26 апреля исполняется 20 лет с момента аварии на Чернобыльской АЭС - наверное, одной из самых серьезных техногенных катастроф за всю историю человечества. Накануне этой даты корреспондент ИА REGNUM встретился с воронежцами, принимавшими участие в ликвидации последствий Чернобыльской трагедии: председателем правления областной организации "Союз "Чернобыль" Виктором Бариновым, председателем Нововоронежской организации, сопредседателем областной организации Александром Аникеевым, председателем воронежской городской организации "Союз "Чернобыль" Александром Балакиревым, заместителем председателя Нововоронежской организации "чернобыльцев" Виктором Дюковым и членом совета правления областной организации "Союз "Чернобыль" Евгением Сафоновым.

Виктор Дюков: Я находился на территории аварии с 15 сентября 1986 года по 15 января 1987 года. Работал в качестве начальника пускорезервной котельной на территории Чернобыльской АЭС - в командировке.

Эта котельная отапливала и территорию станции, и город Припять. Город растет, и решили построить на территории станции от первого блока сделать второй контур - до этого система была одноконтурная. Построили теплообменник - парогенератор: через трубочки отдавалась горячая вода, и это тепло шло на отопление. То есть весь этот город, и территория станции - отопление получали. Пустили 4-й блок, это был конец 1985-го года. Все работало, все отапливалось, а когда авария случилась, эта котельная оказалась дырявой - котлы свистят, вода льется, пар идет. Но людей-то надо было искупать, белье постирать. Начали котельную капитально ремонтировать - впереди была зима. Капремонт, дезактивация территории котельной и эксплуатация. Вот мы там находились в приказном порядке. Капитальный ремонт делают ремонтники, а я должен принимать котлы, должен подписать инспектор. Тем не менее, надо эксплуатировать - хоть котел и дырявый, а воду-то грел, хоть и не в тех объемах и не под тем давлением. В сентябре мы самые большие работы провели - зима-то вот-вот. И вот 1 ноября, даже к концу октября представители котлнадзора подписали готовность котельной к эксплуатации - все пять котлов, 2 паровых, 3 водогрейных. Одновременно постоянно проводили дезактивацию, хотя к тому времени на четвертом блоке уже делали саркофаг, так что действие радиации было ослабленным.

Вся моя деятельность - эксплуатация, курирование работ по ремонту котельного оборудования и плюс дезактивация, всего - 4 месяца. Работали так: сначала по 10 часов - в 7.00 встаем, полтора часа едем, в 8.30 мы там, с 8.30 до 7 работаем, полчаса перерыв. В 7 вечера оттуда уезжаем, в 8.30 - приехали. И так день и ночь, без выходных, без праздников. Я попал в день Конституции 7 октября: по радио там парад идет, а мы на работу. А осенью, зимой дни короткие, потом зима пришла - холодно.

Спецодежды особенной не было В белых чепчиках, несколько фуфаек натянешь на себя, респираторы выдавали, затемненные очки, выдавали еще белые робы, а ближе к зиме - ватники. А в своей одежде там нельзя было находиться.

Жили и в районном центре Чернобыль, и в пионерском лагере "Лесная сказка". Сначала на теплоходах у Припяти, потом теплоходы перекинули на строительство Славутича (это километров 50), а здесь построили вахтовый поселок. Штатные работники отбывали полмесяца вахты- и в Киев, в основном все квартиры, кто местные, получили там, в Киеве. И приезжает другая партия. А мы как заключенные, можно так сказать: подъем, работа, отбой, подъем, работа, отбой.

Виктор Баринов: Я сам был начальником дезактивации, командовал действиями армии. Когда произошел взрыв четвертого блока, взрыв был такой мощности, что радиоактивное топливо разлетелось на расстояние до 70 километров - мы потом на вертолете пролетали и определяли место повреждения. И элементарно находили. Там вокруг лес, преимущественно сосновый: в тех местах, куда попадало радиоактивное топливо, лес погибал - ели сразу становились желтыми. Мы сразу определяли координаты, и туда уже направляли армию.

Блоки располагались на ЧАЭС в ряд: четвертый, третий, второй, первый. И когда взрыв произошел, все топливо попало и на кровли всех остальных блоков, плюс еще радиоактивная вода, поскольку включилась система пожаротушения, и все начало растекаться по подвалам, залило все основные блоки. Третий блок выключили, второй выключили, первый оставили работать. Поэтому и весь местный персонал, который там был, тоже нахватался этой радиации.

А солдат набросили на крышу, чтобы потом топливо это растащить. Попытались нам помочь европейцы: немцы дали роботов, их забросили с вертолета на крышу, роботы начали работать, но не выдержали излучения. А потом солдаты мало того, что это топливо сбрасывали, так потом еще и этих роботов, которые впитали в себя радиацию. И Бог знает, какой уровень радиации они получали. Было написано: не более 25 рентген, а получали там конечно реально больше.

