Весь мир, 7 апреля, 2008, 16:15 — ИА Регнум. Читательница ИА REGNUM Татьяна Тульчинская рассказывает о своем посещении столицы Греции

Византийская церковь на Плаке

Для людей, трепетно относящихся к античной истории, поездка в Афины грозит стать серьезным испытанием. Не то чтобы разочаровывало, что по улицам не ходят, позвякивая доспехами и ожерельями, гордые красавцы и прекрасные девы в туниках и хитонах, с точеными профилями, и олимпийские боги не смотрят на нас, смертных, выглядывая прямо из озоновой дыры. Этого все-таки никто всерьез не ожидает. Расстраивает другое. Город, который издалека представляется самым что ни на есть сосредоточием античного наследия человечества во всех его проявлениях, на поверку оказывается вполне современным мегаполисом, шумным и в меру загазованным, погруженным в свои повседневные, далекие от античности проблемы, в котором и Акрополь-то смотрится, на первый взгляд, скорее декоративно. Даже коллекция Национального археологического музея, хоть и богатейшая и интереснейшая, не поражает, тем не менее, наповал своей уникальностью воображение человека, которому уже доводилось бывать в Британском музее или Лувре.

Справедливости ради, стоит сказать, что при более близком знакомстве общее впечатление от города достаточно быстро и сильно меняется в лучшую сторону. Не сумев полностью сохранить свои древние формы и очертания (да и возможно ли это в принципе при столь почтенном возрасте?), он не перестал быть (или как раз стал?) сосредоточием какого-то удивительного и особенного исторического духа. Просто Афины современные, в отличие, возможно, от Афин античных, не созданы для любви с первого взгляда. К сегодняшним Афинам надо присматриваться, в них надо вдумываться и вживаться, и тогда они откроются во всем своем удивительном своеобразии, которое никуда не исчезло, а просто приняло новые формы.

Греция - страна весьма и весьма христианская. Более того, это единственная в мире страна, где православие является государственной религией, и сей факт проявляется в обыденной жизни постоянно и во всем. И в том, что в сувенирных лавках иконы и бутылочки с елеем во вполне сопоставимых объемах соседствуют с гипсовыми макетами Парфенона и бюстами Гомера; и в том, как естественно вписываются в городской ландшафт многочисленные священнослужители, коих в ассортименте можно наблюдать не только по месту их прямого назначения, но и в интерьерах абсолютно светских; и в том, как привычно люди крестятся, проходя мимо церквей. Православие давно утвердилось в Греции в качестве одной из значимых составляющих национальной идеи и в культурном плане никак не пытается соперничать с античным прошлым страны. Эти две неотъемлемые части греческой истории как бы поделили между собой области влияния на человеческое сознание: античность соотносится скорее со временем, а христианство скорее с пространством.

В Афинах и близ них сохранилось изрядное количество византийских церквей. Для меня, как для человека, выросшего под сенью собора Василия Блаженного, они интересны не только как самостоятельные историко-культурные памятники, но и тем, что они как бы заполняют собой временную прореху, неизбежно возникающую в моем сознании, когда речь заходит о христианско-православной архитектуре. В России домонгольских храмов - считаные единицы, равно как до недавнего времени практически не наблюдалось и современного культового строительства, зато весь промежуточный период представлен вполне богато и разнообразно. В Греции же все с точностью до наоборот. Церкви активно строились в период с 5-го по 12-й века, до эпохи крестоносцев и последовавшего за ними турецкого завоевания, когда стало как-то совсем не до того, а также в последние послевоенные полвека.

Церкви византийской эпохи, в большинстве своем представляющие собой классические образцы небольшого изящного крестово-купольного храма, украшенного богатой каменной резьбой, повсеместно прячутся в лабиринтах афинских лиц. Употребление этого глагола уместно еще и потому, что они очень часто располагаются ниже уровня тротуара, как бы врастая в почву. Например, одна из красивейших афинских церквей святого Элефтерия, и так практически теряющаяся в тени Кафедрального Благовещенского собора конца XIX века, уходит в землю чуть ли не на четверть. На ту самую четверть, которая у археологов называется культурным слоем, а фактически - зачастую является тем, что отделяет нас от культуры.

