Как я научился не волноваться и убил Гитлера: 10 лет «Бесславным ублюдкам»

Квентин Тарантино, работавший в кинопрокате, написавший сценарии к картинам Тони Скотта, Оливера Стоуна и Роберта Родригеса, известность получил благодаря своему первому фильму, причем строго жанровому, «Бешеные псы», а застолбил свое имя «Криминальным чтивом», создав новый язык, стиль и интонацию кино. Кажется, все уже сказано и придумано, поэтому Тарантино переплавляет кино, предлагая взглянуть на него по-другому, играючи, жонглируя формой и содержанием. Режиссер работает не столько со смыслами, сколько с самим кинематографом, интерпретируя культовые фильмы и жанры целиком.

Так что же назвать шедевром главного постмодерниста Голливуда: «Криминальное чтиво», который стал главным фильмом 90-х и которому в этом году — 25 лет, или «Бесславных ублюдков», седьмой и самый кассовый (до «Джанго освобожденного») фильм Тарантино? Эта дуэль совершенно бессмысленна и беспощадна. Оба — агрессивные и жестокие, номинированные на «Оскар» за сценарий и режиссуру. Оба — ни разу не архаичны. Один — квинтэссенция постмодернизма в кино. Неслучайно эта многослойная криминальная комедия черт знает о чем принесла Тарантино «Золотую пальмовую ветвь» и первый «Оскар» — за оригинальный сценарий. Другой — великолепный урок в построении классического хичкоковского саспенса. «Бесславные ублюдки» — безупречное кино и олицетворение самого Квентина Тарантино. Хотя кто-то скажет, что шедевр — «Омерзительная восьмерка», 70-мм полотно, возродившее пыльный вестерн. А для кого-то — «Бешеные псы».

В 90-х, когда Тарантино задумывал «Бесславных ублюдков» (благо, расправа над нацистами никогда не выходит из моды), о режиссере писали в контексте постмодерна. Если творчество Стэнли Кубрика строится на литературе, классической музыке, истории и философии, то Тарантино действует наоборот — в его творчестве гораздо меньше серьезности, если она вообще есть, и больше черного юмора. В 2000-х о нем пишут в контексте мести и любви, ибо режиссер делал кино о женщинах, которые мстят мужчинам, евреях, которые мстят нацистам, и неграх, которые мстят рабовладельцам. Однако в 2010-х пишут уже о политическом значении его произведений. И пока мы ждем «Однажды в Голливуде», главное событие года, вспомним про «однажды в оккупированной нацистами Франции».

«Бесславные ублюдки» — картина зрелого режиссера, который еще может и хочет похулиганить. Вот только название фильма, взятое у итальянского боевика 70-х, написано Inglourious Bastеrds вместо The Inglorious Bastards. Впрочем, можно подумать, что и это тарантиновский постмодернизм, а не банальная безграмотность. Кино это, эстетски снятое Робертом Ричардсоном под шикарный саундтрек с мелодиями Эннио Морриконе, про историю, хотя художник обращается с историей, мягко говоря, вольно, даже издевательски, но мысль про «ничего человеческого в нацистах нет» и «твари, которые носят нацистскую форму, будут уничтожены» — это всегда правильно и современно. Сам Тарантино очень точно сказал, что делать кино о войне бесполезно, потому что достаточно сказать всего три слова: война — это плохо, а лучше два: война — плохо.

Прежде всего, это гениально сыгранная и поставленная драма, а также кино про кино. Тарантино рассказывает про огнеопасную 35-мм пленку, с которой даже не пускали в трамвай, и демонстрирует это ключевой сценой из хичкоковского «Саботажа» — мальчик с бомбой в руках садится в автобус. Именно в этом эпичном триллере о нацистах и убийцах нацистов мастер саспенса наконец получает должное от человека, который любит кинематограф. Так что свое почтение Альфреду Хичкоку выражает не только Брайан Де Пальма. Квентин Тарантино проводит свою операцию «Кино», делая аллюзии не только на «Саботаж», но также на «В случае убийства набирайте «М», и насыщая фильм разговорами о кино, что превращает его в Сверхфильм. Очень точно заметил культуролог Александр Павлов:

«Тарантино суперкиношный. У него даже не аллюзии, а реверансы, цитирования, скрытые цитирования, бессознательные цитирования».