Виктор Дюков: Измерения проводились следующим образом: офицер с приборами стоял, а вокруг бегали солдаты - призывники из запаса. Контроль шел по датчику офицера, но офицер стоял, а солдаты двигались. В одном месте могло быть 5 рентген, а через 2 метра - все 100, и кто сколько взял радиации на самом деле не ясно.

Виктор Баринов: В результате определяли так: если знали, что уровень где-то 100 рентген, то чтобы попасть в 25 рентген, ему надо находиться там четверть часа - 15 минут максимум. Пробыл он 15 минут - все, генерал сразу вручал ему приказ о демобилизации, и участие его заканчивалось. Хотя на самом деле он мог больше получить больше радиации.

Александр Балакирев: Я сам призывался и был командиром взвода радиационной разведки, и своих я ни разу не переоблучил и никогда ребят не подставлял, это однозначно. У меня был такой случай, когда мне генерал-майор Комлев сказал идти в транспортный коридор - а там сплошной мусор. И я говорю: письменный приказ, дорогой мой, потому что мы дозу свою получили. Потому что если у меня написана разрешенная доза 1 рентген в приказе, который я привез оттуда, то даже если я схвачу 5 рентген, мне все равно в учетную карточку напишут один. И я ответил генералу, что пойдем только при получении письменного приказа. Он говорит: "Тогда с тобой будет заниматься первый отдел". Ну, правда, занимался. Евгений Сафонов: Призванные на сборы солдаты выполняли самую грязную работу, их называли мусорщики, дворниками: пробивали завалы - всю грязь собирали руками, в том числе и на соседних блоках, куда попали эти радиационные куски. У солдат все средства защиты были - только "лепесток", такая марлевая повязка с пропиткой.

Виктор Баринов: Вокруг четвертого блока было принято решение соорудить бетонный саркофаг, поэтому дополнительно готовили фундамент, заливали бетоном.

Александр Аникеев: Под реактором была сделана бетонная подушка примерно 30 на 30 метров, и в каждом кубе бетона было зачеканено по 2 термопары для температурного контроля. Кроме того, внутри бетона была сеть нержавеющих труб: в случае разогрева реактора должна была подаваться холодная вода для охлаждения, а потом уже начали по этим подушкам закрывать саркофаг.

Тогда была поставлена задача к 1 декабря саркофаг сделать в эксплуатацию. Вот 10 ноября меня вызвали туда для пуска и ввода в эксплуатацию саркофага. Мне надо было принимать систему безопасности - нейтронный контроль, система охлаждения, контроля температуры - много, чем я занимался. Потом надо было набрать персонал, обучить его, постоянно следить и контролировать. А когда писали регламент по обслуживанию, дали ему название объект "укрытие", так и назвали: регламент по обслуживанию объекта "укрытие".

ИА REGNUM: Каково было отношение власти к "чернобыльцам" в советское время и что изменилось сейчас, особенно принимая во внимание вступление в силу 122-го закона?

Виктор Дюков: В советское время к ликвидаторам Чернобыльской аварии относились с уважением. Законов тогда никаких в отношении "чернобыльцев" не было. На предприятии, откуда я поехал, там относились с уважение, предлагали много путевок -был выделен спецсанаторий. В то время был дефицит, но мы все получали - и мебель, и холодильник, и телевизор, стиральную машину. В общем-то, можно было приобрести все.

Виктор Баринов: Сегодня практически каждый второй "чернобылец" в области инвалид - из 3 тысяч ликвидаторов 1,5 тысячи. И вот достигает он пенсионного возраста, и выбирает: ему либо пенсию дают по возрасту, у нас на десять лет раньше у "чернобыльцев" пенсионный возраст наступает, либо по инвалидности. По идее, должны 2 пенсии дать - по инвалидности и по возрасту. Нет, выбирай. А пенсия - что такое, 3-я группа 800 рублей. И теперь к закону добавили выплату за ущерб здоровью. И размер планировали раньше 7 минимальных зарплат (до вступления в силу 122 закона), а теперь сделали усреднено: кто имел третью группу - тысячу рублей в месяц, вторая группа - 2,5, первая - 5 тысяч.

Александр Аникеев: Первый чернобыльский закон вышел в 1991 году, затем в 1992 - корректировка, и в 1995-м - базовый закон, который приравнял инвалидов-"чернобыльцев" к профбольным. Возмещение вреда по деньгам получалось в нормальном размере. Но этот закон говорил, что индексация возмещения вреда должна проводиться пропорционально МРОТу. Потом проходит время, наступает 2001 год - ага, "чернобыльцам" если брать из заработка как возмещение вреда получается слишком много, надо срочно придумать другой закон. 15 февраля 2001 года выходит другой закон, по которому выплачивают фиксированную сумму. Индексация шла не по МРОТу, а по прожиточному минимуму. Но они просчитались: за 3 года у нас в области прожиточный минимум вырос почти в 2,5 раза. Но правительство не индексировало, индексировали нам в течение 3 лет через суды. 29 апреля 2004 года выходит другой закон согласно которому индексация проводится по прогнозируемому коэффициенту инфляции. В том году на 8% нам увеличили. А реально-то он получается 15-20%!

