«И снег всё падал и падал с неба в количестве, достаточном для нескольких возвращений блудного сына». (Эдуард Лимонов, «Иностранец в смутное время»).

Amphora.ru
Эдуард Лимонов. «Иностранец в смутное время» (1991)

Я давно искал повод написать об этом романе — одном из самых любимых у Лимонова; книге увлекательной и пророческой, со странной издательской судьбой. Обнаружилась, помимо проекта о лучшей русской литературе постсоветского периода (с 1991 года по наши дни), и юбилейная зацепка — хронотоп романа — декабрь 1989 года, есть точный исторический маркер — смерть и похороны Андрея Дмитриевича Сахарова на фоне Второго съезда народных депутатов СССР. Де-факто это был последний год могущественной сверхдержавы — она еще сохранялась в географических границах, но в идейном, социальном и национальном смысле уходила в трагический разнос.

По приглашению своего первого издателя — Юлиана Семенова (в романе — пахан Соленов, броненосец Соленов, феодал Соленов, Старик и Кактус) писатель-эмигрант (Эдуард Вениаминович замаскировал себя под гротескного Индиану Ивановича, а срок расставания с Родиной увеличил с пятнадцати лет до ностальгически-убедительных двадцати) прибывает в Москву. Действие закольцовано между пятнадцатитысячным концертом другого эмигранта, певца Вилли Токарева, в Лужниках и траурным митингом в память академика Сахарова в тех же Лужниках, которые Индиана смотрит по гостиничному телевизору, произнося нетолерантные монологи:

«Когда Сахарова сравнили с Львом Толстым и тотчас же с Ганди, Индиана недовольно сморщился за своим коньяком, никем не видимый и не слышимый. «Что за абсурд! — укорил Индиана телевизор. — Что за ****! Вся деятельность Ганди была направлена на образование суверенного многонационального государства, объединяющего все нации и религии индийского субконтинента. Деятельность же Сахарова была направлена на разрушение советского многонационального государства. Он с шестидесятых годов был поборником одностороннего разоружения Союза Советских и безоговорочной независимости для всех наций, входящих в состав Союза. Т. е. в политике, живи они в одно время, Сахаров был бы врагом Ганди! Лев Толстой, как к нему ни относись, был могучий стилист, и сравнивать с ним Сахарова, автора нескольких наивных политических памфлетов без стиля, исключительно глупо… Даже если сделать скидку на то, что речи над свежими могилами обязательно слащавы, вы слишком того… товарищи… загибаете. И народ поминать в связи с Сахаровым следует поменьше. Объективно говоря, деятельность покойного была направлена на разрушение сложившегося при коммунистическом абсолютизме относительного равенства. То есть, в сущности, деятельность покойного была антинародной, если понимать под народом низшие слои населения — работяг и крестьянство. Сын третьего сословия, он защищал в первую очередь интересы своего класса — БУРЖУАЗИИ».

Между Лужниками герой живет в гостинице «Украина» (знак и прогноз!), посещает светские мероприятия, разыскивает свою женщину, потерявшуюся в снегах и грязях России… Предается воспоминаниям, посещает пожилых родителей в Харькове, где тоже устраивает себе ностальгические трипы, оппонирует советским литераторам, пребывающим в демократическом дурмане (угадываются тогдашний редактор журнала «Знамя» Григорий Бакланов и критикесса Наталья Иванова, прямо названы Виктор Кривулин и Юнна Мориц), выпивает с Соленовым и его свитой. Рисует страшноватый и достоверный портрет разрушающейся страны — в социальных диагнозах и бытовых деталях.

«…отопление в вагоне не работало. Снаружи температура, если верить вчерашнему радио, должна была быть минус 22. Внутри вагона? Он поглядел на трупики соседок, — четырех студенток, скорчившихся под одеялами, — у каждой изо рта подымался парок…»

«Доброволец военный прошел, рассекая очередь, с огромным ломом. Очевидно, намереваясь колоть им замерзшее в горле туалета дерьмо. «Уютно, как во время гражданской войны!» — воскликнул матрос, спрыгивая с полки. Народ молча смерил его холодными глазами. Может быть, они расслышали в его русском иностранный акцент? Вспомнив о том, что он уже нарушил один советский закон, съездил в Харьков, в который у него не было разрешения ездить, он замолчал».

