«О, отдайте мне «Оскар» — ведь я педофил...»

«Вы же знаете, сколько церковь делает всего хорошего для общества?» — интересуется один из персонажей фильма. И в самом деле, не будем об этом… Можно подумать, мы не знаем. Если что-то плохое иногда и просачивается: иногда чуть больше роскоши, чем нужно нестяжателям или там какие-то скандалы, когда не все священники оказываются такими хорошими… Так это бывает со всеми. Вот и в Америке тоже… Свят только папа римский. А все остальные…

Фильм снят на «животрепещущую» тему — педофилии священников. Желающие легко могут исследовать её трепетания в разных контекстах. В произведениях искусства, «ток-шоу» — да и собственно журналистике… Перед нами как раз кино и про журналистику. Фильм (как пишут, основанный на «реальных событиях») рассказывает про журналистское расследование преступлений, которые совершили священники. Этот жанр — близкий друг детектива, только если в одних фильмах хорошие «копы» ловят плохих, то здесь борются за торжество открытого общества и его друзей, метут сор из избы во благо демократии. И так далее. Свобода, так сказать, слова. Конфликт понятен: с одной стороны — закрытая насквозь коррумпированная церковь, с другой — честные (и не очень журналисты). Каждый борется за своё понимания должного. Если угодно, за свои представления о профессиональной этике.

Фильм начинается в офисной среде редакции — пресловутый американский стиль жизни: стоит ли говорить про то, что мы увидим пиджаки, часы, рубашки, совместные ланчи и предсказуемый до реплик флирт, американский юмор, который достаточно доступен для его ценителей и любителей. Это ещё и манера «среднего американского кино», хорошо сделанного социального фильма. С правильными типовыми мизансценами и сюжетными линиями. Редакция живёт на грани развала, и спасти её может только «новый материал».

И люди очень много говорят в таком кино. Даже больше, чем в жизни. У некоторых кинематографистов бытует полушутка, что появление звука в кино убило кинематограф, его язык, сделав его болтливым и похожим на радио, лишив изначальной магии обворожительного пучка света. Но даже среди авторского кино есть и те, где говорят много (иногда очень), как например, в некоторых фильмах Бергмана, и те, где почти не говорят, как, например, прекрасные картины Йоса Стеллинга, которые целиком основываются на выразительности изображения. Разумеется, что судебные драмы, как правило, предполагают большое количество разговоров. Но в данном случае, если мы выключим картинку, то мы почти ничего не потеряем…

Но вернёмся к режиссуре. Фильм наполнен огромным количеством узнаваемых и многократно виденных сцен. Типичный кадр: большие холлы (суд, штаб-квартира или что-то ещё), где под музыку толпами ходят люди. Изображая чуть хаотичную занятость. Фильмы такого рода строятся (как и всё массовое кино) на некоторых хорошо известных договорённостях. Вы видели раньше, как герои в американских фильмах занимаются пробежкой на берегу? Или пьют пиво в баре? Разумеется, и в этом фильме это будет. Никакой вины в пробежках и пиве нет, и всё зависит от того, как используется это, но в данном случае мы смотрим на вещи как на псевдодокументальную реальность. Чуть уплощенные персонажи-функции двигаются по своим драматургическим аркам, как хоккеисты в детском настольном хоккее, где они скользят с помощью штырьков по картонному полю. Но забивают свои голы. Конечно, в картине есть и «сильные режиссёрские ходы», иногда они могут быть очень простыми: бывшая жертва, которая сидит, вцепившись в стул, не ахти какое открытие, но в фильме есть такие крохотные наблюдения. Особенно интересно разработана линия «жертв», то как они по-разному реагировали на произошедшее с ними. Интересно наблюдать, как создатели балансируют на разных гранях — политкорректности, желания «скандала», массовых коммерческих клише. В целом это понятное кино почти для всех. Никаких неподцензурных сцен в картине нет.

Журналисты в фильме (ясное дело) сидят с блокнотами и пишут. Что им остаётся делать? Только спасать общество. Журналисты здесь похожи на хороших копов, копы похожи на крутых разносчиков пиццы (но с пистолетами), разносчики пиццы похожи на президентов штатов (такие же оптимистичные и улыбающиеся), и все друг другу говорят, что всё будет окей, похлопывают по плечу, делают улыбки и жмут руки. И все борются за общую демократию. И все в костюмах. Когда ссорятся, то «спускают с лестницы». Иногда матерятся, говорят «боже» или «дерьмо». И обязательно снимать «через плечо», когда снимается диалог. И нужно сидеть и разговаривать. Стоять и разговаривать. Ходить и разговаривать. Диалоги льются легко и свободно. Все говорят прямо всё что думают. Без всяких этих излишних подтекстов. Седые лысоватые мужчины в костюмах борются за моральные ценности. Если есть кино, которое сделано отменно посредственным киноязыком, — то это одно из таких произведений. При этом было бы, наверное, слишком наивно видеть во всём штампы, да даже если это и так — ничего плохого в том, что мы видим в очередной раз, как аналитики подчёркивают адреса в телефонной книге по линейке. Музыка начинает звучать в нужные моменты.

Сочувственное выражение лиц, когда нужно выражать сочувствие с хрестоматийным: «I am sorry». Вообще интересным оказывается смотреть на типовую игру с точки зрения «актёрской школы». Как известно, Голливуд переварил в том числе «русскую актёрскую школу» (например Михаила Чехова), как обычно, «взяв всё лучшее», «убрав всё лишнее», «упаковав», приспособив к реалиям рынка.

Если это «расследование» — то там обязательно должны навешиваться карточки на доски, когда люди анализируют что-то. Если это музыка — то это ненавязчивая музыкальная волынка, которая склеивает эпизоды и содействует атмосфере «лёгкого саспенса». Разумеется, в целом подобные фильмы немного напоминают псевдосудебные сериалы, которые зачем-то в огромном количестве снимаются в России, даже страшно подумать, где находятся все эти миллионы часов видео, и кто мог бы их просмотреть. Хеппи-энд здесь, разумеется, неизбежен как попкорн. Хотя в данном случае он как бы компенсируется списком пострадавших, который какое-то время скользит по экрану после того, как фильм прошёл. Финальная сцена фильма — это сцена, когда люди говорят по телефонам, сотни звонков от пострадавших, которые рискнули заявить, редакция спасена, злодеи повержены. Журналисты готовы служить обществу. Конечно, они не продажные журналисты. Они ищут истину ради пары пицц. Они птицы высокого полёта. Ходят в чистых рубашках. Верят в бога, доллар, гамбургер, отцов основателей, святых и не очень.