В каждом большом городе имеется свой автомобильный кошмар. В Афинах это мотоциклисты. Во-первых, их немыслимое количество. Во-вторых, они ездят, где хотят и как хотят. В-третьих, они настолько активно в процессе своего перемещения в пространстве вербально общаются с окружающими их пешеходами, что при незнании греческого очень быстро начинаешь невольно впадать в паническое состояние, чувствуя себя практически как мирный житель на территории, оккупированной вражескими войсками. Язык их неизвестен, способ возможного взаимодействия с ними совершенно непонятен, намерения их неочевидны и пугающи.

Акрополь, визитная карточка Афин, давно воспринимается массовым сознанием в большей степени как бренд, нежели как уникальное чудо света, но, если бы я сказала, что он не производит впечатления, это было бы совершенной неправдой и вульгарным кокетством. Другое дело, что я бы его отнесла к той категории предметов и явлений, которые издали смотрятся лучше, чем вблизи. Когда он, особенно вечером, подсвеченный со всех сторон, летит над городом как сказочный корабль, удивительным образом сочетая в себе легкость и монументальность, это зрелище, вне всяких сомнений, столь же величественное, сколь и прекрасное. При приближении же к Акрополю, к сожалению, становится слишком очевидно, как беспощадно к нему время.

Акрополь постоянно укрепляется и реставрируется, и подъемные краны уже давно привычно соседствуют с мраморными храмами. Думаю, что греки правильно делают, не пытаясь придать происходящему вид временных неудобств. Совершенно очевидно, что среднестатистически с момента строительства процесс разрушения этого архитектурного комплекса идет со скоростью не намного ниже скорости его восстановления и реставрации. Парфенон в лесах напоминает мне как-то виденную в каком-то глянцевом журнале фотографию: голливудская звезда на великосветском приеме в роскошном открытом платье от-кутюр и с загипсованной ногой. А что делать? Это жизнь. Лучше самому заявить о своих трудностях, чем ждать, пока другие их заметят и высмеют.

Подышать ароматом истории, гуляя по Акрополю, к сожалению, не слишком получается. В принципе, обстановка располагает, но уж очень сильно мешают многочисленные и разношерстные толпы. Здесь и вечные японцы с видеокамерами и фотоаппаратами, и студенты с рюкзаками, и аккуратные европеоидные бабушки в брючных костюмах и с голубыми волосами, и шумные стада младших школьников местного происхождения, и вообще, все-все-все, кому охотничий инстинкт настоящего туриста не позволяет пройти мимо. Сосредоточиться на вечном ну не выходит никак. Для этого гораздо эффективнее, а главное, приятнее устроиться в каком-нибудь маленьком уютном ресторанчике у подножья холма, смаковать легкое вино, вдыхать чуть пряный запах теплой хвои и, любуясь тем, что так удивительно красив Акрополь в вышине, представлять себя ну очень древним греком.

Официант таверны на Плаке, в которой мы ужинали, после того, как я заказала на горячее осьминога, очень трогательно поинтересовался у меня, доводилось ли мне есть прежде это головоногое чудо природы. В его вопросе, небрежно замаскированном под гостеприимную заботу о приезжих, зримо сквозило чувство легкого превосходства человека, который, в отличие от меня-то, знает, что такое осьминог и с чем, в прямом и переносном смысле, его едят. Есть подозрение, не мною первой высказанное, что греки снобы. Ну и ладно. Пусть им это простится за умение великолепно готовить осьминогов...

С наступлением сумерек на столиках открытых ресторанчиков появляются свечки, и на их мерцающий огонек тут же слетаются музыканты и продавцы цветов. Это блюдо является такой же обязательной составляющей ужина, как и, собственно, вышеупомянутая свечка. Впрочем, и за то и за другое можно не доплачивать. Данный сервис ненавязчив, он приятен тем, что от него легко отказаться, не чувствуя себя при этом скупцом. Кстати, возможно, именно это обстоятельство играет не последнюю роль в том, что, от противного, цветы вполне бойко покупаются, а музыканты вознаграждаются. В этом бизнесе не нищие с профессионально несчастными лицами, которым подают из желания как можно быстрее оказаться от них на максимально возможном расстоянии, а по большей части опрятного вида безработные и пенсионеры, для которых возможность живого общения как ценность стоит наравне с возможностью заработка как такового.