«Бесславные ублюдки» есть не что иное, как рассказ о кино как об оружии: символическом — нацисты смотрят пропаганду «Гордость нации», и буквальном — нацисты гибнут при взрыве и пожаре кинотеатра. Сила фильма не столько в альтернативной истории, сколько в построении саспенса, украшающего каждую из пяти глав, поставленных в разных жанрах (вестерн, нуар, мелодрама, шпионский триллер), которые в конце складываются в одну большую анархичную картину. Страх и напряжение, смешанные с любопытством, — вот, что делает этот детективный сюжет произведением искусства. Конечно, в творчестве Хичкока, в отличие от Тарантино, редко льется кровь, но нельзя не заметить одержимость обоих саспенсом. И хотя верный союзник Тарантино — это диалоги исключительно говорливых персонажей, делающие этих персонажей живыми, здесь режиссер придает разговорам особую остроту, хичкоковскую. Дело в том, что британец объяснял прием саспенса на примере бомбы, спрятанной под столом, когда ничего не подозревающие люди просто беседуют. И такая бомба в «Бесславных ублюдках» действительно есть, причем в прямом смысле — гора воспламеняющейся пленки, спрятанная за экраном кинозала, а также динамит, привязанный к американским шпионам, сидящим среди нацистов. Самое интересное происходит не на экране, а в зале французского (!) кинотеатра, где «режиссеров уважают».

Самое поразительное — первая глава, где бомба — не взрывчатка, а беглые евреи, спрятанные в хуторском доме, куда заглядывает хитрый и харизматичный эсэсовец, чтобы осушить стакан молока и поболтать с хозяином. Кроме самого разговора, раскрывающего образ «охотника на жидов» в блистательном исполнении Кристофа Вальца, которого справедливо наградили «Оскаром», Тарантино медленно показывает, что под столом, за которым сидит нацист, прячется еврейская семья. Когда режиссер тихонько раскрывает тайну хуторского дома, о которой нацист вроде подозревает, а вроде нет, происходит смена простого напряжения на саспенс. Зритель находится в заговоре с режиссером, заставляющим гадать, расколется ли француз, сдаст ли своих «гостей», притаившихся прямо под ногами эсэсовца. Тарантино соединил в одной сцене доброе и злое начала и как следует пропитал ее ожиданием, которое ценнее убийства Гитлера.

Доброе и злое существуют в неразрывной связке и в другой сцене — в таверне, где «ублюдки» встречаются с дивой немецкого кинематографа, эдакой нуарной роковой женщиной Бриджит фон Хаммерсмарк (очаровательная Диана Крюгер), чтобы обсудить план убийства по-тарантиновски карикатурного фюрера. Красота этой главы в том, что британский шпион исполняет роль немецкого офицера, находясь в кругу пьянствующих нацистов. Атмосфера круто меняется, когда появляется рояль в кустах: здесь это нацист в темном углу таверны, который улавливает странный акцент британца. Разумеется, и без того опасная обстановка накаляется до предела и заканчивается тем, что все угрожают друг другу пистолетами. Напряжение, однако, создано не в стилизованных перестрелках, а в разговорах.

Как и любой другой фильм Квентина Тарантино, «Бесславные ублюдки» прекрасен в деталях. Ирония разбросана повсюду: здоровенная курительная трубка эсэсовца, как у Шерлока Холмса, «неправильный» жест британца и любезнейший нацист, свободно владеющий итальянским, когда «ублюдки» прикрываются итальянскими киношниками. Режиссер бесподобно иллюстрирует, как легко проколоться в языке (в фильме язык играет важнейшую роль), но еще легче — в жестах и других мелочах. Добавьте сюда «Моя честь — верность» на ноже немецкого предателя и фильм «Гордость нации», который, по иронии судьбы, торжественно «убивает» сливки высшей расы, в чем как раз и выражается весь смысл тарантиновского творчества. Жестокость в фильме не только оправдана — она ничуть не мешает содержательному высказыванию автора.