С индексацией по МРОТу суды всячески дело тормозят. У нас сложилась такая серьезная ситуация в Нововоронеже - уже 6 человек подали кассационную жалобу. А почему: там на тот период, когда мы уходили, особенно основная масса ушла 1996 - 1998 годах, в тот период мы работали согласно правилам возмещения вреда, как профбольной, и там закон говорил, что нужно индексировать нам заработки как для начисления пенсии, но не по МРОТу. Когда начали применять коэффициент пенсии - у нас судья один коэффициент выкинул без обоснований. Я так хочу и все. Сейчас этим вопросом занялась наша прокуратура, подала свой протест, сейчас я в областной поддержку получил. Получается, у нас сейчас идут бесконечные суды. Мало того, суд проходит, присудили долг - долг ждем по 2-3 года. При этом по всей России отсудились только 42% Это же какая экономия денег государству! Государство решило: не надо централизованно, кто знает - в суд подаст, кто не знает - так.

Александр Аникеев: В общей сложности, если проанализировать ситуацию, начиная с 1991 года, в связи с выходом этого пресловутого 122 закона, все наши льготы на 60-70% ухудшились. А это сплошное нарушение Конституции. Каждый закон только ухудшал положение "чернобыльцев". С лечением - совершенно глупая ситуация. Закон говорит: лечение для чернобыльцев абсолютно бесплатное. Все, лечите бесплатно. Нужны лекарства - пусть больница приобретает и лечит. А то приходит человек к терапевту на прием, например, с больными сосудами. Он смотрит в этот перечень - аспирин, международное название его атицилсалициловая кислота. А сейчас под этим названием идут венорутон, тромбоаз - а название одно и то же - аспирин. Я разговаривал с врачами: они говорят - пришлют перечень, на вид лекарств - во, а если проанализировать, то этих лекарств в 6 раз меньше. Лекарство одно, а его названий может быть 6-7.

Виктор Баринов: Одной из главных льгот лишили "чернобыльцев" - это внеочередное приобретение жилья. За эти 20 лет порядка 600 человек получили квартиры, в основном инвалиды. И в настоящий момент такая же очередь еще осталась - где-то пополам, 300 инвалидов, 300 участников. Жилищная программа для тех, кто стоял в очереди до 2005 года, сохранилась Вот за 2005 год - 30 квартир, и это достижение, в 2004 году их было в 2 раза меньше. И то посчитать, если 600 нуждающихся разделить на 30 - это 20 лет. 20 лет чернобыльцы у нас вряд ли протянут.

ИА REGNUM. В последнее время все настойчивее ведутся разговоры о перспективах атомной энергетики, о необходимости развивать ее в России. Как вы относитесь к этому?

Александр Аникеев. Здесь не надо путать: например, в Нововоронеже стоят реакторы типа ВВЭР, а те реакторы были дешевые, строились наспех. Наши реакторы очень надежные. Я живу в Нововоронеже, вокруг посадки сосны. Так вот, если бы были какие-то выбросы, сосна стояла бы желтая, а вы посмотрите - там все в зелени. Ведь сосна - первый индикатор. На сегодняшний день пока не придумано более дешевого и экологически чистого способа получать электроэнергию. Александр Балакирев: И альтернативы пока в ближайшее время атомной энергии нету. Другое дело - дурака посадить за пульт управления, это одна ситуация, но от дурака никто не застрахован.

Виктор Дюков: За эти 20 лет в Нововоронеже вся система безопасности, все переделано - согласно международным нормам. Представители МАГАТЭ постоянно бывали у нас, усилен контроль со стороны ГАЭНа - Госатомэнергонадзора: без подписи ГАЭНа станцию просто не запустят. Остановят на плановый ремонт, и пока ГАЭН не подпишет, никто не даст команду запустить реактор.

Виктор Баринов: Во всяком случае, если еще где-нибудь, не дай Бог, произойдет второй взрыв, то уже таких героев, как в Чернобыле не найдут. Случись такая авария, так солдаты под трибунал пойдут, но не туда. Никто больше не поедет, тогда патриотизм был.

Александр Аникеев: Особенно сейчас, когда у нас борьба в судах идет, дети мои видят, внук уже большой - не дай бог что случится - дети наши не пойдут. Они видят это скотское отношение, которое сейчас сложилось к "чернобыльцам", и мы не можем уже воспитывать детей на этом примере.