сталкивался в офисе «Реновы», но не более того — никаких контактов не устанавливал.
Царьков указывает, что лично Зарубин больше никаких заданий не давал, однако для «Реновы» в целом его компания проводила множество других оценок.
Свидетеля отпустили.
Прокуроры вновь продолжают зачитывать тома дела.
Карен Гиголян обращает внимание на то, что в томе 142 содержится копия ежеквартального отчёта по Сыктывкарскому хлебокомбинату. Там есть указания о прибыли и убытках за несколько лет: по ним видно, что с 2006 по 2009 год доходы предприятия неизменно росли. В частности, они увеличились с 331 млн до 522 млн, при этом валовая прибыль в 2006 году составляла 65 млн, в 2007 — 84 млн, в 2008 — 99 млн, и 135 млн в 2009 году.
«В дальнейшем защита будет ссылаться на эти данные, прошу обратить внимание», — заявил Гиголян.
После непродолжительного зачитывания материалов дела был объявлен перерыв.
После часового перерыва заседание возобновилось. Прокуроры продолжают зачитывать материалы дела.
Речь прокурора уже находится практически за гранью слышимости, участники заседания откровенно скучают или увлечены своими делами. Надо отметить, что процесс продолжается в прежнем темпе, как будто никаких аудиозаписей, переданных в письме Москвина, и не было. Хотя, по большому счёту, как отметили сами же адвокаты журналистам, такие записи могли бы послужить доказательством фальсификации всего дела. Защитники ранее даже ходатайствовали о приобщении записей к материалам дела, однако судья его проигнорировала.
Адвокат Чернова Карен Гиголян обратил внимание на перечисленные прокурорами договоры, заключенные Сыктывкарскым хлебокомбинатом: из материалов следует, что Сыктывкарский хлебокомбинат всегда выступал заимодавцем за исключением займов, полученных у Сбербанка.
Эти займы свидетельствуют об устойчивом финансовом состоянии предприятия, подчеркнул адвокат. При этом он отметил, что кредитной политике предприятия совершенно никак не дана оценка следствием. Более того, следователи сделали обратный вывод, посчитав комбинат нерентабельным предприятием, хотя для того нет абсолютно никаких оснований — сам факт получения кредитов от структур Сбербанка уже свидетельствует о высоком уровне финансовой устойчивости хлебокомбината, подчеркнул адвокат.
Судья сделала небольшой перерыв — после него в зал суда пригласят нового свидетеля.
Новый свидетель — Алексей Евлошин, подчинённый Царькова, который выполнял непосредственно работу по оценке «Птицефабрики Зеленецкой». Прокурор попросил вспомнить нюансы оценки, однако свидетель его разочаровал, ответив, что это было крайне давно.
Запрос от начальника был стандартный, объясняет свидетель. Каких-либо указаний в отношении желательности стоимости в оценке начальник не давал. Общался ли свидетель с сотрудниками птицефабрики, свидетель также не припоминает, его работа заняла несколько часов.
Адвокат Гиголян спрашивает, что собой формально-юридически представляет документ, над которым работал свидетель. Последний затрудняется пояснить. Лицензированным оценщиком в тот момент он не был. Составлял ли он акт оценки, свидетель не помнит. «Таких стандартов не было», — указывает свидетель.
По словам свидетеля, документ, содержащий анализ, «просто составлялся» и потом передавался руководителю.
В ответ на попытки адвоката Гиголяна выяснить формальные критерии работы оценщика, прокуратура очень часто протестует. Свидетель указывает, что он производил исторический анализ и сравнительный анализ. Свидетель отвечает неуверенно, использует фразу «скорее всего».
«Ренова-капитал» представлял собой Фонд, в котором свидетель изначально работал. Кроме него и Олега Царькова там было порядка 10−15 человек.
Гиголян начал задавать вопросы о клиентах «Реновы-капитал» и в частности о Зарубине. Прокурор пытался опротестовать. Свидетель указывает, что о Зарубине лишь слышал — что он как-то связан с руководством фирмы.
Интересно, что свидетель отвечает крайне неконкретно на вопросы о своей позиции в «Ренова-капитал» и получении денежного вознаграждения.
Гиголян спрашивает, является ли тизер (вид документа, по словам свидетеля, нечто вроде резюме другого документа) актом оценки в соответствии с законодательством? Свидетель не уверен, с вопросом не знаком.
Свидетель затрудняется ответить, излагал ли он следователю в свободной форме показания, или отвечал на вопросы. «Наверное, отвечал всё же на вопросы», — говорит он.
Свидетель указывает, что говорил следователю, что его оценка была экспресс-анализом (экспресс-оценкой) и не указывал, что это оценка в том смысле, как она определяется законодательством.
Защитница Гайзера Дарья Евменина продолжает допрос. Учитывал ли свидетель специфику локального рынка при оценке птицефабрики? «Моя оценка опиралась на то, что предприятие оценивается по средним критериям на рынке», — подчеркнул он.
«Я просто взял российские аналоги и сравнил по ним. Местной специфики не учитывалось», — указал он.
Как зависит конечная цена птицефабрики при рассмотрении фактора локальной специфика рынка? Свидетелю ответить тяжело на этот вопрос. «Возможно, есть предприятия, для которых это имело большой вес. Насколько это влияло, учитывая, сколько времени я потратил на это, тяжело. Я просто подставил в формулы, сделал экспресс-анализ», — поясняет он.
С выездом на место объект анализа свидетель не изучал, отвечает он Чернову.