Парадоксально то, что «Бесславные ублюдки» — вовсе не про «ублюдков», а про конфликт «охотника на жидов» и беглой еврейки (милейшая Мелани Лоран), которая скрывается в парижском кинотеатре и играет решающую роль в конце фильма. Вымысел важен как для названия, так и для сюжета, поэтому «ублюдки» становятся тенью истории. «Ублюдки» по-апачевски снимают скальпы и вырезают свастики, но на деле этот отряд самоубийц постоянно прокалывается и почти проваливает судьбоносную операцию.

Было бы странно ждать от Голливуда историческую правду. Вот и «Бесславные ублюдки» — явно антиисторический фильм. Это тарантиновский миф, авторский вымысел. Так видит художник — звучит банально, но именно это и есть правда. И да, Гитлера расстреливают американцы, но не просто американцы, а отборные американские евреи, среди которых, говорят, должен был быть Адам Сэндлер. Впрочем, важно другое — при всей условности этого остросюжетного эпоса немцы говорят по-немецки, французы по-французски, американцы и англичане — по-английски с щепоткой итальянского: buongiorno и arriverderci. Все это придает тарантиновскому мифу подлинность. Зовите это тарантиновским артхаусом. Субтитры в помощь. Неслучайно режиссера сравнивают с французской «Новой волной», чтобы связать его с культурным интеллектуализмом. Хотя Тарантино, скорее, противостоит этому снобистскому интеллектуализму. Тарантино — антикультурный, далекий от европейских артхаусников.

Большие идеи, как говорит режиссер, портят кино. И, как видно, «Бесславные ублюдки» — кино не только и даже не столько про войну. В основном люди сидят за столом и наставляют пушки буквально и метафорично. Вместо больших сражений — театральные постановки и настольные игры. Хотя это чуть больше, чем красноречивая солдатская байка. Взять хотя бы сравнение евреев с крысами. Нацист убежден, что сравнение ложное. «К белкам вы относитесь лучше, чем к крысам, не так ли? Но и те, и другие грызуны. И, за исключением хвостов, похожи, не так ли?» — рассуждает искусительно коварный эсэсовец, что как бы подталкивает зрителя к мысли: люди злые по природе, ведь человек не знает почему, но крыс не любит — просто не нравятся. Или Тарантино — «чудовище с редким даром убеждения»? А может быть, режиссер просто дурачится? «Геббельс считает, что фильмы, которые он снимает, — это начало новой эры. Альтернатива догмам Голливуда», — говорит британский офицер-кинокритик. Уж не про Тарантино ли это? Не про формалиста, влюбленного в кино, который разрушает классическое голливудское, щеголяя разными приемчиками, смешивая искусство высокое с низким, комическое с трагическим, элегантное с грязным, но где форма всегда служит содержанию?

Помимо того, что это изысканная винтажная сказка про войну без войны, как, между прочим, и «Омерзительная восьмерка», фильм «Бесславные ублюдки» демонстрирует, как работает кино и как публика это кино воспринимает. Не зря Тарантино использует ракурсы, будто персонажи смотрят прямо на нас. Здесь кино меняет реальность, а его пламя уничтожает не только нацистов, но и эту самую реальность. Обратите внимание, что на ход истории влияют кинокритик, киномеханик и актриса. Режиссер заявляет, что кино под силу не только менять реальность, но и отказаться от нее, делая это нагло, кроваво и поэтично. И именно здесь Тарантино умудряется мастерски превратить распитие молока, игру в карты и смакование штруделя в самые саспенсовые сцены в истории кино. Прав был «ублюдок», сказав: «По-моему, это шедевр».