Повествование вполне линейно, Лимонов как бы нехотя, подчиняясь законам жанра, снабдил его мифологическими и культурными аллюзиями (поэты Серебряного века — Блок, Ходасевич, Вертинский). Оснастил несколькими необходимыми сюжету флешбэками; самый яркий — бунт юного поэта Индианы на семинаре Арсения Тарковского в ЦДЛ — будущий революционер поднял начинающих стихотворцев против седовласого мэтра. Отмечу яркие портретные зарисовки — так, блистательно, но как бы на бегу шаржированный Юлиан Семенов интереснее, пожалуй, пары-тройки мемуарных томов. Однако в общем и целом роман вполне и удивительно традиционен — на фоне описываемых событий, громоздящихся одно на другое (телесеансы Кашпировского перемежаются репортажами со съезда народных депутатов), и сюрреалистической репутации автора. Тем не менее вспоминаю, что и при первом раннем чтении, и в последующих позднейших перечитываниях меня не оставляло занятное ощущение. Как будто имеешь дело с крутым авангардом.

Лимонов, сильный мастер, использует прием «остранения» (найденный Толстым и описанный Шкловским), модернизируя его под обстоятельства — то есть смотрит на происходящее в СССР конца 89 года глазами не удивленного ребенка, но скептичного чужака, интернационального бродяги с нормальной психикой, резко выделяющейся на фоне всеобщей здешней ненормальности. Отсюда — почти взрывной и яркий эмоциональный эффект и сила пророчеств о скорой печальной и горькой судьбе народа, страны, государства. Преобладание цветов — черно-серого (ландшафт, тотально отраженный в сознаниях) и красного — как знака будущих кровавых катаклизмов.

Социальные диагнозы Лимонова любопытны даже в случайных, казалось бы, сближениях. Так, сюжет «вернулся я на родину» в составе «соленовской» команды соединил писателя с другим знаменитым эмигрантом — шансонье Вилли Токаревым, чья брайтонская муза в те времена стала в метрополии оглушительно популярна. Оба оказались в Нью-Йорке в 70-е и посвятили Америке наиболее известные свои вещи — Лимонов яростно антиамериканский и антибуржуазный роман «Это я, Эдичка»; Токарев — цикл песенок об обретенном за океаном эмигрантском счастье для бывших подпольных цеховиков и маклеров из Одессы, Киева и Харькова… Всё это убедительно сопровождалось привычным южнорусским блатнячком. Казалось бы, кого Советская власть должна была если не категорически приветствовать, то как минимум аккуратно использовать в собственном агитпропе? Ответ вроде бы очевиден, однако Токарев в 80-х звучал в СССР из каждой форточки, а Лимонов пребывал под максимально жестким запретом. Картинка, очень ярко иллюстрирующая суицидальные настроения поздней советской Империи. Сейчас появились новые «американские зазывалы» — в частности, известный видеоблогер Юрий Дудь. Рэпер Рич, в одной из своих колонок, убедительно выводит генезис этого его ремесла из певца Токарева…

Роман был написан в 1990—1991 гг., издан в «Омском книжном издательстве» в 1992-м (помню этот увесистый том, под одной обложкой с «Эдичкой» — тогда еще так издавали, размашисто). И прошел почти незамеченным — либералы зачитывались известными сценами из того же «Эдички», патриоты воспринимали Лимонова как яростного, «своего», публициста «Известий», «Советской России» и «Дня». Мрачноватая философская сатира «Иностранца в смутное время» в тот год и не могла быть должным образом воспринятой. Переиздана книга была только спустя 15 лет питерской «Амфорой», когда Лимонов считался полноценным классиком и признанным политическим гуру.

Но интереснее другое: «Иностранцем» Лимонов, получается, закрыл для себя разработанную шахту романиста, превратившись в писателя-политика, публициста и вождя. Во всяком случае, романов в 90-е и нулевые он больше не писал (если не считать малоудачной попытки антиутопии в «316, пункт «B»). Роман в «В Сырах» издан в 2012 году, в совершенно другую эпоху, после войн, тюрем, рождения партий и детей.

Эдуард Лимонов (Савенко) родился в 1943 году в городе Дзержинске Горьковской области. Эмигрировал из СССР в 1974-м, окончательно вернулся в 1992-м. Поэт, революционер, философ-метафизик. Пассионарий. Создатель запрещенных политических партий, идеолог воинских подразделений. Оказал значительное влияние на несколько ныне живущих поколений. Утверждает, что в 2014 году российская власть, наконец, доросла до некоторых его идей.