В самом центре города находится большой крытый рынок, преимущественно мясной и рыбный. Основные категории его посетителей, - это хозяйки, закупающиеся к домашнему столу, рестораторы и вооруженные камерами и фотоаппаратами иностранные туристы с крепкими нервами и не слишком тонким обонянием, ибо запах, особенно учитывая жару, стоит весьма специфический. Рискуя навлечь на себя обвинения в кровожадности, и да простят меня вегетарианцы, позволю себе сказать, что рынок представляет из себя зрелище эстетически весьма привлекательное. Необыкновенной свежести мясо, мерцающее всеми имеющимися в природе оттенками розового и красного; гигантские осьминоги, раскрывающиеся как какие-то фантастические цветки; философского вида огромные рыбы с печальными глазами, переливающиеся всевозможными цветами радуги в сверкающих россыпях колотого льда, тысячи тысяч креветок всевозможных размеров и видов, - все это формирует совершенно удивительный, почти футуристический натюрморт. Охотно допускаю, что далеко не все готовы разделить мое любование аристократической красотой свежеотрезанного парного стейка или восхищаться приглушенным перламутровым светом груды кальмаров, но примите на веру хотя бы то, что этот восторг ни в малейшей степени не замешан на завораживающем великолепии смерти. Это просто красиво.

Рядом с рынком, практически гранича с его крайними рядами, приютилась небольшая церквушка преклонных годов. Захожу. Осматриваюсь. Интерьер вполне соответствует местоположению. Изящество архитектурных форм и строгую, но богатую красоту окладов несколько застят склад утвари непонятного назначения в одном из пределов и какая-то странная арматура, лежащая практически поперек входа. Создается впечатление, что церковь здесь и находится-то именно для того, чтобы пришедшие на рынок покупатели, да и сами торговцы могли бы в рабочем порядке справлять свои религиозные надобности, не отрываясь при этом от процесса купли-продажи. То есть внутри храма обстановка очень чинная и благопристойная, вот только не сразу удается вытрясти из головы многоголосый шум базара и освободить ее для богоугодных мыслей, да и неудачно задело по ногам мокрым рыбным хвостом, грустно свисающим из пакета. Его только что переложила в левую руку, крестясь при этом правой, строгого вида седая женщина в черном.

И все-таки, главная ценность Греции - это море, которое здесь с землей на равных. Не случайно Посейдон был родным братом Зевса. Оно прекрасно и притягательно тем, что совершенно живое и, как все живое, изменчиво и многообразно. Море расцвечено в такое немыслимое количество цветов и полутонов, что любой художник, который не испугается запечатлеть его великолепие, рискует навлечь на себя обвинения в приверженности китчу. И тем не менее не факт, что, рисуя море, он бы что-то приукрасил. Скорее, упростил. Море не просто способно быть разным, самое удивительное в том, что оно может быть совершенно разным единовременно.

Конечно, четырех дней явно недостаточно для того, чтоб делать какие-либо выводы и обобщения, но факт остается фактом. Всматривалась ли я в морскую даль с мыса Суньон, знаменитого практически олимпийским прыжком в воду царя Эгея; скользила ли я взглядом по водной глади, сидя с друзьями в прибрежной таверне в Глифаде, плыла ли я на корабле по Сардоническому заливу, - каждый раз мне казалось, что на половине поверхности моря разлит густой темный предгрозовой сумрак, а половина сверкает и искрится солнечной лазурью.

По сравнению с моим предыдущим, пятнадцать лет назад, приездом в Афины в городской фауне явно наметилась новая тенденция. Город из многотысячного кошачьего питомника постепенно превращается в приют для бродячих собак. Кошки нестройными рядами отступают из городских парков и скверов и разбредаются по углам и дворам, а крупные псы, в основном системы "овчарка дворянского происхождения", вальяжно возлежат в самых неожиданных местах, в том числе совсем публичных. Эти томные морды я пронаблюдала даже на ступеньках перед Пропилеями среди толпы туристов, штурмующих Акрополь. Собаки лежали на мраморе в художественном беспорядке и вяло и снисходительно из-под полуприкрытых век наблюдали за царящей вокруг них суетой. Кстати, все были в ошейниках. Видимо, собственность местного Юрьмихалыча.