Для своей оценки свидетель использовал в том числе и предприятия на иностранном рынке. Чернов намекнул, что это не очень корректный метод оценки, после чего вмешался прокурор. Тем не менее, свидетель ответил, что использование иностранных предприятий для оценки предприятия было бы, скорее, нерелевантно.
«Мы использовали набор шаблонов для нашей оценки», — указывает свидетель.
Юридическую ответственность результат, как у настоящих оценщиков, не налагал. При этом стандарт в фирме был установлен неформально.
Предприятиям в сфере птицеводства свидетель больше оценок не составлял.
Прокурор указывает противоречия в показаниях. На предварительном следствии свидетель давал гораздо более подробные показания, детально указав учтённые параметры хозяйственной деятельности, а также упомянув, что созванивался с некоторыми лицами, прямо или косвенно имевшими отношение к птицефабрике — в частности, с Кудиновым.
Непорожный иронично отмечает, что прежде свидетель помнил гораздо больше. В показаниях ранее всё-таки фигурировало слово «оценка».
Так анализ или оценка, спрашивает Гиголян? Почему ответы зафиксированы как оценка? «Не знаю. В вашем понимании оценки, как стандартов с законодательством оценочных, я точно не говорил», — указывает свидетель.
Насколько корректно занесены формулировки в протокол? Адвокат предложил показать свидетелю протокол запроса. Вмешался прокурор — документ и так уже зачитан.
Защитник спрашивает, есть ли что-то в протоколе, что свидетелем не сообщалось, но нашло отражение в протоколе? Он внимательно смотрит текст, но всё равно затрудняется ответить прямо.
Стоимость аналогичных компаний на мировом рынке на ноябрь 2011 года — 100 млн долларов США, указывал свидетель.
Количество потребителей продукции учитывалось в экспресс-оценке? Свидетель плохо помнит. Учитывались ли какие-либо предписания, наложенные на предприятия государством? «Если бы я оценивал, мне кажется, я бы помнил. Это очень быстрый анализ», — указывает свидетель.
Какое предприятие сравнимо с «Птицефабрикой Зеленцкой» на мировом рынке? Свидетель тоже не помнит, с чем мог сравнивать.
Чернов: свидетель сказал, что некорректно сравнивать с мировыми аналогами, но в оценке всё же сравнение было сделано именно с ними… Прокурор считает, что подсудимый некорректно трактовал данные анализа. «Не только иностранные компании, принимается учёт и других компаний в России», — указывает прокурор Непорожный.
«Моя задача была во многом просто собрать информацию. Есть разные компании, а в России у неё аналогов вовсе нет», — отвечает свидетель.
«Мой анализ был сделан просто на основе сравнимости цифр финансовых показателей».
Всех аспектов, всю структуру принципиально такой анализ учесть не мог, подчёркивает свидетель. Суть работы заключалась сугубо в том, чтобы подставить правильные параметры в принятые к работе формулы, которые отражали усреднённые на мировом рынке стандарты.
Были ли исторически подобные сделки на российском рынке, как с птицефабрикой, спрашивает Гайзер? Свидетель не помнит.
Ходатайство от Гиголяна: предоставить тот самый «тизер», который составил свидетель. В том документе содержится список рассматриваемых компаний, в том числе российские — «группа Черкизово», о которой, между прочим, Царьков ранее сегодня сказал, что она не имеет отношения к птицеводству.
Экспресс-анализ фактически использовал два показателя, но при этом, согласно данным предварительного следствия, свидетель запросил внушительный пакет документов. Свидетель затрудняется ответить, для чего столько было запрошено для столь простого анализа, если ничего кроме выручки практически и не требовалось.
В протоколе допроса не указано, что свидетелю представлялись к обозрению документы, о которых идёт сейчас речь. Ждём материалов. Свидетель явно немного нервничает, держится неуверенно, в отличие от своего бывшего руководителя Царькова — тот отвечал быстро и информативно.
Это и есть ваш экспресс-анализ, что составлялся, спрашивает Гиголян?
«Видимо, да»
Есть ли там подпись свидетеля? Он отвечает, что нет.
Оборот компании «Группы Черкизово» свидетель не знает, но в экспресс-оценке использовался, скорее всего, пресс-релиз. Перечислить использованные документы, откуда брались данные, свидетель затрудняется.
«Данные это объективные? Из Bloomberg? Это подтверждается или не подтверждается официальными документами?», — спрашивает Гиголян.
Свидетель отвечает крайне неуверенно и в конечном итоге сослался опять-таки на пресс-релиз.
Связывался ли свидетель с Кудиновым, он уже не припоминает.
Возникла дискуссия между защитниками и прокурорами, как именно и следует ли вообще рассматривать свидетеля о его знакомстве с Кудиновым. Свидетель постоянно уходит от ответа — обстоятельств вообще не помнит.
«В этой части вы не подтверждаете, что называли фамилию Кудинова на предварительном следствии?»
Начался шум, судья сказала, что пора переходить к следующему вопросу.
Как соотнести время получения документов с составлением экспресс-анализа за несколько часов, спрашивают адвокаты?
«Вы сравнивали различные показатели, там порядка 20 позиций… потом составили этот документ. Сколько по-вашему вы потратили времени?»
Свидетель отвечает, что работа была шаблонной и сравнение было автоматизировано. Адвокат не понимает, как возможно механически производить сравнения между двумя принципиально разными предприятиями, работающими даже на разные рынки?
Какую именно творческую работу в этом делал сам свидетель, становится всё менее понятным.
После уточняющего вопроса о поправочных коэффициентах от Кудинова свидетеля отпустили.
Следующее заседание — 1 июня в 11:00. Заседание окончено.