В числе самых интересных афинских церквей византийского образца - неожиданным образом дополненная изящной колокольней церковь, являющаяся ныне русской православной. Внутренне убранство храма легко можно охарактеризовать одним словом: "Богато!". Мучительно узнаю родину в многоярусных хрустальных аляповатых паникадилах, в тяжелом золоте окладов, за которыми теряются иконы, в висящем над свечной стойкой рукописном объявлении: "Свечи на вынос не брать!" Интересно, для кого это объявление предназначено, просто из общей логики? Если для случайно забредающих греков, то почему по-русски? А если для своих прихожан, то для чего им свечи выносить? Импортный вариант загадочной русской души.

Одним из основных аксессуаров греческого мужчины, уступающим по распространенности разве что только сотовому телефону, являются четки. Как мне объяснили, эта традиция не носит никакого религиозного характера, скорее она просто позволяет скинуть избыток энергии и настроиться на более спокойный и ровный лад. Для темпераментного южанина подобная задача всегда актуальна. Среднестатистический грек постоянно взаимодействует с окружающей его нестабильной вселенной вербально и тактильно, причем зачастую он это делает, не прерывая какого-либо своего основного и важного занятия. Именно в Греции я впервые в жизни наблюдала, как официант в далеко не самом дешевом ресторане принимал у клиентов заказ, не переставая курить и разговаривать по телефону одновременно, а однажды была даже случайной свидетельницей того, как весьма приличный мужчина умудрялся вполне светски общаться с двумя дамами, справляя при этом малую нужду в кустах одного из центральных парков.

Две основные достопримечательности, которыми знаменито здание греческого парламента, - это почетный караул из гренадерского роста красавцев в национальных юбках и деревянных сабо с помпонами у могилы Неизвестного солдата и стаи голубей на асфальте перед ней. Последние важно дефилируют по площади в ожидании подкормки и с готовностью слетаются к любому по первому зову. Моя дочь покупает у услужливо выросшего из-под земли аборигена кулек с зерном, и через мгновение ее уже не видно под грудой пернатых, отчаянно топчущих друг друга в битве за пищу. Протягиваю немного зерен на вытянутой руке, и вот уже первый голубь терзает мне плечо своими достаточно острыми и цепкими когтями. На следующий день обнаружилось, что руки располосованы так, что я сильно пожалела, что не взяла с собой никакой одежды с длинным рукавом - стыдно было на улице показаться. Крылатый символ мира на поверку оказался вздорной и беспринципной птицей. А в толпе себе подобных он просто-напросто страшен. Хичкоку просто негде рядом сесть.

О том, что в Древней Греции существовал культ человеческого тела, написано во всех учебниках по истории искусства, но по настоящему проникнуться этой идеей можно только в соответствующей обстановке. Как нельзя лучше способствуют прогулки по Национальному археологическому музею, где в каждом зале в изобилии выставлены такие Аполлоны и Афродиты, что от эстетической правильности их форм захватывает дух и возникает искушение за один только памятник Петру навсегда отказать в праве на существование любимому в обычной жизни Шемякину. Понятное дело, что далеко не все древние греки были физически столь же прекрасны, как дошедшие до нас скульптурные образцы, но почему-то устойчиво кажется, что дистанция, пролегающая между средней античной человеческой особью и каким-нибудь бронзовым Посейдоном, - ничто по сравнению с пропастью, отделяющей ее, скажем, от американского туриста неопределенной половой принадлежности, забредшего в музей на этого самого Посейдона посмотреть. Боги и герои, воплощенные в камне и металле, так нереально красивы, что их не портит даже бессмысленное выражение прекрасных лиц. Очередное явное доказательство того, что глупость гораздо в большей степени, нежели мудрость, пристала совершенной красоте. Под единственным среди многочисленных опознанных и безымянных мраморных голов портретом человека с лицом, изуродованным гримасой интеллекта, стояла подпись - "Философ".